Лучше писать живым друзьям. Не умершим. Чтобы клавиши от слез не слепило. Лучше писать в альбом, что нибудь мягкое, задумчивое, полушутливое. Лучше писать, ожидая простой и теплой улыбки, отклика на вопрос, смеха, взгляда.
Я знаю, что ничего этого уже - не станет, не будет, не произойдёт. Что жест навсегда утрачен. И аромат. Тонкий аромат ириса, например. Его так любила Виктория, раскладывала на оттенки, ноты, касания. О нем писала совсем недавно, а мы взахлёб читали, и нас покоряло чистое и совершенное владение не то, что в формою рифмы – само собою, да, это первое условие совершенного Таланта. Покоряло то, что ты и не замечал будто, что стихи пред тобою. Ты будто бы воду пил. Родниковую, чистую.
Там, где ни тиной ни мхами не брезгуя,
Омут своих не проявит границ,
Ирис болотный пред звёздною бездною
Как перед зеркалом падает ниц.
В этой дремучей и сказочной местности
Вам или мне не бывать никогда -
Там ли химера ворчит в неизвестности,
Там ли горчит прудовая вода,
Там гуси-лебеди кипенью белою
Бледными крыльями плещут в ночи,
Ведьма ль седая рукой плесневелою
Перебирает лесные ключи.
Млеет от таинства как от наркотика:
Волосы дыбом и рот до ушей,
Стрельчатых елей соборная готика
Русскому духу вполне по душе.
Смертным тропинка туда заповедана:
Где тридесятое? - на-тко, спроси!
Крепкое место - одно из неведомых,
Из потаённых чудес на Руси.
Коль у порога разграялись вороны,
Скользкие гады к душе подползли -
Станет сокрытой сердечной опорою
Стан горицветов родимой земли.
Стелется запах броженья и сырости,
Зыбится космос лесного пруда...
Ирисы, ирисы - вещие ирисы,
Светлы касатики - чёрна вода.
И лишь потом замечал ты, что вода эта не только чиста, но и глубока и много в рифмах и образах оттенков и смыслов потаенных, не сразу они и откроются.
Заворожат и завлекут сильно, и так прочно, что стихи эти ты и не сможешь совсем забыть. А на вид они очень просты. Виктория Бурцева, матушка Ника, и сама была бережно проста и тепла в общении с людьми, как милый всем, ясный солнечный луч. (Просто по бытию своему уже - согревающий теплом, потому что он - есть. Бесхитростно, по доброму, не обжигая, не вовлекая в смятение. ) Глубину мира своего поэтического, тонкого, филологического, серьёзного Виктория Бурцева, - лауреат премии имени И Царёва, и других конкурсов и премий обладатель, автор двух поэтических книг, всегда застенчиво и настойчиво от нас, читателей и друзей, прятала. А мы сильно и не стремились узнать тайну истинного поэта. Да и нужно ли это?
Но Тайна в лице Виктории властно продолжала ворожить над рифмами и темами стихотворений. Они часто ошеломляли до предела:
Прислушайся, Эдип, как стонет ветер жгучий,
Животно воет высь - то не по нам ли вой?
Мне кажется, Эдип, полуночные тучи
Свести расчёт сошлись с моею головой.
В горячке и в сердцах гроза промчится мимо,
И я задую свет, прильнув к тебе плечом.
Ты - никакой не царь, а просто мой любимый,
С тобой мы не в родстве, и Фивы - ни при чем.
Стасимов* чехарда - убрать два-три абзаца,
Слегка умерить шаг, чтоб в бездну не упасть;
Богами выбор дан - вольно бы отказаться,
Но каждая душа свою лелеет страсть.
И встало на дыбы поруганное царство:
Трагедии финал! И пало с неба в грязь
На высверке судьбы мне имя:"Иокаста!"
Никто не принуждал, но я отозвалась...
*Стасим - часть древнегреческой трагедии или комедии.
© Copyright: Бурцева Виктория, 2012
Свидетельство о публикации №112112310247
Читая это вдруг ловишь себя на мысли, что сила таланта Бурцевой настолько чиста и велика, что она могла написать все что угодно: и греческую трагедию и страстную драму, и чистейшей прелести сонет виолончельный в «шекспировом духе», и дантовы терцины, и оберёг и закличку, и свадебный гимн, и хорал. И не было миру её образов предела никакого, в поисках самых верных, тонких, пронзительных нот души. И ни в чем, и никогда не было греха и диссонанса, ведь самая чистая молитва для Бога - это есть то, что поэт творит . Пишет. Произносит. Его стихи. Его рифмы. Его ноты на выдохе и вдохе..
Как то Виктория обронила от себе в одном из писем: ко мне, что лира её скромна. Я не согласилась Она не спорила. Негромкие слоги прозрачно рифмовались, лились в её тетрадях. И потом я прочла внезапно вот это. И строки обожгли, как взлетевшая вверх искра:
Para avis.
«А я и вовсе иная птица»... Игорь Царёв.
Резкий ветер от болота
С холодом пришёл,
Я листочек из блокнота
Грею за душой,
А на нём - стихотворенье,
Ветряная стынь -
Хитромудрое творенье,
Что твоя латынь:
Пусть его забанит сервер,
Забубнит борей -
Улетит оно на север
С логикой своей.
Не журавль и не аист,
Не спорхнёт на ток -
Нет, из этой rara avis
Вряд ли выйдет толк.
Слышу я, когда надсадно
Свищет аквилон,
Как трепещет лист тетрадный,
Но как счастлив он!
И когда - с дрожащим, тонким! -
Встану у реки -
Порскнет белым воронёнком,
Вспугнутым с руки.
Я читала и погружалась в бездну, и увлекал меня её поток, её мир, и я думала, что все неисчерпаемо. У этой, и правда, «совсем иной птицы» У Виктории Бурцевой.
Но вышло иначе. Она сама вспорхнула от нас белым вороненком» улетев в такие пределы, где родники неиссякаемые, представ перед облаками, как ангел, в одеянии из помыслов, деяний и слов. Более, увы, в царствии небесном дороже ничего и нет. Особенно для поэтов. Аксиома. Не моя. Не мной доказанная.
___
@ Лана (Светлана Астрикова). Авторский текст.