Проворно орудуя левой рукой, хозяйка стала разливать по чашкам горячий напиток, немого смутившись, когда из фарфорового чайника от наклона упала крышечка:
- Все никак не могу привыкнуть делать это одной рукой...
Зная трагедию Юли, я ожидал увидеть подавленного и удрученного человека, который с затаенной обидой будет рассказывать свою историю. За шесть лет войны на Донбассе я видел немало крепких, как мне казалось, мужиков, которые в похожем положении впадали в депрессию, ища поддержку в наркотиках или спиртном, пишут обозреватель ИА "Аналитическая служба Донбасса" Олег Криворотов.
На меня смотрели веселые и слегка кокетливые глаза молодой красивой девушки, в которых сквозили неувядаемая энергия и радость жизни, притягивающая людей. Я был поражен, с какой легкостью и каким-то детским задором Юля вспоминала страшную трагедию, навсегда перечеркнувшую ее жизнь, и невольно возникло чувство, что она рассказывает не о себе. Однако искоса бросаемый взгляд на оторванные конечности выдавал, с каким трудом ей дается каждое слово.
С началом боевых действий, поддавшись паническим настроениям, Юля решила переждать неспокойное время в Киеве, куда ее настойчиво приглашали друзья.
Она часто бывала в столице и искренне любила этот цветущий город каштанов. Но сейчас в нем что- то изменилось. Город казался каким то чужим и неуютным. Друзья ей были рады и предложили остаться у них, сколько сочтет нужным, но за пределами их квартиры девушка интуитивно испытывала чувство тревоги.
Причину гнетущего состояния Юлия поняла, когда пришла устраиваться на работу. Узнав, что она приехала из Донецка, собеседник изменился в лице и с нескрываемым раздражением дал понять, что таким как она здесь не рады, так как «все вы сепаратисты» и «из-за вас там гибнут наши парни». Похожий прием ее ждал еще в нескольких местах, а на последнем собеседовании девушку довели до слез. Юля решила не искушать более судьбу и вернулась домой.
В Донецк она вернулась в начале октября. Город подвергался постоянным обстрелам, снаряды прилетали даже в центральные кварталы. Никто не чувствовал себя в безопасности, в учебных заведениях отменили занятия, а слово «бомбоубежище» прочно вошло в обиход.
- Когда обстреливали, первые мысли были залезть под кровать. Но потом думаю, она же меня не спасет, нужно бежать в другое место. У нас под школой бомбоубежище, и мы там с бабушкой прятались, когда были наиболее сильные обстрелы. А потом как-то привыкли к ним и уже никуда не ходили, - вспоминает Юлия.
Тот роковой день
Утро 22 января 2015 года началось с обычной суеты. Утренний макияж занял немного больше времени, поэтому завтракать пришлось второпях. Морозное утро окрасилось солнечными лучами, на душе стало радостно и легко. Никакие знаки свыше не предвещали беды. Зайдя в троллейбус, Юля привычным жестом поздоровалась с водителем и протиснулась в салон.
На остановке «Боссе» всегда выходит много людей, и Юля с наслаждением устроилась на освободившемся сидении. Достала из сумочки телефон… и тут в ушах раздался резкий хлопок, похожий на раскат грома. На миг мелькнуло огненное облако, пассажирский салон мгновенно наполнил едкий дым, от которого перехватывало дыхание. Перед глазами размытая картина мечущихся в панике людей. Сознание ясное и первая мысль: «Все ли у меня целое?».
- Я смотрю на свою руку, а она оторванная, полностью висит на одной мышце. Поворачиваюсь назад, а там мужчина горит. Вижу, он сидит за рулем машины, серого «Рено», как потом рассказали, он так заживо и сгорел, вцепившись в руль. Поворачиваюсь назад, а там мертвая женщина. Так голова висит неестественно, и сразу понятно, что мёртвая, раз шея и позвоночник сложились. Впереди мертвые люди уже упали на пол, и я говорю: «Спокойно, надо вылезать. С одной рукой живут, все у тебя получится, ты все сможешь». Я встаю и падаю. Смотрю на ногу, а она в обратную сторону. Я себе говорю: «Так, у тебя будет аппарат Елизарова, ничего страшного, это полгодика, полежишь, но надо вылезать. И потихоньку поползла с троллейбуса».
Собрав оставшиеся силы и превозмогая боль, Юля выползла из горящего салона. Набрав в грудь воздуха, закричала «помогите». Но ее истошный крик заглушили очередные взрывы.
Раздались крики: «Лежи там, не двигайся!». Вдруг перед ней вырос мужской силуэт и, не обращая внимания на рвущиеся рядом мины, волоком дотащил до остановки, наложил выше кровоточащих мест повязку из какой-то ткани и исчез. Но кровотечение не остановилась, в груди ощущалась сильная боль. Вокруг окровавленной девушки собралась толпа народа. Раздавались охи-вздохи-причитания. Кто-то вызывал скорую помощь, но в диспетчерской ответили, что «скорая» на обстрелы не выезжает.
- Я лежу вся в крови, вокруг куча мужиков и все разводят руками. Кричу: «Мужики, чего стоите, берите меня вчетвером, кладите на заднее сидение в машину и везите в больницу!».
Вскоре появилась машина с ополченцами, ребята положили её на носилки и на полной скорости повезли в больницу Калинина. Солдаты быстро позвали доктора и уехали. Больше Юля их ни разу не видела, не знает о них ничего, ни званий, ни имен, ни из какого подразделения, но очень благодарна по сей день за свое спасение.
Всю дорогу Юля думала лишь об одном, чтобы о трагедии не узнала бабушка. На тот момент ей было 75 лет, и могло не выдержать сердце. Об отце девушка ничего не знала с детства, а мама умерла, когда ей было 18. С тех пор бабушка для нее стала самым близким человеком.
В больнице Юля не потеряла самообладания, сработал инстинкт самосохранения, и в полубредовом состоянии она пыталась руководить процессом. Голова кружилась, перед глазами показался силуэт человека в белом.
«Вы кто? Врач. Какой врач? Зачем вы меня трогаете? Мне нужен другой врач. Зачем вы режете мне лосины? Надо, потому что нога здесь поранена. Хорошо режьте. Скажи свои данные? Я не скажу свои данные, давайте быстренько в операционную, мне нужна операция, нужно все делать быстро...».
Ей казалось, что она произносит слова быстро и отчетливо и лишь после операции узнала, что в тот момент была заторможенная речь и ее понимали с трудом.
- Потом, после операции, хирург рассказывал: «Были раненые, но таких еще не было. Обычно в обморок падают, либо истерики у человека, успокаивать надо, а здесь сама командует ,что нам надо делать».
Бабушка первые дни после операции не отходила от Юли. Узнав из телевизионных новостей о трагедии, старушка позвонила внучке на мобильный телефон. Звонок приняла медсестра и всё ей рассказала.
В Донецке Юле ампутировали правую руку и левую ногу, но полноценного лечения дать девушке не могли. Ощущалась нехватка медикаментов, в палате даже морфин им делили на двоих. Дальше было лечение в Ростове и Москве, всего 14 операций. По ее словам, спасли все, что можно было еще спасти.
В первые дни было очень тяжело. Юля замкнулась, ни с кем не выходила на связь, и врачи на всякий случай предупредили соседку по палате, чтобы та убрала все колюще-режущие предметы и попросили присматривать за ней.
К Юле в палату постоянно приходило много людей, они приносили продукты, деньги на протезирование и просто передавали свою поддержку. Писали и оказывали помощь со всего мира. Удалось собрать деньги на протез, но с ним было тяжело ходить и он сильно натирал ногу, поэтому пришлось отказаться. Как объяснили специалисты, ей нужно специальное электронное протезирование, которое индивидуально рассчитано на ее вес и функциональные возможности тела, но оно очень дорогостоящее, а средств таких у девушки нет.
Самым тяжелым испытанием для Юли стало осознание, что она уже никогда не будет прежней. Жизнь изменилась навсегда, и нужно было найти в себе силы, чтобы привыкнуть к новой реальности. Юля взяла себя в руки, сказала себе: «Я сильная, мне всего 23 года, и я очень хочу жить», и стала понемногу возвращаться в мир.
Но это был уже другой мир, где многие мелочи, которые недавно ей казались естественными, которых она не замечала, не придавая им значения, теперь представляли из себя серьезные трудности. Как и большинство людей, Юля правша, и перестраиваться под левую руку было очень тяжело. Писать ручкой, пользоваться ложкой, вилкой приходилось учиться заново. Даже держать расческу не получалось под нужным углом.
- Ныть и опустить руки – это может каждый, спиться, сесть на наркотики или совершить суицид – это самый легкий выход. Нужно учиться жить заново, а это значит каждый день преодолевать себя. В моей ситуации подняться на второй этаж – это уже достижение, и думаешь: «Ого, ты смог, смотри, как получается, значит завтра будет уже легче».
Юля человек от природы энергичный и сейчас пытается вести активный образ жизни. Старые друзья и коллеги по работе её навещают и стараются вывезти девушку в парк, на природу или в театр. Но по-настоящему в тонусе ее держит реабилитационный центр «Дельфин», где Юля погружена в атмосферу общения и заботы. Постоянные тренировки, соревнования, какие- то встречи, кружки или просто посещение бассейна делают её жизнь насыщенной, вырывают из неприятной рутины, давая возможность ощущать себя полноценным человеком.
Однажды во время очередной реабилитации в Крыму Юля узнала, что проходит конкурс красоты среди лиц, передвигающихся на инвалидных колясках, решила в нем поучаствовать и к своему удивлению его выиграла. Эта победа придала ей сил и уверенности. Сейчас Юля полна оптимизма и мечтает выйти замуж.
С момента обстрела прошло уже пять лет. Первые два года Юля сознательно избегала места трагедии, отклоняя предложения принять участие в памятных мероприятиях. В 2018 г. ей показалось, что рана затянулась и она окрепла, но как только попала на место, не выдержала и разрыдалась.
- Теперь у меня два дня рождения в году: 14 июля официально и 22 января неофициально. И для меня это важное событие, которое я всегда отмечаю. Я наконец нашла в себе силы и в день памяти побывала месте трагедии. Картина того утра вновь прошла пред глазами. Стало невыносимо больно и я разрыдалась.