В поместье наступило утро, и клирик Пелора преклонил колени...
Отец Роланд поднялся с рассветом. Он прочитал заутреню, затем оделся подобающим образом, - в белую рубаху с красиво вышитым на груди солнцем, - спустился вниз и попросил слуг помочь ему отслужить поминальную службу по безвинно убиенным. Переносной алтарь был осторожно извлечён из дорожной сумы, и Роланд во главе скромной процессии пошёл к дубраве, где и схоронили несчастных.
* * *
Наблюдать за тем, как Лео Дель Собре предается своим штудиям было мало увлекательно. Посмотреть, как Эса ополаскивается у колодца было можно, но уж больно недолго. Раз - и облилась. А вот как отец-пелорит будет отпевать усопших - это уже дело стоящее. Так (или примерно так) рассудило большинство обитателей Оакбрайтфилдса, и за отцом Роландом увязалась дюжина слуг и рабов.
Возглавил их лично старый Мойзес со своей губной гармоникой, наигрывающий на ней что-то заунывное и, по мнению негра, подходящее для столь скорбного момента. Толстуха Жануария оделась во все лучшее ради церемонии и, обливаясь потом и слезами, смаковала каждое мгновение панихиды. Остальные рабы застенчиво улыбались и робко жались к ней, как цыплята к наседке, сжимая в руках фетровые широкополые шляпы. А стайка детей и вовсе смеялась и бегала вокруг скорбной процессии взапуски.
Хорошо, что Роланд не поленился встать пораньше, так что идти и тащить переносной алтарь пару верст до дубравы пришлось не по жаре. Солнце еще не жарило в полную силу, но, судя по всему, собиралось наверстать свое днем.
Зато дубрава оказалась местом живописным. Она примыкала к ограде, окружавшей поместье по периметру. Ограда была так себе. Скорее, символическая, чтобы скотина не разбредалась, чем серьезная преграда от налетчиков и грабителей.
Как раз рядом с дубами-исполинами ограда имела жалкий вид. Совсем недавно она подверглась надругательству со стороны злоумышленников. Пара столбиков была выдернута напрочь, а поперечные доски валялись тут же оторванными. Почва вокруг была взрыта копытами коней. Кое-какие ремонтные работы рабы провели, но целостность ограды так и не была восстановлена.
Зато свежевырытые могилки являли собой зрелище опрятное и благопристойное. Их поместили в тенечке на самой опушке, у подножия дуба-великана, к которому прибили памятную доску с вырезанными на ней именами: «Здяся пахаронены два хробрецца, каторые дрались как львы и атдали свои жызни за сваю гаспажу на этам самам месте! Томаш Астравец-Альховский и Сарно Дилирвьярди ваш подвиг никогда не забудут!».
Чья-то заботливая рука даже возложила на могилки по скромному букетику полевых цветов.
* * *
"...ихже вода покры, трус объят, убийцы убиша, огнь попали, град, снег, мраз, голоть и дух бурен умертвиша, гром и молния попали, губительная язва порази, или иною коею виною умреша, по Твоему изволению и попущению, молим Тя, приими их под Твое благоутробие и воскреси их в жизнь вечную, святую и блаженную. Аминь!"
Роланд постоял некоторое время, ощущая скорбь и, одновременно с этим, смирение с уготованной судьбой. Круг жизни был неостановим, и великие маги, что знали секреты долголетия, и бессмертные эльфы, и друиды, что черпали силы в природе, - у всех было своё начало, и у всех был свой конец. Роланд осенил могилы Знаком Пелора, и в той же последовательности маленькая группка людей двинулась обратно к дому.
* * *
Рабы с восторгом выслушали моленье пелорита, повздыхали, поплакали и очень довольные вместе с ним покинули сей скромный мемориал. И всей гурьбой потопали обратно в усадьбу, делясь восторженными впечатлениями от службы между собой.