Я житель деревенский, но Верхнеуральск, а в нем улицу Советскую обожаю безмерно. Они хороши в любое время суток и года при любой погоде. Возможно оттого, что за двухвековую историю они впитали в себя столько энергетики, были причастны к стольким судьбам людским, что не в силах сдерживать все пережитое в себе, и часть возвращают нам, ныне живущим. И возвращают, как правило, все чистое и светлое. А история? Взять ту же Советскую. Что ни дом, то памятник, что ни наличник, то экспонат! Вот уж действительно: город - музей!
Тут как-то поднял с дороги около универсама, казалось бы, обычный гвоздь («шпион» по-нашему). Присмотрелся: гвоздь-то ручной ковки, четырехгранный, с выпуклой шляпкой и изрядно поеденный ржавчиной. Лет, наверное, сто прошло с того момента, как он вышел из-под молотка кузнеца, и явно не привозным был, а сработанным здесь же, в Верхнеуральске. Многочисленные архивные документы говорят о том, что в старые годы для крупного подрядчика выгодней было привезти к месту строительства мастеров, чем продукцию, ими производимую. Недаром во время строительства нашей тюрьмы окрестности ее заполонили столярные, жестяные и другие мастерские. Ну и, конечно, кузницы.
Кузнецы – молодцы
Работы у кузнецов независимо от сезона было в достатке, оттого и достаток в доме был (вот такой каламбур»!) Если, конечно кузнец был с головой и к водке относился без особого почтения. Даже при советской власти, когда частное предпринимательство преследовалось по закону, кузнец бывал с приработком. То грабельки, то ухват или кочергу кто-нибудь закажет. А лошадь подковать или телегу поправить, или там колесный обод шиной обтянуть? Даром никто не будет, а клиентов хватало. Основным транспортным средством долго оставалась лошадь. Штатным кузнецом тогда могло похвастаться любое предприятие. Да за Уралом было семь кузниц. Известны даже фамилии двух зауральных «горновых» - это Егупов и Копьев. Последний станок для подковывания лошадей красовался там еще в девяностые годы. В это же время прекратила существование кузница дяди Вити Миронова по улице Энгельса. Были частные кузницы на кожзаводе и на улице Пенза, прямо возле старого деревянного моста через Урляду в Форштадт. В тюрьме священнодействовал кузнец по фамилии Махренов. Работы хватало всем. Народ ехал в Верхнеуральск из Башкирии. Везли колеса, худые самовары и ведра. Кузнец ведь издавна занимался всем, что связано с огнем, лошадьми и щипцами. То есть он мог и запаять немудреную посуду, и коня от хромоты избавить, а при необходимости и хозяину больной зуб выдернуть.
Сейчас на весь город осталась одна кузница. Есть, конечно, еще кое-где по организациям, в большей степени без кузнецов, но так, чтобы своя, во дворе – одна. Владеет ей Геннадий Дмитриевич Чуйкин.
Последний герой.
Он родился в сороковом году в поселке Эстонском, а уже лет через пять впервые появился в колхозной кузнице. Мальчишкам постарше позарез нужны были тогда кончики от ковальных гвоздей, которые так лихо откусывал кусачками кузнец с копыт свежеподкованного Гнедка. Ими очень удобно было прибивать к доске шкурки сусликов, которые активно принимала верхнеуральская заготконтора. Однако Генке Чуйкину куда интересней было наблюдать за слаженной работой кузнеца Ивана Азарова и молотобойца Василия Кузнецова. Жар горна, добела разогретый металл, искры, снопами сыплющиеся из-под кувалды, завораживали пацана. Генка стал ходить в кузню постоянно. Любопытство разбирало его, и счастье, когда дядя Ваня Азаров позволял несколько раз ударить молотком по податливой от жара железке. Взрослые, видя такой интерес к своей работе, не прогоняли Генку: «Учись, парень, из тебя толк будет!» Он и учился, но в тринадцать лет вынужден был пойти в колхоз, на ферму. Потом, через много лет, когда он заканчивал свою трудовую деятельность, чиновницы из пенсионного недоумевали: «Надо же, у него трудовая детская!»
Генка, как и его отец, летом пас скотину, а зимой кормил. Все на лошади. Настоящим событием для него становилась каждая очередная ковка. Она означала встречу с кузницей, с ее своеобразной атмосферой, запахом.
В 73-м Геннадий Дмитриевич переехал в Верхнеуральск, немного поработал в райпромкомбинате и перешел в совхоз «Красный Октябрь» - верх взяла потомственная тяга к животным. Там, в Форштадтском отделении, он вскоре стал своим в кузнице Николая Шелехова. Тот не уставал отвечать на вопросы нового скотника, а потом и доверил как-то подковать его, Чуйкина, лошадь.
Мастерство, как известно, складывается из мелочей, годами нарабатываемых постоянным непосредственным участием специалиста. Геннадий Дмитриевич это понимал, как никто другой, поэтому в девяностых годах, когда рушилось буквально все и повсеместно закрывались не только кузницы, но и куда более значимые объекты народного хозяйства, Чуйкин задумался о собственном кузнечном производстве. Да больше подвигло его на этот шаг наличие в хозяйстве собственной кобылы. Подковывать –то стало негде. Со старым сварщиком (теперь уж давно покойным) Иваном Шестаковым сварили станок, горн, вытяжку. Где-то наковальню достал. По знакомым кузнецам насобирал инструмент: два молотка, ложечку для чистки копыта и заправки стрелки, щипцы, кусачки, железку специальную квадратную, без которой никак не обойтись. В душе по-мальчишечьи ликовал, когда соседский пацан назвал его дядей Геной – кузнецом. Свершилось!
Сама кузница Чуйкина не похожа на привычные деревенские: вся из стальных листов сварена, внутри тесновато, но не якоря же в ней, в конце концов, подобно царю Петру, сваривать. Во всяком случае, какую мелочь хозяйственную изготовить или подкову заправить ему хватает. Когда домашняя кузница заработала, а по первости в охотку разжигал Геннадий свое творение почти каждый день, лошадники местные быстро смекнули, что появился в городе кузнец, и потянулись к нему с просьбой подковать тягло в одну силу. Сначала с опаской: «Кто его знает? Еще «закует» совсем!» («Заковать лошадь» - специальный термин, обозначающий брак в работе кузнеца, при котором гвоздь, предназначенный для удерживания подковы, вбивается не в роговую часть копыта, а в мякоть. Вызывает хромоту. Животное испытывает страдания. Прим. авт.) Потом убедились: «Нет, Геннадий не такой!» Другой же кузнец сноровистую лошадь то кулаком учит, то молотком – этот уговорами. И кует «на холодную». Многие спецы подготовят копыто для ковки, потом нагревают подкову докрасна и прикладывают к тому месту, где она должна будет находиться. Копыто под ней выгорает и образуется идеальное ложе. Этот метод называется «горячим». По-своему он хорош, но имеет несколько серьезных минусов: нарушается структура копыта, при передержке животное испытывает боль и т. д. Ковать «на холодную», процесс более тщательный и творческий. Ни одной лошади не «заковал» Чуйкин за весь свой пятнадцатилетний опыт пребывания в самодеятельных кузнецах, зато ошибки других исправлять приходилось.
Кроме кузнечных работ любит еще возиться Геннадий Дмитриевич с деревом. С одинаковым успехом он может согнуть дугу или ходок отремонтировать. Да, что там отремонтировать! Он и сделать может. У него за сараем под навесом даже мастерская столярная есть. Нынче вон взял, и опалубил рейкой собственный дом и своими силами. Но это так, для разрядки. Ближе к душе ему все, что связано с лошадью. Геннадий Дмитриевич даже сейчас, когда возраст его приближается к разряду серьезных, держит на подворье кур, а для поездки куда-нибудь в город, за сеном или за ягодами – лошадь и велосипед. «Мне машину даром не надо. Я на лошади родился, на лошади и помру»,- говорит он при всяком удобном случае.
Виктор БОГАНОВСКИЙ
Спасибо, что дочитали до конца! Если понравился материал, ставьте лайки, комментируйте, подписывайтесь на канал и будете первыми получать новые публикации, а автору будет ну очень приятно!