Есть у меня брат – Мишка. Все его детство я была для него нянькой, потому что наша мама пахала на куче работ, как вол. В девяностые все, кто хотел выжить, пахали, как волы. А впрочем, и сегодня без вынужденного трудоголизма никуда.
Ох и неблагодарное это занятие – быть Мишкиной нянькой, потому что почти все мальчишки – тезки архангела вовсе не ангелы по характеру: все время что-то выдумывают и вытворяют. За ними глаз да глаз! И семи нянек не хватит, чтобы за Мишкой доглядеть, не то что одной сестрицы, которая старше братца всего-то на семь лет.
Поджигарник
Верите ли вы в гороскопы? Я – нет. В 99 процентов случаев. Но один оставшийся процент – это исключение, которое относится как раз к моему брату. Он родился в год Огненного Дракона, да и по знаку Зодиака он Овен, чьей покровительственной стихией считается огонь. Все Мишкино детство в нашей квартире и окрестностях дома постоянно что-нибудь горело по причине его бурной деятельности, так что, похоже, гороскопы иногда работают.
Первый маленький пожарчик приключился в тот вечер, когда мама с крошечным Мишкой (он родился недоношенным, был тощеньким и даже не умел сжимать длиннопалые ручонки в кулачки) вернулась из роддома домой. Она поставила на плиту эмалированную плошку, налила немного воды, погрузила в неё соску-пустышку, чтобы прокипятить, и начала гладить сыновьи пелёнки-распашонки. Увлеклась, начисто забыв о включенной плите, и вспомнила о ней, лишь когда запахло жженой резиной. Мы синхронно бросились на кухню и увидели, как в плошке, из которой выкипела вода, маленьким красивым костерком пылает пустышка.
С тех пор пошло-поехало. Когда трёхлетнего Мишу кто-то из взрослых спросил, кем он хочет стать, когда вырастет, брат без раздумий ответил:
- Поджигарником.
- Может, пожарником?
- Нет. Поджигарником. Я буду поджигать разные ненужные вещи, а тушить их не буду – они же ненужные, так что пусть горят.
Мишке тут же была прочитана лекция на тему «Спички детям не игрушка», но он, как нетрудно догадаться, пропустил её мимо ушей.
Клуб под ивами
Мы жили в Челябинске, в длинном, на одиннадцать подъездов, доме, завернутом в полукруг. Своей выгнутой спиной дом повернулся к гудящему машинами Копейскому шоссе, а его чашеобразный двор был тих и зелен.
Строители пощадили семейство мощных высоких ив – деревья продолжили расти теперь уже не на пустыре, а в глубине нашего огромного двора. В их раскидистых кронах с весны до поздней осени мальчишки городили шалаши. Под ними же летом кострили – пекли картошку или плавили свинец, чтобы отлить из него простенькие фигурки.
Мишка, который к своим пяти годам начал гулять самостоятельно, был завсегдатаем пацанячьего клуба под ивами. Домой приходил почти по темноте – грязный, будто по-пластунски прополз через весь Ленинский район, но вкусно пахнущий краковской колбасой. За несколько часов у костра он успевал прокоптиться насквозь! Мама никогда не ругалась на него за неопрятный вид: спокойно отправляла одежду в стирку, а брата – в ванну. Очевидный плюс Мишкиных прогулок заключался в том, что он постоянно находился на виду: площадка под ивами прекрасно просматривалась из наших окон на первом этаже.
Однажды, когда мама работала в ночную смену, Мишка пропал. Я, в очередной раз выглянув в окно, не увидела его среди возящихся у костра мальчишек. Солнце быстро катилось за девятиэтажки, а значит, нужно было скорее отправляться на поиски брата – попробуй разыщи его в закоулках, где фонари в последний раз светили ещё при СССР!
- Миха? Так они с Лёнькой в 43-й двор ушли, там старшаки бросают в огонь батарейки и смотрят, как те взрываются, — охотно сообщил мне местонахождение моего братца вихрастый и чумазый пацанёнок, когда я подбежала к костру.
В соседнем дворе трое подростков заливали водой из помятой полторашки догорающие угли. Ни брата, ни неизвестного мне Лёньки там не оказалось.
- Миха? Так они с Саней на Пограничную, 2 рванули. Там у костра Санин брат под гитару поёт – он вчера дембельнулся, — подростки ещё что-то говорили, но я уже их не слушала, потому что мчалась сквозь густеющий сумрак в очередной двор. «Господи, Саня какой-то на мою голову…», — по-взрослому ворчала я под чёткое шлёпанье собственных сланцев.
Надо ли говорить, что я вновь пришла к погасшему костру?
Дворы, дворы, тонущие в непроглядной тьме дворы… Неспокойное время. Неспокойное место. А вдруг с братом что-то случилось? Я обшарила целый микрорайон – но тщетно. В панике я возвращалась домой. Воображение рисовало страшные картины самых разных бедствий, которые могли приключиться с беззащитным ребенком в ночном городе. В конце концов все мои страхи схлопнулись в единственно верную мысль: «Надо позвонить маме на работу и сказать, что Мишка пропал».
К неописуемому моему счастью, никуда звонить не пришлось: чёрный от копоти братец, даже не снявший с себя уличную одежду, дрых богатырским сном на нерасправленной маминой кровати.
Домашний арест
Ещё одним излюбленным местом для детских игр в тёплое время года были ниши под лоджиями первого этажа. Каждая ниша представляла собой «домик» с тремя боковыми стенками, в котором мог спокойно стоять ребёнок в полный рост. Полом такому домику служила отмостка, потолком — бетонные плиты балконов.
Обычно в нишах девчонки играли в дочки-матери, а пацаны устраивали штаб для «войнушки». Михаил же нашёл такой нише нетривиальное применение – он превратил её в полигон для сжигания бытовых отходов. И не только отходов.
Сначала он сжёг мои школьные тетрадки. Потом испепелил половину моей коллекции открыток, но был пойман за их хищением, когда в очередной раз забежал домой с улицы.
- Ещё раз зайдёшь – загоню! – грозно пообещала я. Миха тут же отступился от коробки с открытками, схватил с полки в прихожей спички и ещё не прочитанную мамой «Вечёрку» и смылся восвояси – от злой сестрицы подальше.
Вскоре из окна я увидела, как он, надрывая пуп, тащит с помойки в нишу выброшенную кем-то тумбочку. Ну, тащит и тащит… Домик, наверное, обустраивает. Откуда же мне было знать, что он решил её поджечь!
Я домывала посуду, когда в дверь постучали — громко и нетерпеливо, так, как может стучаться невероятно разгневанный человек. На пороге стоял наш сосед – интеллигентный, тихий дядька, тромбонист, работавший в филармонии. Он был непохож сам на себя: взбудораженный, с красным лицом и перекосившимися очками.
- П-п-понимаете, я вышел п-п-покурить на балкон, — заикаясь от возмущения и отчаянно жестикулируя, рявкнул он. – И об-б-бжёг п-п-пятки! Потому что ваш б-брат жжёт под моим б-б-балконом какую-то мебель! Там п-п-пламя во всю нишу высотой!
Я схватила ведро, налила в него воды, докричалась до Мишки, спустила ведро на верёвке вниз (так быстрее, чем бежать), тут же набрала следующее… Вскоре огонь был потушен, а братец, поработавший не только поджигарником, но на этот раз и пожарным, поволок недогоревший остов тумбы обратно на мусорку.
Узнав вечером о происшествии, мама посадила Мишку на три дня под домашний арест, по окончании которого он …сразу же поджёг в нашем подъезде мусоропровод – из любопытства. Тушить трубу, проходящую через все девять этажей, было бесполезно – уж больно хороша оказалась тяга. Пришлось звонить «01». Благо, обошлось без пострадавших и даже без штрафа. Соседи дружно решили, что кто-то выбросил в люк мусоропровода непотушенный окурок, а мы, признаюсь откровенно, не стали их в этом разубеждать.
Просто Мария и просто Михаил
Другой летний минипожарчик Мишка устроил прямо при маме. Поутру он возился на балконе – увлечённо катал машинки по широкому подоконнику и строил из кубиков гараж. Мы с мамой, задёрнули шторы, чтобы спрятаться от жары и слепящего солнца, и сели смотреть очередную серию бразильской теленовеллы «Просто Мария».
Мария страдает, Хосе Игнасио крутит роман с Лаурой, Мишка чего-то бубнит на балконе в паре метров от нас – всё в порядке, жизнь идёт своим чередом.
Вот Мария встретилась с Виктором Карено, вот Хуан Карлос спешит на встречу с давно покинутой им Марией, вот Мишка вышел с балкона, радостно крикнув на ходу: «Мам, я купаться в ванную!». На экране ручьём льются слёзы, в ванной шумит вода, с балкона тянет дымом.
- Мам, а он ничего не поджёг? — я заподозрила неладное.
- Кто? Карено? — мама сначала не поняла, о чём я, но уже через секунду, переключившись с сериала на реальную жизнь, стремительно раздёрнула шторы. По всему балкону жирными чёрными хлопьями летала сажа. В дальнем углу дымился мешок с нашей малой обувкой, приготовленный к отправке в деревню – там было кому донашивать наши крепкие ботиночки и сандалии.
Схватив тлеющий мешок (хорошо, что у него не успело прогореть дно), мама пронесла его через всю квартиру и погрузила прямо в ванну, где в ароматной пене блаженствовал Михаил. Вода в ванне тут же почернела. Мишка молча встал, молча окатил себя водой из душа, молча вытерся и оделся и молча прошлёпал в угол, хотя никто его туда не посылал.
«Я разлюбил огонь»
Точка в огненной эпопее была поставлена через несколько лет.
Мишка поднимался на восьмой этаж, где жил один из его бесчисленных друзей, в лифте. На четвертом этаже лифт вздрогнул и встал. В нем что-то затрещало, бахнуло, словно петарда – и кабинка начала наполняться едким дымом. Мишка жал на кнопку связи с диспетчером, но она не работала.
Он, десятилетний мальчуган, запаниковал, начал кричать. На счастье, его услышали знакомые девчонки – они прибежали ко мне с криком: «Ваш брат в первом подъезде в горящем лифте задыхается!». Я бросилась на помощь, но чем я могла помочь? В кармане наспех наброшенной кофты не нашлось ничего, чем можно было бы открыть запертые створки, но зато там нашлась шариковая ручка. Я выкрутила её среднюю часть, просунула в щель между дверьми лифта, приказала рыдающему Мишке: «Дыши через трубку!» — в подъезде было не так дымно, как в кабинке. А сама ринулась в соседний дом, где располагалась лифтёрная. Хорошо, что мастер оказался на месте – он спас от занимавшегося огня брата и лифт.
Когда мы вернулись домой, Мишка серьёзно сказал:
- Я разлюбил огонь.
Больше он к спичкам не притрагивался.
Потом, конечно, были и другие шалости, но в конце концов Михаил вырос в нормального дядьку. Он не стал поджигарником, и пожарным тоже не стал. Из него получился толковый электрик, который к тому же неплохо разбирается в компьютерах.