1942-й год, деревня под Курском, немецкая оккупация. Заходит в дом военный: форма черная, черепа на шевроне, морда суровая.
- Матка! - орет, - млеко, шнеля-шнеля!
Ну как такому откажешь? Бабушка налила в кружку молока и принесла, тот ухватил и давай пить. А бабушка смотрит на него, улыбается, по-доброму так, и говорит, максимально милым тоном:
- Пей, скотина, пей. Чтоб ты, гад, подавился, чтоб ты поперхнулся, чтоб тебя черти взяли...
А эсэсовец пьет, улыбается и кивает. Допил, кружку поставил и говорит:
- Спасибо, мать. Видишь, выпил и не поперхнулся, и не подавился. - Причем сказал на чистом русском, без акцента.
У бабушки в глазах потемнело. Сразу вспомнилось, как за селом евреев и коммунистов расстреливали, когда только в деревню немцы зашли.
Предатель посверлил ее взглядом, повернулся и пошел на выход. В дверях обернулся и говорит:
- Впредь будь осторожнее, тут очень многие понимают по-русски.
Да и ушел, а у бабушки на несколько седых волос больше стало.