Что может чувствовать маленькая девочка, только приехавшая в институт из дома? Ее и ее маму встретила грубая воспитательница, которая отругала, что они опоздали к общему приему детей, они шли по огромному гулкому коридору, Лизе совсем не хотелось оставаться, атмосфера гнетущая, холодная. Но она понимала, что сейчас мама простится с ней на долгие годы и она попадет под власть этих холодных гордых женщин. Только кастелянша показалась ей ласковой.
- Что же ты грустна, милая девочка? - Это было первое доброе обращение к ней в стенах института, и та расплакалась.
Она дала выплакаться Лизе, напоила ее чаем, и они стали подбирать одежду маленькой ученице. Доброе отношение успокоило, и Лиза с удивлением заметила:
- Какая странная рубашка, ведь она свалится с плеч и такая длинная, до полу доходит!
- Зато в длинной рубашке теплее спать будет, ночью очень холодно, а ваши одеяла ветром подбиты, спите без ночных кофточек, так хоть ноги в нее закутаешь.
Читаем литературные мемуары Елизаветы Николаевны Водовозовой.(урожденной Цевловской). И вот она пишет, что превратилась в воспитанницу: платье коричневого цвета - символ младших классов (декольте, с короткими рукавами), на голой шее уродливая пелеринка, белый передник с лифом из грубого холста.
Только воспитанницам младших классов по праздничным дням позволялось вечером бегать, веселиться, но под бдительным присмотром классных дам, которые по своему усмотрению могли потребовать, чтобы все сели на скамеечки и молча выслушивали "нагоняй" за то, что не умеют себя вести "благопристойно".
Был забыт устав Екатерины II, в котором говорилось, что следует "увеселять юношество невинными забавами", приучать к чтению, устраивать библиотеки.
Автор вспоминает: "Теперь даже трудно себе представить, какую спартанскую жизнь мы вели", не было никаких библиотек, полностью запрещались беготня и шумные игры. Педагоги стремились стереть из девушек всю их индивидуальность, оригинальность, самобытность.
Режим дня соблюдался неукоснительно. Девочек поднимали в любой день в шесть утра. Вся жизнь распределялась по звонку, нигде нельзя было опаздывать.
Утренняя молитва в семь часов, затем скудный завтрак: маленький тоненький ломтик черного хлеба, чуть смазанный маслом и посыпанный зеленым сыром, крошечная порция каши или макарон. Строго по парам шли в классные комнаты на занятия. Обед. Суп без мяса, на второе - маленький кусочек мяса из этого супа, на третье - пирожок с вареньем.
- Утром и вечером полагалась одна кружка чаю и половинка булочки
Хорошо было тем , девочкам, у которых родители жили в городе. Их навещали, им приносили гостинцы (девочки просили не конфет, а побольше хлеба).
После того как от недоедания стали болеть почти все дети, администрация вынуждена была сократить посты - в Великий пост - три недели, в рождественский - две недели, но оставались постные дни - в среду и пятницу. Спать приходилось в холодных помещениях. Каждой выдавалось две простыни и тонкое одеялко, спать можно было только в очень тонкой рубашке, никаких свитеров и кофточек для утепления не позволялось. Заболевших отправляли в лазарет, где доктор говорил:
"Поспит, поест, обогреется - и завтра же будет здорова... В помещичьих-то домах жарко топят, плотно кормят, тепло укрывают; натурально, что такие дети не могут выносить у нас температуры 8 или 9 градусов".
"За все время воспитания мы никогда не видели ни цветов, ни животных... С утра до вечера мы видели перед собой лишь голые стены...коридоров, классов, выкрашенных в один цвет".
Физические наказания, вроде как, запрещены, но как тогда оценить такое описание Водовозовой?! Пишет она о преподавательнице французского языка, когда девочка несколько раз ошиблась при спряжении глагола:
"...Она приказала всем, кроме меня, отправиться в класс, чтобы идти с другими в столовую, а меня толкнула в угол, пиная при этом ногами, надавила руками на плечи так, что я грохнулась на колени" .. Что делать униженному ребенку? Ведь умней или грамотней от подобных мер он не станет. Защита родителей? А что если семья бедствует после смерти отца и мужа? Ведь матери трудно прокормить большую семью и очень хочется дать образование каждому ребенку. В Смольный Лизу могли взять, только благодаря усилиям дяди, заслуженного военного, девочку определяют сюда: "положение моей матери было крайне тяжелое в это время...Даже в самую откровенную минуту с наиболее любимыми подругами я никогда ни единым словом не проговорилась о тяжелом материальном положении моей семьи."
Но, видимо, только благодаря дяде-генералу, ее нечасто обижали классные дамы. Они полагали, что она из "благополучной" семьи.
Дядя являлся к девочке в приемные дни с нарядно одетой женой, иногда привозил и ее брата, которого он устроил в военное училище.
Себя же она защитила сама, стала настолько дерзко отвечать учительнице, что та побоялась огласки и перестала спрашивать девочку на уроках. Обеих это, видимо, устраивало.
Классные дамы уважали только богатых, хорошо одетых родителей.
Порой они развлекались, унижая бедно одетую маму, подходили и начинали говорить с ней на французском, уверенные, что та не знает языка. Девочки стеснялись бедности своих родных. Порой на вопрос, кто это к тебе приходил на свидание, лгали - это была няня (так как одета она была недостаточно "прилично", по мнению классных дам).
Так и наша героиня готова была отречься от своей матери, которая с большой экономией, могла прислать в год каких-нибудь пять рублей. Вот какое письмо она отправила маме в тот период, когда училась в старших классах:
"... Я буду просить вас, милая маменька, не беспокоить себя присылкою мне 4-5 рублей в год: их не всегда хватает на покупку помады, мыла, гребенок, щеток и тем более ботинок, чтобы заменить ими казенные, которые падают с ног во время уроков танцев. Не могу из денег, которые вы мне присылаете, купить себе и перчатки для балов. На балы эти хожу не потому, что их обожаю, а потому, что требует начальство, а над старыми разорванными перчатками, которые я беру у подруг, когда они их бросают, все издеваются. На 4-5 рублей, которые вы мне посылаете, милая маменька, я не могу заказать себе и корсета, который стоит здесь 6-8 рублей, а хожу в казенном от которого у меня остаются ссадины и раны. Чтобы иметь хотя бы несколько рублей, которые Вы мне посылаете, я за плату беру шить у подруг передники и перелинки. Воспитанницы, которых матери любят, посылают деньги дочерям не только на все, что здесь необходимо, но и на шитье всего, что мы тут обязаны себе пошить. Такие воспитанницы все свое шитье отдают за плату горничным. Хотя мне очень стыдно быть вроде горничной, но я беру эту работу, и мне как горничной, подруги платят за эту работу. Вы видите, милая маменька, что на ваши 4 или даже 5 рублей я ничего не могу сделать, что мне здесь нужно, а потому, пожалуйста, не присылайте мне этих ваших ни 4 ни 5 рублей".
Не знаю, как не убило такое письмо мать, но она по-прежнему, отказывая себе во всем, копила и посылала деньги своей дочери. А ведь в этом письме совсем нет ни сострадания, ни почтения к родной матери. Наверное, она не хотела верить, что дочка ее в 14 лет благодаря стараниям своих наставниц превратилась в нравственного урода, позволяющего себе писать маме в этом пошло-язвительном тоне.
Вот такое удивительное воспитание получали девушки в знаменитом институте благородных девиц!
А как педагоги боролись за нравственность своих подопечных - это отдельная история! Я так явно представила этот жуткий эпизод из жизни молодой девушки, что позволила себе посвятить ему отдельный рассказ. Если не хотите его пропустить - подписывайтесь на канал, также я рада комментариям, спасибо!