Найти тему

Артур Шопенгауэр о безумии

Мой личный многолетний опыт привел меня к убежденно, что безумие сравнительно чаще всего постигает актеров. Но зато как же и злоупотребляют эти люди своею памятью! Каждый день приходится им выучивать новую роль или освежать в памяти старую, — а все эти роли не имеют между собой никакой связи, противоречивы и противоположны, и каждый вечер актер старается забыть самого себя и сделаться совершенно другим человеком. Это и пролагает путь к безумию.

Когда упорное противодействие воли против усвоения какой-нибудь истины достигает такой высокой степени, что эта операция не может быть выполнена совершенно чисто; когда, вследствие этого, известные факты и случаи от интеллекта совсем утаиваются, потому что воля не может переносить их вида, и ради необходимой связности интеллект сам произвольно заполняет возникшие через это пробелы, — тогда наступает безумие. Ибо интеллект поступается своей природой, для того чтобы угодить воле, и человек воображает себе то, чего на самом деле нет. Но зато постигшее его безумие становится Летой невыносимых страданий: оно явилось для встревоженной природы, т. е. воли, последним средством к спасению.

Кстати, упомяну здесь об одном интересном подтверждении моей теории. Карло Гоцци в Monstro turchino выводит одно лицо, которое испило дающего забвение волшебного напитка, — и это лицо ведет себя как безумец.

Итак, согласно предыдущему, источник безумия можно видеть в том, что человек насильственно «выбивает себе из головы» какую-нибудь вещь, — а это возможно только в том случае, если он «вбивает себе в голову» какую-нибудь другую. Реже встречается противоположный процесс, т. е. когда человек сначала «вбивает себе что-нибудь в голову», а потом уже «выбивает из головы» что-нибудь другое. Возможен, впрочем, и этот последний процесс — именно, в тех случаях, когда человек постоянно видит перед глазами тот повод, из-за которого он помешался, и не может от него отрешиться: например, при некоторых формах эротомании, когда больной непрерывно думает о причине своего помешательства, или при таком безумии, которое возникает от испуга перед каким-нибудь внезапным, ужасным происшествием. Такие больные держатся за свою идею с судорожной настойчивостью, так что никакая другая мысль, в особенности противоположная, не может найти себе места у них. Но при том или другом происхождении безумия, сущность его остается та же, — именно, невозможность равномерно-связного воспоминания о прошлом, — того воспоминания, которое является основой нашей здоровой, разумной сознательности. Быть может, указанная здесь противоположность в формах возникновения безумия, если толково обдумать ее, могла бы послужить глубоким и определенным основанием для классификации помешательства в собственном смысле.

Впрочем, я рассмотрел здесь только психологический источник безумия, т. е. обусловленный внешними, объективными поводами. Но часто оно вызывается и чисто-соматическими причинами, неправильным образованием или частичной дезорганизацией мозга или его покровов, а также воздействием на мозг других, болезненно пораженных органов. Главным образом, именно при последней форме безумия происходят ложные восприятия чувств, галлюцинации. Но в большинстве случаев те и другие причины безумия сочетаются между собою, — т. е. психологические и соматические. Это как в самоубийстве: редко бывает оно обусловлено одним только внешним поводом; — в основе его лежит известное физическое недомогание, и смотря по степени, какой достигает последнее, нужен для самоубийцы более или менее сильный повод извне; лишь самая высокая степень физического расстройства делает такой повод излишним. Вот почему нет несчастья, которое было бы настолько велико, чтобы всякий из-за него решался на самоубийство; и с другой стороны, нет несчастья, которое было бы настолько мало, чтобы подобное ему раньше уже не приводило кого-нибудь к самоубийству. Я описал, как психологически возникает безумие, в результате большого несчастья, у людей, на вид, по крайней мере, вполне здоровых. А у лиц, соматически уже сильно предрасположенных к безумию, достаточно для него самой ничтожной неприятности; так, я припоминаю, что видел в сумасшедшем доме одного человека, который раньше был солдатом и помешался от того, что его офицер обратился к нему на ты. Там, где к безумию есть резкое физическое предрасположение и где последнее вполне созрело, — там и не нужно никакого внешнего повода. Безумие, возникающее исключительно из психологических причин, в силу порождающей его насильственной перемены в ходе мыслей, может, пожалуй, вести за собою своего рода паралич или какое-нибудь другое поражение одной из мозговых частей, и если его скоро не устранить, то оно может остаться навсегда; оттого безумие излечимо только в начале, а не спустя большой промежуток времени.

То, что существует бешенство без помешательства, это утверждал Пинель, это оспаривал Эскироль, — и с тех пор много было высказано по этому вопросу мнений за и против. А решить его можно только эмпирическим путем. Но если такое душевное состояние действительно существует, то его следует объяснять тем, что воля периодически совершенно уклоняется здесь от господства и руководительства со стороны интеллекта, — а с ним и мотивов, отчего она и выступает в качестве слепой, неукротимой, разрушительной силы природы и выражается в стремлении уничтожать все, что попадается на ее дороге. Сорвавшаяся таким образом воля напоминает поток, который прорвал свою плотину, коня, который сбросил своего всадника, часы, из которых вынули тормоз винтов. Впрочем, это освобождение воли от интеллекта распространяется только на разум, т. е. на рефлективное, а не на интуитивное знание, потому что иначе воля оставалась бы без всякого руководительства, а следовательно, человек — без движения. Субъект, пришедший в бешенство, воспринимает объекты, — ведь он на них и набрасывается; он сознает свои текущие поступки, он впоследствии сохраняет о них и воспоминание. Но только действует он безо всякой рефлексии, т. е. безо всякого руководительства со стороны разума, — он совершенно не может соображать и мыслить ни о чем отсутствующем, прошедшем и будущем. Когда же припадок проходит и разум снова получает свое господство, его функция совершается правильно, так как его собственная деятельность не извращена здесь или разрушена, а только воля нашла себе возможность на некоторое время совсем уклониться от него.

Мне, быть может, случалось видеть, что полное расстройство сознания, безумие, не только не понижает и не подавляет остальных сил и не только не опасно для жизни, но даже весьма повышает возбудимость или мускульную силу и этим удлиняет жизнь, чем сокращает ее, если только не вмешиваются другие причины.