Недавно перечитала очень уютную книгу: Сомерсет Моэм «Рождественские каникулы». Юный англичанин едет в Париж как следует развлечься, но что-то пошло не так. 5 дней он проведет с русской проституткой совсем не по назначению. Моэм играет в Достоевского. И не проигрывает. Мягкая ирония, отличный слог, важные вещи про отношения человека и искусства. Мой любимый фрагмент про Лувр. Хочется привести его весь, но он реально огромный, и ближе к концу, так что лучше дойти до него, читая саму повесть. Так что ограничусь центральной картиной в эпизоде (тем более интересно будет на нее взглянуть):
«Они шли и шли мимо множества полотен, из залы в залу — Лидия не без
труда отыскивала дорогу, но наконец она остановила Чарли перед небольшим полотном, которое легко можно было бы не заметить, если не ищешь именно его.
— Шарден, — сказал Чарли.— Да, я его видел.
— Но вы когда-нибудь присматривались к нему?
— А как же. Шарден в своем роде совсем не плохой художник. Мама очень его ценит. Мне и самому в общем-то нравятся его натюрморты.
— И ничего другого вы в этом не видите? Я просто в отчаянии.
— В отчаянии? — удивленно воскликнул Чарли.— Из-за каравая хлеба с
6утылью вина? Хотя, конечно, прекрасно написано.
— Да, вы правы, написано прекрасно; написано с любовью и состраданием. Это не просто каравай хлеба и бутыль вина, это хлеб жизни и кровь Христова, но не укрытые от тех, кто томится голодом и жаждой, и скупо раздаваемые священниками по торжественным случаям. Это ежедневная пища страждущих. Эта картина такая скромная, безыскусственная, человечная, исполненная сочувствия. Это вино и хлеб бедняков, которым только и нужно, чтобы их оставили в покое, позволили свободно трудиться и есть свою простую пищу. Это
крик презираемых и отверженных. Она говорит вам, что, как бы ни были грешны люди, в душе они добры. Этот хлеб и вино — символы радостей и горестей смиренных и кротких. Они не просят милости и любви вашей; они вам говорят, что они из той же плоти и крови, что и вы. Они говорят вам, что жизнь коротка и трудна, а в могиле холодно и одиноко. Это не просто хлеб и вино. Это тайна жребия человека на земле, его тоски по толике дружбы, толике любви, тайна его безропотной покорности, когда он видит, что даже и в этом ему отказано».
Хитрость в том, что больше всего подходящая под описание картина находится в Лондонской национальной галерее, и написана она не Шарденом, а подражателем(1). А в Лувре есть «Натюрморт с бриошью» (2). Бутылочка рядом с хлебобулочным изделием присутствует, но наводит больше мысли о масле, чем о вине. Этот прием: слегка сместить реальность, — опять же в духе Достоевского, например, он проделывал такое с Петербургом в «Преступлении и наказании»: призрачно реальные адреса сдобрены притворно правдивыми подробностями. Кстати, у Моэма про другие картины тоже интересно, хотя бы про вечную «Мону Лизу». Если вы искали уютную книжку для сумрачных вечеров, то вот, рекомендую.
Кроме того, оказывается, есть фильм «Рождественские каникулы» (1944), в главной роли блистательная Дина Дурбин, но он очень сильно по мотивам: действие происходит в Новом Орлеане, главная линия - криминальная, и русской темой, а так же Лувром, там не пахнет.
И не забудьте подписаться на "Завтрак с Дягилевым"!