Мой друг, психиатр одной из частных клиник, показал мне эти записки. Есть такой метод, что некоторым пациентам, находящимся в стрессовой ситуации, врачи рекомендуют писать карандашом на бумаге. Писать что угодно. Свои мысли, свои ощущения. Особенно суицидникам или тем, кто не думает о суициде, но угасает от постигшего его горя, просто не хочет жить, программирует организм на смерть. Эти записки помогают врачам определить, что в данный момент происходит с пациентом. Он дал мне записки девушки. Сказал, что она слишком сильно любила и верила, но ее предали. Он рассказал мне ее историю. Да история весьма трагичная. Но не смертельная. Ничего такого, из за чего сходят с ума. Но... Прочитав то, что она писала, я не могла сдержать ощущения, что я чувствую ее боль.
Что я очень хорошо ее понимаю. Вот что она писала:
" Белые стены. Я стою у окна. За окном черно-белый мир. За окном зимний сад. Белый нетронутый снег. Нет никаких следов. Белое тоскливое небо. Даже смотреть на него холодно. И только траурные кружева черных голых веток. Черная паутина на белом фоне. Ветки - это руки деревьев. Сад без листьев черный. Черные, как-будто обугленные стволы. Черные мертвые руки в безмолвном крике тянутся к белому низкому небу. Не дотянулись, застыли. И я застыла. Снаружи мне не холодно. Снаружи я ничего не чувствую. Я вымерзла внутри. Внутри холод, холод, холод. И тоска. Думать нельзя. Вспоминать нельзя. Потому что там боль. Невыносимая боль. Я не хочу вспоминать. Иначе только шаг в небытие, потому что эту боль терпеть невозможно. Скоро придет человек в белом халате. Он тоже причинит боль. Но это краткий миг терпимой боли. Зато после него еще целый день можно не думать, не вспоминать. Хочу ли я выйти в этот сад? Наверно у меня раздвоение сознания. Одна половина сознания кричит " "Беги! Беги от всех! Беги не останавливаясь! Беги от боли! Когда бежишь думать невозможно! И они останутся сзади - эта комната, эти воспоминания, эти люди, эта боль. " Но вторая половина сознания тихо стучит в висках " Зачем бежать? Куда? Какой в этом смысл? Вечно бежать ты не сможешь. А как только остановишься - это будешь опять ты, только не будет этой белой комнаты, где никого кроме тебя нет и никто тебя не трогает, этого спасения от всего мира." И я стою и смотрю в квадратный проем окна. Почему то кажется, что углы этого квадрата острые. Почему окно не круглое? Не важно. Стою и смотрю на безмолвие старого сада. Весна никогда не наступит. Деревья мертвые. Они сплетают свои черные пальцы в сложные узоры. И эти узоры кричат. Молча кричат. Черное на белом. А на них как капли крови сидят три снегиря. Они не чистят перья, не скачут с ветки на ветку, не чирикают. Просто сидят. Красное на черном. Я не знаю, долго ли я стою у окна. Я не знаю долгий или короткий мой день. Я просто стою и смотрю на сад. Много дней наверно. Я запираю свою боль на замок. Иначе она убьет меня, раздавит. Скоро придет человек в белом халате и отправит меня в спасительную темноту. До следующего утра. А завтра я буду стоять у окна. И мне не будет ни плохо, ни хорошо. Мне будет никак. И в этом мое спасение. Черные траурные кружева веток на мертвенно-белом небе. Мы - одно целое. Мы умерли. Но мы существуем. Мы вечность. "
Я спросила, что же стало потом с этой девушкой? Жива ли она? Доктор сказал " Она пробыла у нас достаточно долго. Очень красивая девушка. Как ангел. Как печальный ангел. Но в один прекрасный день она попросила выписать ее. Она сказала, что научилась справляться с болью. И что она хочет поехать к морю. Она хочет жить у моря, рисовать картины. Что море дает ей силы жить. Мы выписали ее. Была уже весна. Яблони в больничном саду зацвели. Мы видели в окно, как девушка долго стояла, гладила шершавый ствол яблони и улыбалась. Потом сказала "Сад! Живи!" И ушла.