В прошлой статье я делала обзор литературных произведений, героями которых являются мальчики. Теперь поговорим о девочках.
Книги, о которых я расскажу сегодня, написаны на автобиографической основе, ведь их авторы сами были выпускницами институтов благородных девиц.
Так как все эти книги рассказывают в первую очередь именно об учебе, то и мой разбор книг будет более подробным, чем в предыдущей статье.
1. В повести "Дети Солнцевых" Елизаветы Кондрашовой рассказывается о жизни двух сестер - Кати и Вари, учащихся института благородных девиц. Эта книга только на первый взгляд кажется простенькой и наивной. У тех читателей, которым при словосочетании "институт благородных девиц" представляются изящные, воздушные девушки из привилегированного сословия и их наставницы - мудрые, воспитанные и благородные, останутся после прочтения как минимум в недоумении. Солдатские условия - жесткая дисциплина, плохое питание, наказания даже за незначительные проступки, равнодушие и жестокость классных дам - вот что составляло жизнь институток. Действие книги происходит в 1820-х годах (сама же Кондрашова училась в 1840-х годах), то есть задолго до реформ, проведенных К. Ушинским (о нём поговорим чуть позже), сильно изменивших жизнь институтов благородных девиц.
Надя перевесила голову через кровать и, нагнувшись почти к уху Кати, прошептала еще тише, чуть шевеля губами:
— Старшие съели у себя в дортуаре стену.
— Как съели? — живо перебила Катя, которую эта стена смутила и заинтересовала еще прежде, когда она случайно подслушала разговор.
— Как? Кто их знает! Съели и наказаны! Без родных на целый месяц. Уже третий день разборка идет! Многие и из других классов замешаны, и говорят, что открыла это дело мадемуазель Милькеева. Ну, конечно, все и злятся теперь на нее.
— А вы видели эту стену когда-нибудь? — спросила Катя с любопытством.
— Еще бы! В тот день, как меня сюда, в лазарет, вели. Но тогда она была совсем целой.
— Удивительно! — произнесла Катя с неподдельным изумлением. — Какая же это была стена?
— Какая? Право, не знаю. Конечно, самая обыкновенная. Да я, впрочем, и не знаю, которую они съели. У них, как и в других дортуарах, было четыре стены…
— Но знаете, я думаю, что это пустяки. Рассказывают так, ради шутки… — решилась высказать свое предположение Катя.
— Не-ет! Какие тут шутки! Это правда. Да я, впрочем, нисколько и не удивляюсь. Вы еще не знаете, что они могут есть! Я сама видела, как едят грифель, мел, карандаши. Угли вытаскивают потихоньку из печки и едят...
2. Книга "На заре жизни" является мемуарами Елизаветы Водовозовой. Как и Кондрашова, Водовозова (в девичестве - Цевловская) была выпускницей института благородных девиц, только Водовозова была воспитанницей Смольного, а Кондрашова - Павловского. Вторая часть мемуаров как раз и посвящена обучению Лизы в Смольном институте благородных девиц.
Именно во время обучения Лизы, в 1859 году великий русский педагог Константин Дмитриевич Ушинский был назначен инспектором классов, и с его подачи произошло много реформ, изменивших жизнь воспитанниц. Одним из педагогов Лизы, впоследствии ставший её мужем, был Василий Водовозов, друг и соратник Ушинского.
В 1939 году книга была переработана литератором Ольгой Невзглядовой и превратилась в повесть для детей "История одного детства".
Мы разместились на двух скамейках у стола и по очереди начали спрягать глаголы, но то и дело ошибались — и оттого, что плохо знали, и оттого, что нас пугал раздраженный и мрачный вид Верховской.
— Тупицы! Идиотки! — злобно кидала она. Одну воспитанницу она толкнула так, что та стукнулась головой об стену, с другой сорвала передник и нескольких выгнала из комнаты.
Дошла очередь и до меня.
— Как? Как? Начинай снова! — топнув ногой, грозно закричала она на меня.
Я растерялась, замолчала и, опустив глаза, теребила дрожащими пальцами свой передник.
— Ведь на днях еще я заставляла тебя спрягать тот же глагол… Ты знала… значит, это просто фокусы!
Она встала со стула и так рванула меня за руку, что я вскрикнула от боли.
Оба произведения "Дети Солнцевых" и "На заре жизни" во многом перекликаются, только взгляд Кондрашовой более субъективен, ведь повествование книги "Дети Солнцевых" идет от третьего лица. Водовозова же рассказывает о своих мыслях, впечатлениях, переживаниях.
В книге "На заре жизни" много такого, что просто потрясает воображение. Самым сильным потрясением для меня было узнать, что девочки в институтах подвергались наказаниям за то, что сейчас считается болезнью: девочкам, страдающим энурезом, пристегивали к платью мокрую простыню, и в таком виде она должна была ходить весь день. Самым страшным было то, что позор ложился на весь класс. Не надо быть гением, чтобы догадаться, как к этим несчастным девочкам относились соученицы и наставницы, и как это отражалось на самих девочках. Ещё одно потрясение вызвано тем фактом, что девочки годы учебы даже не ездили домой на каникулы. То есть, фактически девочки оказывались оторванными от родных на долгих семь, а то и больше, лет.
3. А теперь перейдем к произведениям Лидии Чарской. Из трёх авторов, упомянутых в этой статье, она является самой известной. Не хочется выделять какое-то отдельное её произведение, ведь почти всё её творчество посвящено девочкам. На стыке XIX и XX веков книгами Чарской зачитывались и девочки, и мальчики. Несмотря на критику, её книги продолжают жить и находят новых читателей.
Значительная часть произведений Чарской посвящена воспитанницам института благородных девиц, ведь сама Лидия, как и Елизавета Кондрашова, закончила Павловский институт благородных девиц в Петербурге.
Чарская училась в 1880-1890 годы, то есть после реформ Ушинского, поэтому условия в институтах были уже не такими драконовскими, да и качество обучения изменилось в лучшую сторону. Но многое там с давних пор осталось неизменным - недоедание, постоянный холод, жесткая дисциплина, озлобленные на весь белый свет наставницы.
О девочках-институтках Чарская пишет в повестях "Записки институтки", "Люда Влассовская", "Княжна Джаваха", "Вторая Нина", "Тайна института", "Белые пелеринки".
Мне захотелось неудержимо разрыдаться. Милые, бесконечно близкие лица выплыли передо мной как в тумане.
Я упала головой на скамейку и судорожно заплакала.
Ниночка сразу поняла, о чем я плачу.
— Полно, Галочка, брось… Этим не поможешь, — успокаивала она меня, впервые называя меня за черный цвет моих волос Галочкой. — Тяжело первые дни, а потом привыкнешь… Я сама билась, как птица в клетке, когда привезли меня сюда с Кавказа. Первые дни мне было ужасно грустно. Я думала, что никогда не привыкну. И ни с кем не могла подружиться. Мне никто здесь не нравился. Бежать хотела… А теперь как дома… Как взгрустнется, песни пою… наши родные кавказские песни… и только. Тогда мне становится сразу как-то веселее, радостнее…
Гортанный голосок княжны с заметным кавказским произношением приятно ласкал меня; ее рука лежала на моей кудрявой головке — и мои слезы понемногу иссякли.
"Записки институтки", Л. Чарская.
Но есть в творчестве Чарской и произведения о других учебных заведениях - это "Записки маленькой гимназистки", "Гимназисты", "Гимназистки" (из названий понятно, где учатся герои книг), "Особенная" (главная героиня учится в частном пансионе, в котором также работает её сестра). Повесть "В глуши" рассказывает о молодой девушке, преподающей в школе глухого башкирского села.
У меня на сегодня все!