Несмотря на все эти уверения, паника нарастала. Большое помещение, где посередине стояла высокая железная кровать, застеленная белоснежным бельем, в углу у одного из четырех окон выстроилась батарея колб и пузырьков, негромко и разнообразно шумели работающие медицинские приборы и, словно на съемках реалити-шоу, висели наготове видеокамеры. Под взглядами сурово молчавших людей в белоснежной спецодежде Мира живо ощутила себя подопытной мышкой. Пусть она обладает интеллектом, документами, гражданскими правами, но все это не сделало ее менее беспомощной перед экспериментаторами, чем любое лабораторное существо.
Знакомых лиц среди примерно двадцати присутствующих было катастрофически мало — только пара наблюдавших ее последние недели врачей, видимо, состоящих в браке, так как носили они одну фамилию — Красины. Медсестер Аллу и Любу, поочередно ассистирующих обычно Красиным, Мира не заметила. Весь собравшийся контингент относился к средней и старшей возрастной группе.
Вконец оробевшую, раздетую до нижнего белья пуританского фасона девочку уложили на кровать, зафиксировали на ней эластичными бинтами, после чего незнакомая седая женщина торжественно подала Сергею Витальевичу Красину большой пульверизатор — литра на три, не меньше.
— Мирослава, не переживайте, мы полностью убеждены в безвредности препарата, так как каждый из присутствующих здесь неоднократно испытал на себе его действие. Возможно, уже сегодня вы перестанете висеть в воздухе и после недели-другой наблюдений благополучно вернетесь домой.
Красин под тихое потрескивание подъезжающих ближе видеокамер стал распылять состав, двигаясь от пальцев ног к голове, после чего девочку освободили от бинтов, перевернули на живот и снова зафиксировали. Жидкость пахла довольно неприятно и необычно, но поначалу никаких других ощущений, помимо влажности, не доставила. Скосив глаза к переносице, Мира увидела мелкие прозрачные бесцветные капли. Составом покрыли глаза и в закрытом, и в открытом состоянии. Оросили и слизистую носа. Подождав для надежности десять минут, ее снова отвязали, поставили на ноги и… отпустили.
Она стояла! И пусть ноги тут же налились свинцовой тяжестью, пусть появилось и стало нарастать жжение по всей поверхности тела — Мира готова была с этим мириться и даже никому не сказала об этом неожиданном дискомфорте, делая первые шаги по небольшой площадке, которую оставили для лучшей видимости медики.
Ученые, видя такой успех, разразились аплодисментами, под которыми кланялись Красины и еще двое пожилых мужчин. Однако рано, ох как рано они принялись праздновать победу: Мира вдруг ойкнула и вновь взлетела под высоченный потолок, больно ударившись многострадальной макушкой. И никакой профессиональный цинизм повидавших многое на своем веку исследователей не помог ученым сдержать всевозможные проявления невообразимого ужаса. А кто способен хладнокровно наблюдать, как ребенок раздувается, а потом трансформируется в алый кровяной пузырь, сохранивший очертания человеческого тела?! Никто и ахнуть не успел, как этот пузырь упал вниз, утратив форму, и, мелко задрожав, пролился на пол, мгновенно проев в нем дыру…
Четырнадцать обмороков, один сердечный приступ, два пред инфарктных состояния, огромная дыра, пронизавшая здание до земли под фундаментом, пострадавшие от неизвестной кислоты ценные приборы и мебель и задокументированный на видео процесс страшной смерти с абсолютным исчезновением тела юной пациентки…
Предварительные итоги последствий «феноменального эксперимента» привели директора секретного НИИ Красина к тяжелейшей депрессии, а его верную супругу в палату реанимации. И так плохо, а тут еще и старшая Дильфанова, не обнаружив в палате свою девочку, стала ломиться в кабинет директора. И что ей сказать?! Как вообще в глаза посмотреть несчастной старушке с больным сердцем?
Заместитель Красина, видя, в каком состоянии находится непосредственное начальство, взял ситуацию в свои руки и наплел бабушке с три короба, что Мира ушла гулять в сад, потребовала оставить ее одну и пропала, а когда ее хватились, обнаружили только тяжелую обувь у ограды. И что одна из лаборанток видела из дальнего окна, что девочка разулась и, цепляясь за ограду, перелезла через нее, пользуясь невесомостью, после чего подняла с земли булыжник, отцепила руку от кованой решетки и ушла. Пока лаборантка поднимала тревогу, девочка уже успела скрыться из виду. Ее ищут, но пока…
Сергей Витальевич слушал этот бред и разрывался от желания выскочить в коридор и во всем признаться, но заставить себя увидеть горе на лице старушки, внучку которой он, можно сказать, убил собственными руками, не смог.
***
Через пару дней Дильфановым сообщили, что Мира попала под колеса «большегруза» и вызвали на опознание, предъявив безутешному отцу кровавое месиво, узнать в котором дочку он смог только по волосам, одежде и маленькому кулону с изображением Матроны Московской, на чудотворную помощь которой так уповала его любимая малышка. Несколько часов спустя после этого известия скончалась до прихода скорой помощи его мать. Кто организовывал похороны, собирал одноклассников и учителей Миры, устраивал поминальный обед, Константин не осознавал. Все происходило словно в бреду, и только Ольга, не отпускавшая его руку и непрестанно напоминающая об их будущем ребенке, не давала скатиться окончательно в бездну отчаяния. Так ничего и не сохранилось в памяти, кроме закрытого гроба, на который он первый бросает ком земли, да поцелуя в лоб матери, чье остывшее тело пахнет церковными благовониями.
Милая, драгоценная Олюшка заказывала венки, оградку, планировала на следующий год, когда на могилках осядет земля, установить красивые памятники с самыми удачными фотографиями несостоявшихся падчерицы и свекрови. И правильно — Мире было бы гораздо приятнее, чтобы люди помнили ее прехорошенькой большеглазой двенадцатилетней девчушкой с длинными кудрями. Как же это невыносимо тяжело — думать о родном ребенке «ей бы понравилось» …
Чтобы не сойти с ума, он ушел с головой в работу. Все понимающая Оля не обиделась на то, что они скромно расписались в ЗАГСе и даже не стали праздновать это событие. Белое платье, фата и прочие девичьи радости будут, когда родится их малыш — хоть бы это оказалась девочка, ну пожалуйста! Но на кладбище каждое утро он ходил без любимой жены, чтобы она не расстраивалась лишний раз. Он сильный, он переживет и это горе: благо, есть, ради чего жить.
Могилу Миры посещали многие люди, особенно подростки. Туда приносили цветы, мягкие игрушки, сладости. Стало модным писать умершей девочке анонимные записки, начинающиеся со слов «Привет, Мира», и содержащие жалобы на всеобщее непонимание. Константину это жутко не нравилось, но разве остановишь то, что стало мейнстримом? Тем более что скоро эта волна схлынет сама собой. Но все-таки, как странно получилось: девочка, желающая скрыться от всего мира, стала трендом среди ровесников.
Еду и игрушки разбирали работники кладбища, записки выбрасывали, но поток их не иссякал: откуда-то появилось поверье, что Мира с того света помогает тем, кто принес ей подарок и поделился своей бедой. Люди так легко верят во всякую чушь…
***
Тот жуткий день начался с внеплановой линейки, на которую быстро согнали учеников десятых и одиннадцатых классов.
Ученики 10 «А» испытали на себе, что значит словосочетание «шоковое состояние», когда в кабинет химии вошла директор и сообщила, что их одноклассница Мирослава вчера трагически погибла в автокатастрофе. И что каждый желающий прийти на ее похороны должен предупредить родителей и после третьего урока вместе с классным руководителем сесть в школьный автобус. Разумеется, проводить бедняжку Дильфанову в последний путь собралась вся параллель, так что водителю пришлось съездить туда-обратно трижды. Одноклассники погибшей помимо естественного ужаса испытывали и чувство вины, а на долю Фэта приходилось столько косых взглядов, что он все время прятался между самыми рослыми Коляном и Димоном. Сейчас за то, чтобы можно было вернуться в то время, когда Мира только перевелась в их класс, он бы отдал все, что имело для него ценность. Он бы никогда, никогда не стал ее дразнить, а постарался бы с ней подружиться и защищал бы от всех обидчиков! А Авдеева презирать стал еще сильнее: тот не пришел, хотя Фэт послал ему сообщение о похоронах. Струсил бывший кент.
Поминки оставили гнетущее впечатление. Отец погибшей глухо всхлипывал, уставившись в тарелку слепым взглядом. Подле него сидела красивая девушка, уговаривая согласиться на укол или хотя бы выпить успокоительное. Большая фотография маленькой Миры в траурной рамке и рядом — рисованный портрет ее бабушки висели на стене, среди почетных грамот и дипломов за успешные выступления и победы на различных танцевальных фестивалях и конкурсах. Ребята пораженно переглядывались: никто и не подозревал, что в недалеком прошлом погибшая сверстница была не только красивой стройной девочкой, но и состоявшейся танцовщицей. Правда, в этих наградных документах рядом с именем «Мирослава» фигурировала другая фамилия — Поветкина. Особенно удивленной выглядела Инга: она столько раз гостила у Дильфановых, пила чай в этой гостиной, и никогда не видела этих свидетельств былых успехов лучшей подружки. Мира даже фотографий ей никогда не показывала, говорила, что не любит сниматься. Да и вообще откровенничала мало, хотя сама Инга рассказывала ей про все, ну, кроме влюбленности в Фэта, конечно. Вот тебе и неинтересная тихоня!
Администрация школы отреагировала на происшествие, как положено: на линейке объявили траур, в каждом классе провели беседы о соблюдении правил дорожного движения, каждый ученик получил под роспись памятку о поведении на дорогах. Но в учительской поговаривали, что Дильфанова попала под колеса фуры не случайно: ее эмоциональное состояние этой осенью было плачевным, поэтому несчастный случай стоит расценивать как суицид. Но дальше педагогического коллектива эти предположения, естественно, не пошли.