Среди сотрудников нашей военной кафедры были очень уважаемые студентами офицеры, действительно отдавшие здоровье в дальних походах на атомоходах Северного флота. Были и выскочки, прослужившие большую часть жизни на военной кафедре, и получающие за выслугу одну звезду на погоны за другой. Одним из офицеров, с которым мне удалось разговориться был капитаном 2-го ранга Лариным, который много лет был командиром БЧ-5 на атомной субмарине (старшим механиком, как бы сказали на гражданском судне). Выслушав мои вопросы на счет службы и героизма, он усмехнулся и ответил: «Что я, у нас же есть настоящий герой!». И на мой удивленный возглас: «Кто?», назвал имя лаборанта военной кафедры. К сожалению, сейчас я этого имени точно уже не вспомню, по-моему, его звали Николай Иванович. Оказалось, что неприметный маленький старичок в очках, который выдавал секретные тетради для занятий и приносил учебные пособия, на самом деле ветеран войны, подводник, кавалер многих орденов, прослуживший всю войну на Северном флоте.
Конечно, я обратился к Николаю Ивановичу с просьбой обо всем рассказать. Реакция на мои расспросы у него оказалась обычной для многих других настоящих ветеранов. Он начал отнекиваться и говорить, что ничего особенного в той службе не было, и вспоминать нечего, да и не хочется. Но все же я смог его немного разговорить.
Герой моего рассказа служил торпедистом на средней подводной лодке типа С. Эти корабли появились в результате сотрудничества в 30-х годах советских корабелов и немецкого концерна «Дешимаг», куда входило голландское КБ «IvS» - проектанты лодки. Советский Союз имел удручающее отставание в области подводного кораблестроения, и для его ликвидации был заключен договор с упомянутым концерном на разработку проекта средней субмарины, чтобы заменить не очень удачные корабли типа Щ. Голландцы аккумулировали немецкий опыт первой мировой воины и собственный опыт работы на экспорт. В результате получился удачный проект, который с доработками строился и после войны. ПЛ имела 78 метров в длину, две пушки калибром 100 мм и 45 мм, и шесть торпедных аппаратов. Число моряков в экипаже зависела от модификации, и было около 40 человек.
Жизнь торпедиста проходила в первом носовом отсеке, самом большом на лодке. Там же возле торпед располагались койки, где подводники спали. Представьте себе, что вас на тридцать дней запрут в бочке диаметром 6, и длиной 10 метров, набитой к тому же разным оборудованием, и вам станет яснее смысл работы подводника.
– Мы быстро научились слышать и понимать, что твориться в море за бортом, не хуже акустиков, - рассказывал мой собеседник. – Первый отсек большой и гулкий, поэтому мы как будто видели, как пошли вперед наши торпеды, и напряженно ждали взрыва. Если он раздавался, то готовились к тому, что лодку будут бомбить. Вот с чавканьем проходит над кораблем вражеский сторожевой корабль, и с хлопками сыплются в воду глубинные бомбы. Бомба, она булькает, когда тонет, - говорил, Николай Иванович, явно волнуясь от воспоминаний. -Слышно: буль, буль, буль, а потом БАБАХ! Так, что корпус дрожит, и бьются стеклянные плафоны на лампочках. Хорошо, когда буль-буль в стороне, а когда прямо над головой, становится не по себе. Иногда удавалось, если атаки на лодку прекращались, поднять перископ и увидеть результат взрыва наших торпед. Командир всегда говорил, что мы попали, и объявлял экипажу благодарность. Успешные атаки бывали не в каждом походе: враг прятался, и найти неприятельский конвой удавалось не так часто.
На мой вопрос, что самого запоминающегося было в той северной службе, Николай Иванович говорил, - В Полярном стояли английские эсминцы, которые защищали арктические конвои, идущие в Мурманск. Англичане выполняли мелкий ремонт и готовились к обратному переходу. Мы часто играли с их матросами в футбол на снегу. Обычно мы побеждали и очень этому радовались. Правда в перетягивании каната англичане бывали сильнее, они были выше ростом и здоровее, хотя кормили нас хорошо. Ну еще у нас часто бывали концерты: иногда приезжали артисты, но и наша самодеятельность была очень интересная. Вот это и было лучшее и запоминающееся.
- Ну а не было ли вам страшно? Как вы воспринимали гибель товарищей, которые не возвращались из похода?
- Нет, - говорил мой собеседник, - такого страха, чтобы руки тряслись, не было. Было понимание опасности, но главное, гораздо больше хотелось нанести урон врагу, победить! И, потом, рядом твои товарищи, так что даже когда бомбили, отчаянного страха не было.
Николай Иванович еще и еще раз вспоминал про футбол, и редкие знакомства с девушками на базе, про общения на пальцах с английскими матросами, и про радость от понимания, что они такие же люди, как мы. А в моей голове билась банальная мысль, о том, что человек рожден для счастья, и войны быть не должно в принципе. И вместе с тем крепла гордость за наших людей, которые бесстрашно не щадили себя и победили. Вечная им память и слава!