– Николай Максимович, Джузеппе Верди или Рихард Вагнер? Кто вас больше привлекает?
– С детства – Верди. Что до Вагнера, у меня был период, когда я заставил себя послушать все, но не стал его поклонником. Я все-таки люблю бельканто, мне ближе та музыка. Хотя масштаб Вагнера потрясает.
В моей жизни этого пока не случилось, но надеюсь, что я найду время, и нужно ехать в Байройт (город в Германии в котором проводится ежегодный летний фестиваль, где исполняются музыкальные произведения Рихарда Вагнера – Ред.) и каждый день ходить слушать, потому что все-таки место имеет большое значение.
Я никогда не приму ни одного «Бориса Годунова», кроме того «Бориса Годунова», который я слушал в Большом театре когда-то. По масштабу, по величию, по голосам...
– А кто был в заглавной роли?
– Тогда мне повезло, я был маленький и, по-моему, это был еще Петров. На меня неизгладимое впечатление произвела коронация, это было что-то с чем-то.
Ну а потом, когда я уже попал в театр, когда я видел настоящие хоругви, настоящие иконы на сцене, все это было, это потом все тихо исчезло. Еще что меня поразило, когда я стал артистом Большого театра, – сезон всегда открывался «Иваном Сусаниным», и в польском балу было очень много бутафории: шпоры, настоящие сабли и так далее. И помимо вот этой музыки, танцев, – это все звенело, цокало и создавало такой колорит. На меня вот это все произвело очень сильное впечатление, это был настоящий бал аристократов.
– Николай Максимович, не могу не задать вам вопрос касательно здания на улице Зодчего Росси. Вы ведь в конце 80-х туда поступали?
– Да, я поступал одновременно в три учебных заведения, потому что после первого класса меня в Москву не приняли, после второго класса меня в Москву не приняли, тогда было все очень переполнено. И не надо забывать, что национальные кадры от каждой республики занимали место, а я шел на общих основаниях, потому что от Грузии квота была занята, причем теми людьми, из которых ничего толкового не вышло.
И когда я учился в третьем классе, было 70-летие Тбилисского училища, приехала Людмила Павловна Сахарова из Перми, которая меня увидела и сказала: «Я его забираю», но меня на всякий случай свозили в Ленинград, меня там взяли и сказали, что не видели ничего подобного, и взяли для эксперимента. Ну а потом мама меня еще раз привезла в Москву и меня взяли.
И между Москвой и Петербургом мама выбрала, конечно, Москву, потому что ей доктор сказал: «Если вы хотите, чтобы ребенок все время был с воспалением легких, тогда в Ленинград».
– Но сейчас у вас дети, по-моему, не болеют?
– Ну я хочу вам сказать, что каждый год мы делаем томографию. Приезжает огромных размеров аппаратура, которая проверяет легкие у всех, и у педагогов, и у учащихся.