Тетя Люся - для меня человек, раскрывающий огромную силу людей, переживших блокаду. Сегодня я не могу не вспомнить о ней, тем более, что удивительным образом день ее кончины совпал с этой датой полтора десятка лет назад.
Мое раннее детство было окружено бабушками. Бабушками всех видов и мастей, как весь мой пестрый и перекрестный род. Все они дружили, ездили друг к другу в гости в разные города и веси, писали письма, посылали телеграммы и отправляли бесконечные передачки с продуктами, посылки с подарками. И бесконечно баловали нас, внучат, общих на всю эту огромную бабушкину тусовку. Внимание к нам было каким-то сферическим, при всем отсутствии нынешних материальных благ, мы получали с лихвой любовь, заботу и трепетное участие в нашем становлении, в развитии наших личностей.
Тетя Люся. Очень дальняя родственница моей бабушки. В 20 лет ее тетка Эмилия Алифантьевна вывезла в маленький городок Смоленщины к этим самым дальним родственникам, тоже перебравшимся туда. Уехали они из Ленинграда, чтобы стереть память о гибели всей семьи от голода. Это почти дословно та фраза, которую в моем детстве говорила Эмилия Алифантьевна и потом на вопрос "Почему Вы уехали из прекрасного Ленинграда", отвечала и теть Люся.
Эмилию Алифантьевну я помню очень плохо, наверное, эти были вообще первые похороны в моем детстве. Помню роскошную черную атласную ленту, которую мне тетя Люся отдала на память об Эмилии. Лента была историческая - Эмилия Алифантьевна ее носила еще гимназисткой и хранила как память о своей юности. Так и мне, видимо, с почти вековой историей эта лента послужила для моих школьных кос. Эмилия Алифантьевна ушла около 90 лет, и была уникальным представителем той - дореволюционной культуры. Помню удивительную осанку, потрясающую походку и элегантные наряды старушки: строгие сарафаны с кружевными воротниками, обязательную прическу и шляпки. И еще - перчатки. В любое время года Эмилия Алифантьевна носила перчатки, летом - кружевные тонкие, зимой - кожаные. И вела исключительно замкнутый образ жизни. Правда, была большой любительницей преферанса и бриджа, ее приходы в бабушкин дом вспоминаю атмосферой какой-то возвышенности и подчеркнутой внимательностью и обходительностью друг к другу у взрослых.
Эти субботние партии у бабушки были частью местного ритуала в компании, собиралась всегда компания человек 10-12. Кто-то пел романсы, несколько групп разбредались по разным столам играть в бридж или преферанс, а с нами, детьми, всегда были желающие сыграть в лото. Пили чай, беседовали, обменивались новостями и историями, сугубо приятными и интересными. Компания была, преимущественно, дамская, но и несколько женатых пар тоже были регулярными гостями. При появлении мужчин бабушка доставала бутылочку коньяка и ликера, сейчас с удивлением вспоминаю, что бутылки ликера и коньяка хватало на еженедельные встречи большой компании - месяца на 2. Не пила провинциальная интеллигенция, так - для антуражу... И невероятная любовь к красивым чашкам и рюмкам... этот сервиз, который доставался по субботам из буфета....эти фарфоровые вазочки для печенья и хрустальные - для варенья. И форма рюмок - до сих пор их разыскиваю, не разыщу...
Эмилия Алифантьевна иногда брала сама гитару, семиструнку, играла дивно, сложно...и глубоким басовитым голом пела какие-то старинные романсы, и даже мы дети замолкали и слушали, раззинув рты. Это такой пронзительный миг детства, миг соприкосновения с непередаваемым словами. То, что живет внутри, как искра. Несколько лет назад оказалась на каком-то весьма камерном концерте романса, и вдруг оно прилетело... оттуда, из детства, три романса - редчайших... слезами до коленок и пронзительной благодарностью за это детское счастье, быть там, с ними.
Удивительно, что соседи, зная об этих еженедельных посиделках - приносили угощенье для гостей моей бабушки - мед свежевыгнанный, ягоды, выпечку, рыбу речную... И особое отношение было к Эмилии Алифантьевне - я помню, что всегда кто-нибудь из соседей по нашему переулочку частных маленьких домиков с махонькими садиками выходил ее проводить, и обязательно вручали ей какой-то гостинец. Она, при всей своей замкнутости, была местной легендой и достопримечательностью. И это, правда, было красиво - когда она шла под руку с кем-нибудь: элегантная старушка с кружевным воротником и в шляпке и приосанившийся "60-летний юноша", развлекающий ее беседой в прогулке по узким улочкам провинциального городка. Скоро будет 50 лет, как ее нет, а могилка ее всегда ухожена и часто там лежат цветы и конфетки. И на могилке просто крест стоит.
Эмилия смогла спасти только одну Люсю. Видимо, у них был запрет вспоминать, что они пережили и как теряли всех. Теть Люся только вспомнила один раз, как в обязанности детей было вывозить покойников на саночках с улицы. И что она, уже девушка, работала санитаркой - и, возможно, это ее и спасло. Рабочая дисциплина, да необходимость двигаться.
Тетя Люся в Ленинграде перенесла менингит. Чтобы ее спасти, мама и тетя отказались от еды. Тетя выжила. Мама ушла.
Тетя почти ничего не слышала. Читала по губам, по мимике, по движениям. Никто так не "ловил" настроения, как тетя. Она точно знала, по одному взгляду, что у тебя что-то не так. Вопросов лишних не задавала, очень тактичной была, но после встречи с ней, после беседы о чем-то незначительном, но таком важном в красоте полноты жизни - как-то все печали рассасывались и растворялись.
Тетя Люся обладала уникальной, киношной красотой. Даже в глубокой старости - была невероятно красивой старухой. Живой, подвижной, с тучей интересов и бесконечных тем для бесед и обсуждений. . Как большинство девушек предвоенных школьных выпусков - осталась одинокой. Но.... более счастливого, доброго, увлеченного человека в моем детстве, наполненным глубочайшими и светлейшими людьми - найти сложно.
Тетя Люся, сколько я ее помню, всю жизнь не придавала значения еде. Красоте - да. Ее удивительный садик на крохотном дачном участочке - 2 сотки - был бы на зависть всем современным ландшафтным дизайнерам. Всю жизнь, в память об ее садике, пытаюсь развести столько сортов дельфиниумов и панстемонов. И одна-единственная чудо-яблонька, на которой было привито 16 сортов разных яблок, каждая ветка - отдельный сорт. В любое время лета. От ранетки до поздней-поздней антоновки.
Тетя Люся заведовала кружком юннатов. И это был дивный мир. Сейчас я думаю, что ее увлечениям не было предела. В крохотной комнате кружка были и живые бабочки - махаоны, и жуки неведомых видов, и лягушки-жабы, и ящерки, и аквариум с редкими видами рыбок, и какие-то удивительные курочки, рядом с кружком она возвела голубятню и добывала голубей необыкновенной красоты и породистости. Для местных кролиководов - теть Люся добывала редкие породы кроликов, для козоводов - редкие породы коз. Все контакты заводчиков - были у нее в руках, в переписке, и в маленьком городишке все продвинутые любители шли к ней за консультацией и за помощью. Цветущий редкими цветами, плодоносящий редкими сортами смородин и крыжовника, яблонями-райками, черной рябиной и оградами из барбариса... мой микро-городок - это посмертная жизнь теть Люси. Сейчас трудно поверить, что все это делалось бесплатно, безвозмездно, просто ради того, чтобы было хорошо и гармонично, чтобы было добро и красота.
Когда тетя Люся ушла на пенсию, в свою крохотную комнатку коммуналки она унесла из кружка за собой двух белок, подобранных ей в лесу подбитышами. Эти белки были откровением моего детства. А сколько было всяких птиц - подбитышей, слетков... Сколько она их выходила и выпустила на волю. И нас, детей, она последовательно учила их лечить.
Тетя Люся, кстати, никогда не проходила мимо плачущего или расстроенного ребенка, заговаривала с ним. То цветочек подарит из букетика, то конфетку достанет из кошелки, то собаку уговорит поиграть с малышом. И как-то вообще внимание не обращалось, что кто-то не так посмотрит, осудит...
И... собаки. Всегда - у тети Люси было не меньше трех собак. Все - подобранные на улице, самые убогие, самые загибающиеся, самые кривые, поломанные, искалеченные уличные дворняги. Которых она выхаживала, выкармливала, восстанавливала и жила с ними. За мои 35 лет жизни на орбите тети Люси таких собак я помню 8. Последняя собака - закрыла тете Люсе глаза, сумела выломать замок и дойти до моей бабушки. Так мы узнали, что ночью тетя Люся ушла. От инсульта. Никому не позвонив. Никого не позвав на помощь. А днем была у бабушки в гостях с ежедневным визитом, бодрая, веселая и счастливая. Варенье принесла гостинцем.
Когда мы приехали на похороны, на подоконнике выстроился ряд голубей. Они били клювами в жестяной подоконник, стучали в стекло, громко хлопали крыльями и гукали. Пока мама моя не догадалась их покормить. Долго потом еще голуби прилетали на окно, приученные к кормежке. А собака осталась на кладбище возле могилы. Так и не смогли мы ее увести оттуда - ни волоком, ни пряником. Ходили кормили ее каждый день, так собака и осталась рядом с могилой хозяйки.
Получилась очень долгая история. Вряд ли она будет кому-то интересна, но мне это важно написать. Мне важно помнить, как глухой человек невероятной красоты не просто умеет выслушать ребенка, но умеет его понять. Умеет рассказать ему что-то важное и ценное. Умеет привить важность к истинной красоте жизни.
И еще... Питер потряс меня своей тотальной любовью к собакам и кошкам. Первое впечатление - незабываемое. Приехала утренним поездом на Витебский вокзал, навстречу мне бежала толпа горожан-дачников- на уходящую электричку с соседней платформы. И каждый дачник - кто на поводке, кто в кошелке, кто под мышкой - нес с собой собаку или кошку. Может, и не каждый - но запечатленный мной на всю жизнь портрет Питера - люди с беспородными собаками и котами.