Порой прошлое пытается разрушить будущее - и тут нужно решить, что важнее: призраки и скелеты в шкафу или настоящая жизнь и любовь, здесь и сейчас...
Предыдущая глава
Все тамарино существо сжалось в маленький тугой комочек, она подхватила отца под локоть и широким шагом направилась следом за Сашей, но тут же поняла, что далеко идти не нужно: прямо в коридоре стояла огромная толпа художников - всех, кто мог в это время быть на работе - да еще Сергей Тутаев, Сусанна и Егор... У каждого в руках был бокал с шампанским. Тамара огляделась, чувствуя себя зверьком, загнанным в ловушку, ища виновника всего этого безобразия. Он не заставил ее долго ждать - подошел откуда-то сзади, весь сияющий, как начищенный медный чайник, причесанный, в отутюженном костюме, и вложил ей в руки бокал с шампанским. Не дав ей вымолвить ни слова, он тут же громко заговорил:
- Дорогие друзья, позвольте мне объяснить, зачем вас здесь собрали и поделиться с вами своим счастьем. Я наконец встретил девушку, ради которой готов расстаться со своей свободой и многими другими вещами, принеся их в жертву новой жизни, - Гриша многозначительно посмотрел на отца, на лице которого гневно играли желваки. - Прошу вас поздравить меня с помолвкой вот с этой замечательной женщиной, - он положил руку на спину замершей в ужасе Тамары, - талантливой художницей и самой обаятельной красавицей, какую я только встречал в своей жизни.
Первую реакцию произвел Егор - он с ожесточением бросил бокал на пол прямо вместе с шампанским, забрызгав нескольких стоявших рядом людей, испуганно отскочивших в сторону, и гордо удалился. Так же поступил со своей чашей и Тутаев-старший, только он при этом громко завопил:
- Только через мой труп! - и направился к отцу нареченной невесты.
Владислав Александрович испуганно попятился от приближавшейся массивной фигуры закадычного врага, Гриша бросился ему на помощь, но немного не успел - Сергей Валентинович вцепился в горло бывшего друга и стал его душить. Тоже устремляясь к ним, Тамара мельком успела заметить, что Сусанна одна из всего заинтересованного квартета стоит совершенно спокойная и внимательно наблюдает за разворачивающимися событиями. Сражающихся художников принялись разнимать несколько мужчин, и они успешно отодрали обезумевшего от гнева Тутаева от Степанцова, но дочь увидела, что лицо ее отца побагровело, и он держится за грудь. Его очень аккуратно положили на пол, Гриша быстро вызвал скорую, а потом подлетел к отцу и принялся его отчитывать. Тот гневно отвечал что-то, но Тамара не слышала, что - она склонилась над папой, из глаз ее потекли испуганные слезы. Она лет пять столько не плакала, как в последний месяц.
- Папа, папочка, - шептала она жалобно, - пожалуйста, папочка, не уходи, ну их, всех этих мужчин с их семейными проблемами, лучше я буду старой девой, только, пожалуйста, останься со мной!
Она разревелась по всей форме, и когда приехали врачи, они не взяли ее с собой в реанимобиль. В больницу ее вез Гриша, и на нем не было лица.
- Тамара, прости меня, пожалуйста, - мучительно хмурясь, умолял ее он. - Если бы я мог хотя бы предположить, что случится что-то подобное, клянусь, я не стал бы затевать этот цирк. Я просто не смог придумать ничего лучше публичной помолвки, чтобы заставить тебя поверить в меня.
Тамара упорно молчала в ответ.
- Тамара, ответь мне, - потребовал Гриша, - иначе я совершу что-нибудь ужасное...
- Это было глупо, - мрачно бросила она, - Ты даже не спросил меня, прежде чем устроить это шоу... а то, что ты позвал обоих наших родителей... очевидно, что ничем хорошим это не могло закончиться.
- Ты совершенно права, - кивнул Гриша, - но придумай, пожалуйста, способ доказать, что я не собираюсь обесчестить и сразу бросить тебя.
Она молчала.
- Тамара, - позвал ее Гриша, и в его голосе слышалась мольба, - пожалуйста, не молчи. Я с ума сойду, если ты меня бросишь. Ты нужна мне, необходима, как воздух...
Тамара прикрыла глаза и откинула голову на спинку сиденья.
В больнице ее не пустили к отцу - он был в реанимации, и она провела долгий и мучительный день в бездушно-белом коридоре, не получая никаких утешительных новостей. Потом Гриша, который сидел или топтался все это время возле нее, иногда пытаясь накормить или напоить, от чего Тамара наотрез отказывалась, выхлопотал ей комнатку и уложил обессиленную художницу спать.
Где-то около полуночи в палату, где безмятежно спала его возлюбленная, а сам Гриша сидел и наблюдал за ней (ему не спалось), вошел врач и сообщил, что жизнь Владислава Александровича в данный момент вне опасности, но в целом ситуация такова, что ему срочно нужна операция на сердце. Сделать ее можно только в Москве и вот за такую сумму - доктор протянул художнику бумажку, на которой красовалось семизначное число. Гриша некоторое время смотрел на листок, спокойно обдумывая свое положение, и в конце концов коротко кивнул: отправляйте. Он хорошо следил за своими сбережениями и знал, что до означенной суммы ему не хватает сущих пустяков, поэтому он взял телефон, вышел в коридор и набрал своего агента. Артур нравился ему тем, что брал трубку в любое время дня и ночи и вел себя в любой ситуации в высшей степени профессионально.
- Мне нужно триста тысяч, - по-деловому сухо сообщил ему Гриша. - Поезжай завтра как можно раньше утром в мастерскую в Доме художников и выбери там все, что тебе понравится.
Артур принял информацию, и Гриша был абсолютно уверен, что завтра-послезавтра деньги уже будут у него на счету. А потом позвонил отец. Он долго плевался в трубку ядом и напоследок сказал, что с этого дня он ему не сын и не член Союза, раз какая-то курица ему дороже родителя.
- Хорошо, - спокойно ответил ему Гриша, - как скажете, Сергей Валентинович, - и положил трубку.
Тамара проснулась довольно поздно, и на ее вопрос об отце Гриша честно ответил, что тот уже на дороге в Москву.
- Почему? - обеспокоенно спросила Тамара. - Что с ним? Ему стало хуже?
- Нет-нет, он в порядке, - улыбнулся Гриша, - просто его надо немного подлатать. Сейчас мы с тобой поедем туда.
- Мне надо заскочить домой, - пробормотала Тамара, и у Гриши невольно засосало под ложечкой: он ведь никогда еще не был у нее.
Войдя в квартиру, он с удовольствием осмотрелся и понял, что ему тут нравится. Царивший в жилище творческий беспорядок импонировал ему, а энергетика тут была невероятно позитивной, и во всем чувствовалась чуткая рука молодой женщины.
Тамара попросила его подождать в кабинете - там явно находилась мастерская: толпами стояли подрамники и холсты и было очень любопытно их рассматривать, потому что у Владислава Степанцова была весьма интересная манера, но Гришу неотвратимо влекло в комнату, где закрылась его девушка. Он помялся несколько секунд на пороге, а потом решительно толкнул дверь. Тамара испуганно повернулась к нему, прикрыв грудь в кружевном лифчике тонкой сорочкой, которую она держала в руке. Гриша не стал изображать из себя невинность, быстро приблизился к ней, притянул ее к себе и стал неистово целовать, как вдруг отчетливо почувствовал, что она отталкивает его. Неужели опять все сначала?
- Перестань, - попросила Тамара.
- Нет, не перестану, - раздраженно ответил Гриша. - Уже сутки, как я во всеуслышание объявил тебя своей невестой, и до сих пор не воспользовался своим положением.
- Но ведь ты не спрашивал, согласна ли я! - возразила Тамара.
Гриша тяжело вздохнул и разжал объятия. Тамара молча надела блузку и сумрачно посмотрела на него.
- Так ты... не согласна? - наконец выдавил он.
- Нет, - покачала она головой. - Прости, я не могу, из-за этой помолвки чуть не умер мой отец, это слишком высокая цена...
- А как же я? - скорбно, с обидой вопросил Гриша. - Ты вот так просто выбросишь меня из своей жизни?
Тамара молча закусила губу.
- Хорошо, - сказал Гриша, - всего один, последний вопрос, только честно: как ты ко мне относишься? Что ты чувствуешь?
- Я не могу об этом думать, - помотала головой Тамара. - Прости, сейчас не могу.
- Понятно, - кивнул Гриша, чувствуя, что земля уходит у него из-под ног.
Вот так разом лишиться всего - и остаться ни с чем. Что ж, иначе он поступить не мог.
- Вот адрес и телефон клиники, куда отвезли твоего отца, - сказал Гриша, кладя на старенький комод бумажку, которую ему дали в больнице. - Тебе придется ехать одной, а мне надо уйти, иначе я чего-нибудь натворю...