Решение о строительстве Юго-Восточной хорды принято, бытовки рабочих и технику вдоль Курской железной дороги – от Царицыно до Текстильщиков – начали устанавливать еще осенью. Тем не менее жители Москвы продолжают протестовать против строительства хорды, подчеркивая, что для участка от платформы Москворечья до Курьяново, проходящего через Москва-реку, будет затронута санитарно-защитная территория хранения урана и тория, ядерных отходов расположенного здесь Завода полиметаллов. С 11 января активисты начали круглосуточное дежурство у платформы Москворечье, непосредственно около территории, где должна была начаться подготовка к строительству. За это время им удалось воспрепятствовать разгрузке блоков стройгородка и установке ограждения.
Строительство Юго-Восточной хорды изначально не нашло массовой поддержки. Действительно ли Москве так нужны новые дороги? Если попытаться найти ответ на этот вопрос, оглядываясь на опыт других мегаполисов, то всё очень неоднозначно. Нью-йоркская Cross Bronx Expressway не оправдала в полной мере возложенной на себя функции, а ее автор, один из самых противоречивых градостроителей Роберт Мозес, заслужил ненависть местных жителей за неадекватную самоуверенность, игнорирование интересов обитателей и оскорбления в адрес протестующих. Для продвижения своих противоречивых проектов (среди которых были предложения снести Гринвич-Виллидж, построить автомагистраль на Нижнем Манхэттене или парковую автодорогу вдоль Вашингтон-сквер) Мозес любил цитировать известного планировщика Парижа барона Османа: “Всё новое производит неблагоприятное впечатление, потому что перемены расстраивают привычный уклад жизни. Но первое впечатление обманчиво. Оно скоро уступит более справедливому и более великодушному восприятию”. С последствиями опрометчивых и авторитарных решений Мозеса, за которым закрепилось прозвище “Боб-строитель”, Нью-Йорк борется по сей день.
16 января я побывала на дежурстве у склона и пообщалась с дежурящими там москвичами. Также моими собеседниками стали депутат Печатников Сергей Власов и главный эксперт отдела по обращению с отработавшим ядерным топливом ВНИИАЭС Александр Буров.
Выпавший накануне снег растаял и освобожденные от деревьев, гаражей и обитающих там несколько лет собак участки вдоль Каспийской улицы были покрыты размытой грязью, строительный ковш поднимался и опускался, в окошке строительного забора виднелись бытовки.
Газель активистов с 11 января припаркована на пятачке у платформы Москворечье. Под мостом проносятся электрички, переименованные в диаметры – теперь вместо красно-серых развалюх с заедающими дверями и коричневыми скамейками ездят ЭП2Д и иволги. Москвичи спешат на платформу или едут с работы, кто-то останавливается посмотреть на группу людей, стоящих рядом с фургоном, кто-то подходит и общается, из подошедших 16 января почти все были солидарны с активистами, знали о строительстве и закапываемых на территории ТВЭЛ с 30-х годов ядерных отходах.
Первой моей собеседницей стала жительница юго-восточного округа Вера Олеговна.
Вы живете в этом районе?
– Я родилась в Царицыно и живу здесь всю жизнь.
Знали ли вы о ядерных отходах?
– Про закапываемые с 1930-х годов отходы я не знала. Но наш район был жемчужиной в Москве – у нас жили болотные курочки. Район назывался Куба, потому что у нас росли реликтовые деревья. Была живность, как в экологически чистых местах, пока не появился Собянин со своей хордой. Когда мы стали писать, что хорда испортит природоохранную зону, они решили сделать нам в угоду благоустройство. Понатыкали фонари, замостили разнотравье, выкопали на полметра в глубину и застлали плиткой, повыкорчевали деревья – сделали зону отдыха. Сейчас не осталось возможностей писать куда-либо.
Кому вы писали и что вам отвечали?
– Василию Десяткову (Василий Десятков, директор ГКУ “Управление дорожно-мостового строительства” – прим.) считает, что тут всё прекрасно – я в их организацию написала 5 писем, и в каждом подписала “Не пишите, что всё тут хорошо, а конкретно напишите результаты замеров, номер лицензии, кто проводил замеры”. Он мне в ответ пишет: “Экспертиза была положительная”. Бочкарев (Андрей Бочкарев, руководитель Департамента строительства Москвы – прим.) то же самое – ответы под копирку.
Какой день вы дежурите у хорды?
– Не первый день, дежурю время от времени.
Настя, жительница Царицыно
Давно ли вы дежурите здесь?
– С понедельника.
Как вы узнали об этом?
– Через фейсбук. В субботу мы с мужем мирно гуляли в Коломенском, подумали дойти пешком из Коломенского в Царицыно, а вышли мы рядом с могильником. Мы не знали, что это могильник – не было никаких опознавательных знаков, кроме порванных лент, повешенных активистами. Выйдя из дырки в заборе мы вышли на холм и увидели надпись “радиация”. Мы не на шутку испугалась. Позже уже через интернет мы узнали, что там могильник ядерных отходов. Самое интересное, что ни МЧС, ни "Гринпис" – никто не смог сказать, что делать, если мы невольно погуляли на радиоактивной территории. В эту же ночь активисты помешали установке строительной техники здесь.
Через три дня, 19 января, я увидела Настю на Антифашистском марше памяти Анастасии Бабуровой и Станислава Маркелова с плакатом о строительстве на месте захоронения радиоактивных отходов.
Настя проводит меня в фургон, где греются и общаются между собой дежурящие. В фургоне тепло, на окне мигает разноцветная гирлянда. Григорий, Наталья, Ирина и Дмитрий рассказывают мне о своих хождениях по инстанциям и районным митингам, а также делятся размышлениями о том, что город постепенно покрывается всё большим количеством автодорог.
Дмитрий дежурит четвертый день.
Наталья рассказывает, что на дежурства съезжаются люди со всех районов Москвы.
– Все районы, через которые проходит хорда-убийца, в едином порыве приезжают сюда дежурить! – резюмирует Григорий.
– Не только хордовые, – дополняет Наталья, – Хамовники, Хорошево-Мневники, Солнцево, мы с Ириной бутовские. У нас в Бутове ситуация другая: у нас Солнцевская трасса, с которой мы боремся с 2015 года.
– С декабря 2014 года мы боремся против трассы из Новой Москвы! – поправляет Григорий.
– Да, – продолжает Наталья, – в апреле 2019 года мы узнаем, что к нам идет еще и Юго-Восточная Хорда. Бутово – транзитная зона. И теперь мы вместе, организовали рабочую группу.
Я спрашиваю у активистов, были ли они на слушаниях.
– В Госдуме и в Мосдуме были рабочей группой! – отвечает Григорий. – Были разные слушания в разных районах.
– Я был на публичных слушаниях еще в 2013 году, – говорит Дмитрий.
– У нас были скандальные слушания по Солцевской трассе в 2015 и по ЮВХ позднее, – вспоминает Наталья, – этот процесс запущен, как только присоединили территории Новой Москвы. Собянин со своей командой делает всё, чтобы покрыть территорию точечной застройкой и в последний момент схватывается: “Ах, надо дороги!”
– Поля застраиваются ЖК без дорог. Дороги в последнюю очередь! – восклицает Григорий.
– Рабочих мест тоже нет, – добавляет Вера Олеговна, зашедшая в фургон позднее, – на этих территориях специально банкротят предприятия, люди вынуждены ездить за тридевять земель на работы. Естественно, им нужны дороги. И неясные личности зарабатывают на этом миллиарды.
– Мы не можем сказать, кто зарабатывает, потому что нет прозрачного механизма, который показывает, куда идут наши налоги, – заключает Григорий.
Я спрашиваю, были ли какие-то альтернативные формы протеста. Дмитрий был на трех районных митингах: “Два около метро Кантемировская и один в Сабурово. Тот, что был в Сабурово, прошел не очень хорошо, потому что люди больше орали друг на друга, единство было только на словах, тем более здесь несколько раз ловили провокаторов, которые публику разогревали. А на Кантемировской – загляденье – и говорили хорошо, и слушали хорошо, и решения принимали хорошо”.
На мой вопрос, как, по его мнению, можно защититься от провокаций Дмитрий с иронией резюмировал:
– Ответ на этот вопрос потянет на многотомное издание. Если вы четко знаете, ради чего вы пришли на митинг, вам никакие провокаторы не страшны.
Вера Олеговна вспоминает один из митингов, на который пришла кандидат-самовыдвиженка, поддержанная “Единой Россией” Елена Самышина: “Пришла на митинг кандидатка от “Единой России”, Самышина, бывшая глава нашего муниципалитета, ее освистали и выгнали с трибуны. Весь район завалили ее листовками. У нас был альтернативный кандидат, Павлинов от “Справедливой России”, тоже самовыжвиженец и шёл по умному голосованию Навального, он всё прошел, нам не давали распространять информацию о нем – активизировали дворников, больше 15 минут информация о нем не висела. Павлинов готовил иск по хорде, он юрист по образованию. Самышина отобрала весь ресурс. Рассказывали, что она врач-онколог и точно не допустит строительства рокады”.
Я спрашиваю, были ли от Самышиной какие-либо комментарии по поводу этого участка и строительства хорды. Мне отвечает Вера Олеговна.
– За 2 дня до выборов было объявлено, что “Единая Россия” сказала, что проблему хорды решит. За 2 дня до выборов Самышина в сопровождении где-то 10 тележурналистов различных телеканалов прошлась по этому холму, сказала, что будет добиваться отмены строительства на холме, что тут и так тяжелая экологическая обстановка. И как только она прошла, всё это заглохло. Она всегда поддерживала принятые властями решения или, если она сомневалась, она уходила в буфет (в фургоне смеются).
Пока мы разговариваем, в окно я вижу: к пятачку у платформы подъезжает полицейская машина.
– Это нормально, – спокойно говорит Дмитрий. Наталья добавляет: “Они всё расспрашивали в прошлый раз, а не приедет ли инопресса?”
Разговор снова переходит на тему радиации. Григорий говорит, что создан даже атомный чат: “Там все ребята атомщики общаются, походили с дозиметрами, там в некоторых местах превышение в 30-40 раз”. Одним из этих атомщиков оказывается мой следующий собеседник, Александр Бугров.
Александр Бугров, ВНИИАЭС, главный эксперт отдела по обращению с отработавшим ядерным топливом (до 2017 года)
Как бы вы оценили опасность для здоровья, если с этим холмом будут что-то делать?
– Можно провести спектральный анализ и определить, какие изотопы, потому что ряд изотопов опасен как радиоактивно, так и химически. Например, в Чернобыле оставался цезий-137. У него период полураспада 30 лет. Другие радиоизотопы они более длительного распада. И что там находится неизвестно. Соответственно, когда кто-то это решит раскапывать, поднимется пыль, грязь и заражение может быть как химическим, так и радиоактивным. И вообще, опасность радиактивного заражения, когда находитесь в зоне – это именно захват радионуклеидов внутрь. Можно длительно находиться в карантинной области со средствами защиты, без средств защиты это уже опасно, потому что происходит захват легкими и дальше уже внутри образуются очаги радиоактивного переоблучения. Это опасно. Там могли проводить какие-то эксперименты с топливом и топливо может быть уран-8 с примесью пятого – он фонит, а может быть что-то в виде аэрозолей. Нужно определиться, что это такое.
Ситуацию комментировали многие чиновники. Например, глава ГКУ “Дорожно-мостового строительства” Василий Десятков заявляет, что склон не заражен. Но, судя по показаниям приборов, это утверждение можно поставить под сомнение.
– Конечно.
Десятков в том числе говорит, что в сам склон будут лишь ставить опоры для моста на глубину не более чем 5 метров. Даже если склон не будут поднимать, а просто установят в него опоры – это всё равно опасно?
– Да, это опасно. Во-первых, не знаю, на какой глубине: они могут быть на 10 метрах, может быть больше, может, меньше. Потому что очаги радиоактивного заражения есть и их надо ликвидировать. Иначе получается это бесконтрольное хранение радиоактивного материала. Они могут его либо законсервировать, либо вывезти на соответствующие площадки для подконтрольного захоронения. А в данном случае это бесконтрольное захоронение изотопов, радиоактивных веществ неизвестной природы, и это по меньшей мере преступно. А то, что они заявляют – ну, они уже деньги освоили какие-то…
Если перед строительством проведут дезактивацию грунта, это поможет?
– Да. В Чернобыле они снимали грунт, вывозили, но это всё было подконтрольно. Вопрос в том, как они будут делать это здесь. Может быть, машина отъедет на 100 метров и всё выгрузит. Нужно настаивать на том, чтобы проводилось мероприятие по дезактивации низа.
На ваш взгляд дезактивация значительно уменьшит вред от строительства?
– Да, более того, они же не будут захоранивать так, чтобы не выходили продукты заражения в окружающую среду. Допустим, отходы лежат на глубине 7 метров. Строители на 5 метров закопали эти опоры, и осталось 2 метра до радиоактивного очага. Как земля будет дальше себя вести неизвестно. Это не сформированный грунт, там находится какая-то полость. Опора может туда провалиться – это опасно.
Как таковых нарушений при изначально такой практике хранения отходов нет? Это рядовая практика?
– Нет, конечно, не рядовая, скорее всего это умышленное противозаконное мероприятие по захоронению радиоактивных отходов. У нас есть законы по надлежащему хранению отходов. Здесь обнаружены радиоактивные отходы, понятное дело, что может быть активность не столь высокая, но сам факт, и должен быть предусмотрен ряд мероприятий по их дезактивации.
Территория ТВЭЛ была вынесена из реестра о санитарно-защитной зоне. Это вообще возможно, если там когда-либо захоранивали ядерные отходы?
– Если они вынесли, было принято решение, значит, в какой-то момент они недолжным образом вывели из статуса защитной зоны, не провели обследования, не доказали безопасность данного участка. Если они действительно вынесли эту зону из статуса санитарно-защитной, это можно рассматривать как халатность.
Комментирует ситуацию с вынесением участка из статуса санитарно-защитной зоны и депутат Печатников Сергей Власов:
– В 2009 году “Росатом” определил санитарно-защитную зону на территории Завода полиметаллов, которая выходит за пределы завода и занимает территорию, где планируется строительство. По закону все санитарно-защитные зоны должны были внести в ЕГРН в 2018 году, в ноябре. По каким-то причинам для санитарно-защитной зоны Завода полиметаллов этого не произошло. И все экспертизы, которые делаются сейчас, делаются без учета того, что здесь санитарно-защитная зона.
“Росатом” не провел какие-то действия по регистрации и внесению изменений в единый реестр о санитарно-защитной зоне. Умышленно было это сделано или нет? Возможно, умышленно, потому что в ноябре 2018 года уже было принято решение, что хорде быть.
Автор текста и фотографий: Ирина Меркулова