Акжол проснулся от звука вибрировавшего на сотовом телефоне будильника. Машинально выключив его, он еще некоторое время полежал с закрытыми глазами и только потом, усилием воли заставил себя бесшумно встать с кровати, где еще тихо посапывали его жена и годовалая дочь. Он невольно взглянул на них, мирно спавших в лучах только-только восходившего солнца, и подумал о том, что они — самое дорогое, что у него есть в этой жизни.
Прикрыв за собой дверь, ведущую в другую комнату их маленькой времянки, он включил чайник, а сам вышел на улицу, чтобы умыться и почистить зубы. Утренняя прохлада сразу взбодрила его, а холодная струя воды из под водопровода и вовсе развеяла остатки сна, будто растворив его в своих каплях и унося прочь, вглубь сухой, глинистой почвы бишкекской новостройки.
Пожевав хлеб с вареньем и маслом, Акжол запил его чашкой крепкого чая, и с большой осторожностью закрыл скрипевшую наружнюю дверь, чтобы не разбудить остальных домочадцев, и направился к своей машине.
Когда он заводил мотор своего старенького Мерседеса, послышался звук утреннего призыва к молитве — азана, который разносился из мечети, недавно построенной в их новостройке. Он вспомнил, что сегодня пятница, и подумал, что нужно обязательно сходить на джума-намаз. Многие из его коллег уже давно не пропускали пятничную молитву, и только у него часто не получалось сходить, потому что он не хотел упустить лишнюю возможность сделать еще один круг по своему маршруту и заработать еще немного денег. Ведь у него кредит, который надо оплачивать каждый месяц, а еще жена и дочь, которых надо обеспечивать, а еще дом надо строить, а еще… Список можно было продолжать бесконечно. “Может Всевышний недоволен мной, потому что пропускаю дужма-намаз?” — подумал он. “Может поэтому никак не могу расплатиться с этим кредитом, и денег всегда не хватает?”
Отмахнувшись от этой мысли и, пытаясь настроиться на хорошее, он поехал на конечную остановку своего маршрута. Дороги были еще свободны от машин, которыми они заполнятся уже через полчаса-час, но голова его была уже полна разных мыслей. Больше всего Акжола беспокоила мысль о том, что его дочь Аманат больна вот уже несколько недель, а врачи так и не могут поставить ей диагноз. Этой ночью она просыпалась всего раз, и он подумал, что, возможно, это хороший знак, и ей станет лучше, а неизвестная болезнь отступит от нее, ведь она не заслужила таких страданий. “Надо будет обязательно сходить сегодня в мечеть, поговорить с молдо, а потом сводить ее к врачам еще раз”, — подумал Акжол и не заметил, как выехал на одну из центральных улиц. Машин было еще мало, и ему доставляло удовольствие ездить в такое время суток, когда нет сутолоки, суматохи, подрезающих тебя машин, конкурирующих маршруток, и можно немного разогнаться. Прибавив газу, он продолжал думать о своем, совсем не обращая внимания на то, что приблизился к повороту на одну из тех многочисленных улиц, которые ему нужно было пересечь, прежде чем он доберется до конечной остановки своего маршрута.
Повернув направо, Акжол увидел, что дорогу переходит какой-то человек. Он резко нажал на тормоз, и бусик его дернуло, чуть не выбив его из водительского сидения. Все произошло так быстро, что он не смог сразу осознать, что случилось. Он настолько привык ездить по этому маршруту, что все делал словно по заранее подготовленному алгоритму. В этом месте он никогда не притормаживал, даже перед поворотом, потому что здесь редко когда даже кошка пробегала, а тем более в такой час.
Когда он увидел, что на земле лежит мужчина преклонных лет, в такой позе, которая неестественна для человека, его объял ужас. Голова закружилась, и в ней сразу словно зашептали тысячи голосов, и каждый из них говорил ему что-то. “Надо выйти и помочь человеку, может он еще жив”, — была первая мысль, но сразу за ней прозвучала следующая: “Тебя посадят в тюрьму, а твои жена и дочь останутся на произвол судьбы”. “Это вышло случайно, ты не виноват”, — говорил один голос. “Ты же знаешь, какая у нас милиция и суды”, — вторил ему другой.
Надо было принимать решение. И Акжол его принял. Он что есть силы нажал на газ и помчался по маленькой улице, прочь от этого злосчастного поворота, словно скорость с которой едет его бусик, могла отогнать от него весь груз вины и мыслей, которые не давали ему покоя. Он не знал, видел ли кто-нибудь то, что случилось. Он не знал, жив ли этот несчастный человек, который выскочил ему навстречу в самый неподходящий момент. Он не знал, что его ждет. Но он знал, что не хочет сесть в тюрьму или даже иметь дело с органами правоохранения. “Только не сейчас. У меня и так проблем хватает. Я не могу подвести жену и больную дочь. А этот человек, наверное, жив. Я ведь не гнал изо всех сил”, — успокаивал он свою совесть.
Сбросив постепенно скорость, он добрался до конечной. За это непродолжительное время, он уже успел принять решение относительно того, что делать дальше. “Буду работать, словно ничего не произошло”, — думал он. “А если меня кто-то видел, и милиция на меня все-таки сможет выйти, то что толку от того, что я буду прятаться дома”.
День тянулся невыносимо долго. Каждая минута, каждый час казались Акжолу целой вечностью. Он все ждал, что вот-вот зазвонит телефон или после очередного круга по маршруту, на конечной его будут ждать люди в форме. Но телефон не звонил, а на конечной его встречали только коллеги, уже подметившие его странную угрюмость, но только подшучивавшие над ним по этому поводу.
Наконец позвонила жена. Голос у нее был встревоженный. Приготовившись к самому худшему, он спросил у нее, что случилось. Она сообщила, что у Аманат снова был приступ, и она отвезла ее в больницу. В этот раз в другую больницу, в которую они не смогли попасть в прошлый раз. Она сказала, что их дочери смогли поставить диагноз. Ей требовалось немедленно сделать операцию. Но во всей стране был только один врач, который способен сделать операцию подобной сложности. А его сбила неизвестная машина, сегодня утром, когда он направлялся на работу…