— Я до сих пор в себя не могу прийти! — возмущалась Василиса, поднимаясь в гору по тротуару вдоль дороги. — У меня после церкви нога разболелась! Даже идти больно.
— Это тебя утренние демоны за ноги хватают, — разговор с Василисой входил в прежнее русло и теперь сопровождался смехом и подковырками.
До тех пор, пока она не остановилась, держась за прутья забора расположенной рядом средней школы и не захотела передохнуть, страдая от боли в ступне.
— Подожди пару минут, — выдохнула она.
— Настолько сильно болит? — спросила я.
— Да, — Василиса была обеспокоена. — Что за день!
Сначала укус, теперь нога!
Глянув друг на друга, мы прыснули от смеха.
— Давай сюда свою ногу, — я присела возле её туфельки.
— Ты чего?! А что люди подумают? — заволновалась Василиса, оглядываясь по сторонам.
—Подумают, что ты моя Золушка, а я твой ПрЫнц — мы не переставали смеяться.
— Здесь больно? — спросила я, дотрагиваясь до подошвы ноги.
— Да, — Василиса держалась за ограду и смотрела на мои манипуляции с ногой. — И там больно. Ай! Это меня тётки сглазили в церкви! — она очень близко восприняла всё произошедшее.
Реанимационный массаж точек и воздействие на волшебные меридианы, открытые нам китайской медициной, произвели чудодейственный эффект. Через 7 минут боль в ноге прошла. Под конец массажа Василисе было уже всё равно, кто и как на неё смотрит. Она улыбалась, глядя на меня сверху вниз, не веря, что больше не чувствует боли.
Выразив мне своё восхищение и благодарность, перемежающееся взаимным смехом, она легко одела туфельку, и мы пошли дальше.
— Куда все автобусы делись? — произнесла Василиса, выглядывая на дорогу в поисках нужного транспорта. Впереди виднелась остановка.
И тут, пройдя пару метров, я увидела перед собой бумажную купюру небольшого номинала. Она лежала прямо перед ногами, разложенная как будто специально для нас.
— Автобус! — замахала Василиса руками.
— А это, видимо, на проезд, улыбнулась я, поднимая ценный листок.
День не переставал нас удивлять.
Через пятнадцать минут мамины ворота встречали нас улыбающимися цифрами.
Заходили мы так, будто даже стены были врагами. Василиса вызвала маму во двор, и там, тётя Надя была целиком посвящена в таинство обряда.
Прыгающая обычно рядом Джина, покрутившись около нас, вдруг куда-то исчезла. Ветер на улице стих, и только солнце светило на безоблачном голубом небе. Вокруг наступила выжидающая тишина. Наконец, все были морально готовы и проинструктированы, и, открыв тяжёлую дверь, мы зашли в дом.
В густом напряжении, сочившемся, казалось, отовсюду, тётя Надя, Василиса и я стали выбирать место для обряда.
— Ой, ватка, — вспомнила Василиса и поторопилась к зеркалу. Отлепив ватный диск, она повернулась и показала шею. Краснота исчезла, и только вокруг укуса маленьким ободком ещё виднелась розоватость кожи.
— Ты видела?! — воскликнула она. Почти прошло!
— Теперь вижу, — я улыбнулась. Было радостно смотреть на счастливую Василису.
Приятная новость на миг рассеяла окружающую настороженность, но тут же была поглощена ею и проглочена собирающейся невидимой силой.
Решено было расположиться в той же комнате, где происходил разговор с Рузумом. Там, рядом с креслом, находилась в стене ниша, украшенная живописью и обрамлённая веткой декоративного вьюна.
У основания холста, изображающего в нежных тонах пастели три деревянные полочки, с расставленными на них глиняными горшочками цветущих растений, стояли три статуэтки рыжих кошек, одна меньше другой, и два массивных подсвечника с белыми свечами по углам.
Статуэтки были убраны, и на освободившееся место мама поставила две иконы святого Никифора.
Атмосфера заряжалась приготовлениями. Необходимо было всё учесть.
Василиса достала из шкафа свёрток и трепетно развернула его. В упакованном пергаменте лежало полтора десятка тонких длинных свечей. Это были те самые восковые свечи из Иерусалима. Сладкий бальзамический запах ладана достиг обоняния и быстро распространился по всей комнате.
— Тётя Надя, напишите молитву на бумаге. Лучше читать с написанного, — попросила я, доставая свой листок со словами.
— Я знаю наизусть, — возразила мама, отыскивая спички.
— Вы неожиданно можете забыть её, даже если помните и никогда не забывали. Это будет воздействие из вне, чтобы помешать.
Перестав осматривать свечи, Василиса возбуждённо посмотрела на нас с мамой и тут же вспомнила, как когда-то, в самый ответственный момент, она вдруг резко забыла молитву.
— Мама, у тебя же где-то был молитвослов! — спохватилась она, и оставив свечи, направилась к полочкам, думая, где он может находиться.
— Есть, — уверенно ответила тётя Надя.
Всё в ней показывало обстоятельность и волю. Как человек верующий, она испытывала волнение, но задача, стоящая перед ней, требовала выдержки и спокойствия.
— Он здесь лежит.
Она подошла к столику и достала из ящичка небольшую старую книжицу в потёртом переплете.
Заглядывая с двух сторон в перелистываемые ею страницы, мы увидели большие буквы Отче Наш.
Всё было готово, кроме свечей. Проблема оказалась глупой, но достаточной для того, чтобы затянуть время. Свечи ни во что не ставились. Высокие и тонкие — они падали в любых ёмкостях.
— Я буду их держать! — наконец, громко сказала Василиса. — Буду держать три свечки в руках и сидеть рядом! Как только начнут догорать, сразу зажгу новые.
И взяв аккуратно свечи и спички, она с готовностью посмотрела на нас.
Дом словно просыпался. Если до этого он слушал и наблюдал, то сейчас открыл свои невидимые глаза и обратил их во внутрь. Миллионы злобных зрачков вперились в нас, пытаясь парализовать взглядом. Давление ощущалось с каждым шагом. И чем ближе мы были к началу, тем сильнее оказывалось воздействие.
Слева от ниши, на уже привычном кресле — расположилась я. Напротив меня, на мягком пуфе, находилась тётя Надя. И прямо напротив ниши, по правую руку от меня и по левую от мамы, замыкая треугольник, сидела Василиса.
Дом начинал шевелиться. Это неуловимое движение исходило волнами ото всех стен. Они устремлялись к нам, пытаясь поглотить и перемолоть. Эти живые волны взволновано усиливались, обдавая тленом и злобой.
Тексты молитв лежали перед нами. Горсть фасоли — на моих коленях. Чиркнула спичка, вспыхнув ярким пламенем. Одна свеча... вторая... третья. Три святых огня загорелись в руках у Василисы, пробуждая таинственную силу. Святой Никифор, как божественный воин, сурово и смело озарял нас своей поддержкой, глубоким мудрым взором, согревая и ведя за собой.
Встретившись взглядом с мамой, мы кивнули и начали.
— Отче наш, Иже еси на небесех! Да святится имя Твое.
Голоса, сбившись на первых словах, в унисон сложились в один и рассекли обволакивающую густоту.
— Да приидет Царствие Твое, — раздался резкий треск свечи.
— Да будет воля Твоя, — на кухне из крана побежала вода.
— Яко на небеси и на земли. Хлеб наш насущный даждь нам днесь.
Пламя вспыхнуло, и тёмный дым потянулся к потолку. Василиса сидела, как пригвождённая, не отрывая взгляда от свечей.
— И остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим, — по батареям пошёл гул, свечи затрещали, чёрная копоть повалила вверх.
— И не введи нас во искушение, — от пола, едва осязаемый, стал подниматься белесый туман.
— Но избави нас от лукавого, — огонь вдруг уменьшился, заколебался в невидимом дуновении, почти сошёл на нет, обдав всех страхом исчезновения и, вспыхнув ярким высоким пламенем, взметнулся кверху.
Остановившись, мы с мамой одновременно посмотрели друг на друга. Тётя Надя перекрестилась, обратив взгляд на святого Никифора. Серьёзность её была полна веры и решимости. Василиса держала свечи не шелохнувшись.
Одна фасоль была отложена в сторону.
Снова встретившись глазами, объединили мы голоса в едином звучании.
— Отче наш, Иже еси на небесех...
И дом стал подниматься.
Необъяснимое зрение представило отвратительную и жуткую картину происходящего.
От пола, в белесом тумане, начали отрываться призрачные куски людей. Они вытягивались, словно из глубины, через землю и доски, и окружённые этим туманом, поднимались к самому потолку, уходя через крышу куда-то вверх. Руки, ноги, кости, лица, предметы, мусор — всё это огромной силой выдиралось из каких-то недр, выносясь за пределы дома.
Давление усилилось. Пустота пыталась заполнить мозг и отключить действия.
— Но избави нас от лукавого, — завершили мы второе чтение.
Ещё одна фасоль была отложена.
Движения руки почти физически ощущали вязкость воздуха, пытавшегося забить дыхание, сковать речь и раздавить напором гнева.
— Отче наш, Иже еси на небесех! Да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое, да будет воля Твоя.
И тут я запнулась. Память начисто оказалась закрыта. Ни одного слова, продолжающего молитву, ничего. Пустота.
Тётя Надя продолжала читать, нервно глянув на меня. Справа от себя я увидела идущее в комнату тело.
Мгновение, и взгляд опустился в текст:
— Яко на небеси и на земли. Хлеб наш насущный. Чёрная копоть шла к потолку, святой Никифор невидимой силой стоял рядом. Голоса выровнялись в едином звуке.
Обезображенное тело, с отсечённой рукой и изуродованными конечностями, пустыми глазами смотрело прямо на нас, ведомое чьей-то волей.
Продолжая читать, я медленно повернулась к нему. Болтаясь, словно в воздухе, оно приближалось и находилось в нескольких шагах за спиной Василисы. Его чернеющие рёбра были изломаны, кожа, вместе с одеждой, лохмотьями свисала на зияющую дыру в животе. Остатки волос закрывали оголившийся местами череп, подчёркивая изъеденное темнеющее лицо, окутывающееся белой дымкой тумана.
Волосы мои едва не стали дыбом.
Василиса, перехватив взгляд, тревожно и вопросительно смотрела на меня. Текст снова стал уходить из памяти.
— И остави нам долги наша, — положив листок, я читала с него, целиком погрузившись в силу букв.
— Якоже и мы оставляем должником, — тётя Надя запнулась, и торопливо глядя в текст, быстро поправила и набрала темп.
Тело трупа ближе не подходило. Оно висело рядом, будто сопротивляясь уходу, окружаемое медленно поднимающимися предметами и останками.
Свечи трещали, испуская чёрный дым, большая половина бобов была уже переложена. Ясный лик Никифора каждый раз вселял уверенность и рассеивал страх.
Дом наполнялся звуками: протяжными скрипениями, стуком, гулом. Голоса наши становились все чётче и громче. Уже не отрывались мы от текстов, погружённые в слова и веру, когда резкое движение вновь заста- вило меня обратиться к находящемуся за спиной Василисы.
Уплотнившийся туман разрывал его висящее тело. Сила субстанции, окружающей всё вокруг, стала непреодолимой. Рвущиеся ткани шеи отделили голову, проникая в глубь оставшегося тела и насыщая его изнутри. По костям расчленился труп и плавно устремился к потолку. Падающие с него куски были подхвачены идущим от пола туманом и взнесены кверху. Уже не было той рассеянной мягкости воздуха. Белый светящийся поток стремительно уносил мёртвое и разрушающее. Весь дом проникался этим светом, уходящим за пределы крыши в бесконечное пространство.
Всё меньше и меньше становилось останков и мусора, звуки затихали, треск свечей был едва слышен.
— Отче наш, Иже еси на небесех! — последняя фасолина лежала на моих коленях.
— Да святится имя Твое, — восторженно и выразительно завершали мы последнее чтение, с ясными мыслями, с ликованием в душе.
Озаряющий туман почти рассеялся, не оставив ни одного вытянутого из пола предмета или куска гниющей плоти.
— Но избави нас от лукавого, — и, глядя на святого Никифора, мы трижды перекрестились.
В глазах у мамы появились слёзы, Василиса продолжала держать горящие свечи, наконец, обернувшись и снова вопросительно посмотрев на меня. А я сидела и не могла поверить, как пережила этот ужас и откуда во мне столько сил. Взор Бога разум не зрит...
— Всё, — произнесла мама и ещё раз перекрестилась, глядя на лик.
----------------------------------------------------------
(Продолжение в следующей статье)
Начало рассказа можно прочитать здесь:
Мою книгу, с этим и другими рассказами, Вы найдёте по ссылке https://zen.yandex.ru/media/id/5d81c43c43fdc000adb1fbd0/kak-ia-prodavala-dom-v-kotorom-obitalo-zlo-5e11e21316ef9000add9203b
Подписывайтесь и будьте в курсе.
Кто солидарен - ставьте лайк. Вместе мы - сила.
С вами была Игрид Фюиди.
