Это было давным-давно. Воронежская губерния, Винивитинский кордон (2-й в мире, после Канады, бобровый заповедник).
Собрались мы с другом Женькой на рыбалку с ночевкой. Палатка, котелок, все дела.
Серьезные пацаны на сазана пошли. Женька говорит «давай возьмем с собой двоих моих однокашников?». Он тогда в Универе учился. «Нет проблем», - говорю.
«Они французы, натуральные».
«Ничего, водка сближает.»
«По-русски плохо говорят, первый курс, как-никак.»
«Фигня, за два дня научим»
Познакомились уже в рейсовом автобусе. «Пьер и Жан из Франции». Понятно, что не с Якутии. Да и имена редкие. Пока ехали, начался дождь. Это никого не смутило, под Жигулевское начали осваивать русский разговорный.
До реки добрались под вечер. Дождь утих, но не перестал. Французы взялись за костер, мы с Жекой за палатки. Походного опыта у всех было маловато, поэтому мы решили пропустить по «маленькой». Чтоб одежда высохла. «Иногда, русским это заменяет и палатку, и костер» - объяснили мы французам. Тогда в магазинах продавался чудный напиток «Сибирская». Сейчас, вроде, тоже есть, но не то. Импровизированный стол «по быстрому» на сосновом пеньке: на газетке свежие огурчики с пупырышками, помидорчики и копченая колбаска. Порезали все кроме огурчиков, они были слишком маленькие (корнишоны на два укуса). Французы достают под «Сибирскую» какие-то свои алюминиевые мензурки. Мы с Жекой переглянулись и достали армейские эмалированные. Один-ноль в нашу пользу. Мы объяснили, что их мензурки «для костра и палатки» маловаты, и они согласились усугубить из нашей тары. Но после нас. Женька в темноте налил «по булькам» и мы с ним выпили хорошую дозу (это я понял, когда пил). Закусили с пенька тем, что нащупали в темноте и гордо посмотрели на Пьера и Жана. Счет: два ноль. Те закивали своими орлиными носами (кстати, очень похожи на наших кавказцев с рынка) и взяли в руки, наполненные добрым русским парнем Женей, приборы. Эти взгляды я помню до сих пор. Такой взгляд я видел у женщины в Русском музее, когда она разглядывала картину «Последний день Помпеи». И тут Женька случайно задел газетку, и часть закуски упала с пенька на землю. Понятное дело – «Сибирская». Женьке палатка была уже не нужна. Подняли с земли на пенек огурчики и прочую закусь. Французов это немного отвлекло от созерцания, и они решились. Маленькими глотками выпили и с достоинством посмотрели на нас слезящимися глазками (опять «Последний день Помпеи»). Один из них (то ли Жан, то ли Пьер) также на ощупь взял с пенька, наверное, огурчик и с хрустом впился в него зубами.
Далее я сначала присел, а потом услышал. Рев, громкую иностранную речь вперемежку с русским разговорным (я же говорил Женьке, что быстро по–нашему говорить научатся). Вместо огурчика он закусил маленькой зелененькой сосновой шишкой. Все правильно - лес сосновый, шишек полно, Жека вместе с корнишонами поднял с земли и шишку. А она такая же маленькая и с пупырышками. Да и темно было. Половинка французского зуба упала на непреклонную русскую землю.
Кое–как поставили палатки, также кое-как закинули донки и легли спать.
Наутро наспех перекусив, мы пошли с Женькой проверять донки. Что-то сняли с донок и отнесли нашим друзьям. Они пообещали нам приготовить нечто из их национальной кухни. А мы взяли на себя уху. Для ухи не хватало окуней. Взяли Бамбуковые Удочки, и пошли опять к реке. Наловили окуней, плотвы, густеры - и на базу.
В лагере стало уютно. Костер они запалили таки. Стол сервирован, из приемника надрывается Леонтьев. На тарелочках нарезанные овощи, колбаска и что-то жаренное. Запах-обалдеть. Вот оно счастье. Женька почему-то сразу наехал «ну что Патрисы Лумумбы, уже успели пропустить. Без нас?» Ну, это так для порядка. Добытчики ведь мы, а они так по хозяйству.
Уселись на бревнышко у костра и начали трапезничать. Разлили как вчера, выпили. Ушица пошла неплохо. Добрались до тарелки, на которой горкой лежали кусочки чего-то жареного. У нас с собой была алюминиевая посуда, а у наших иностранных друзей какие-то специи. Кушаем мы ЭТО и не поймем. Не рыба, не мясо, но вкусно. Пьер с Жаном тоже наворачивают за обе щеки. На наши вопросы только улыбки и бормотание. Ну и ладно, кушать-то хоца. Куриные крылышки, наверное, подумал я. Съев почти все, мы возобновили свои вопросы. Уже настойчивее. «А вот это и есть национальное французское блюдо – лягушки.» Мы не поверили. Наступила пауза. Женька посмотрел на реку, я стал разглядывать косточки. Лягушечий хор на реке, как назло, стал громче. Я вспомнил в деревне на столбе объявление, - принимают у населения лягушечьи лытки на вес. Да и заповедник все-таки. Разговоры в автобусе под Жигулевское, что, мол, в мире много видов лягушек и есть можно не все. А у Вас типа такие виды водятся. В качестве доказательства толи Пьер толи Жан предложил Жене пройти к кустам и убедиться, увидев останки. Женя пошел, и остался там. Ненадолго. Счет: два-один.
Обратно шли и встретили лесника. Увидев бамбуковые удочки, спросил, как улов, пожалел, что не попал на уху. Рассказал, что слышал ночью какие-то крики в лесу. Вот и обходит территорию. Беззубый француз инстинктивно сжал губы. Хороший дядька лесник пожал нам руки и пошел искать крикунов. А мы побрели к трассе. Женька внимательно смотрел под ноги и иногда перешагивал через земляных лягушек.