Сегодня мой рассказ посвящен, пожалуй, самой больной точке в нашем многоточии. Следующей вехой в обследовании Захара был психоневрологический диспансер. Каждый наш поход в это учреждение нагоняет на меня страх. В первом разговоре с психиатром я инстинктивно, наверное, пошла в отказ, вроде и жалобы все озвучила, но настаивала, что дома сын на меня реагирует, что зрительный контакт есть, и все в таком духе. Врач посмотрела, как сын методом проб и ошибок собирает бочонки (типа матрешки), спросила, что какого цвета, где какие части тела, ответы получила. Захарка отвечает только на те вопросы, ответы на которые он знает. К примеру, я очень долго добивалась ответа на вопрос "Как тебя зовут?" - запомнил, понял, отвечает. У младшей сестры это выходит автоматом. Сегодня задала сыну вопрос "Что ты будешь пить?" - после четвертого повтора ответил, глядя мимо меня, - "тарелочка". Я никогда не узнаю, о какой тарелочке шла речь. При этом на вопрос плана "Ты будешь пить воду или чай?" сын твердо ответит: "Воду".
В глаза психиатру сын не смотрел, хаотично бегал по кабинету, кидал игрушки. А мне было страшно, я представляла себя кроликом на приеме у удава.
В конце приема врач сказала, что это, конечно, не аутизм, - ЗПР, может быть, что-то еще, что если мы планируем оформлять инвалидность, то по психиатрии можно только через год, пробуйте по педиатрии. Я только спустя полгода приняла тот факт, что в нашем положении инвалидность - лучший исход. Чуть позже напишу, почему. А прошлой весной меня трясло и выбивало напрочь из колеи это слово - "инвалидность".
А я не знаю, что будет завтра,
И планы строю весьма примерно.
Глубокий вдох - расслабляться рано,
И это точно, а не наверно.
Я расставляю приоритеты,
Я плачу меньше, чем это можно,
Держу себя и ищу ответы,
На "невозможно" и "безнадежно".
Ты меня встретишь и не узнаешь,
А я сама не признаюсь тоже.
Твердеет сердце, и я стараюсь
Глаза в глаза, чтобы правды больше.
В душе гуляет холодный ветер.
Ты можешь звать меня "очевидность",
Но нет страшней ничего на свете,
Чем фраза "детская инвалидность".
Вот так как-то. Мне вообще было очень тяжело смириться с тем, что теперь мой сын - пациент психиатра. Но это лирика.
Также психиатр объяснила, что интеллектуальное развитие ребенка снижено незначительно, что в основном нужно корректировать поведение, а корректируется оно нейролептиком. Я не медик, я неудавшийся юрист. Для меня до сих пор слово врача - закон, ибо "не навреди" - это про них. Хотя свои роды, узи головного мозга ребенка я тоже прекрасно помню. Ребенок должен был стать спокойнее, усидчивее, Неулептил (именно его нам прописали) должен был облегчить адаптацию в детском саду. В сад сын ходил нечасто из-за аденоидита 3 степени и редко когда дышащего носа.
Стали пить Неулептил, если не путаю, по 1 капле утром. Эффекта особого не было, врач увеличила дозу до 2 капель утром. Захар и правда стал менее активен, потрясающе засыпал днем, ладошки сложит под щечкой и через минуту уже спит. Но истерики и проявления аутоагрессии сохранились. Когда в очередной раз пошли в сад, ребенок после моего ухода начал орать (впервые в жизни он так реагировал на мой уход) и успокоился только через 2 часа на прогулке, уснув на руках у воспитателя. Из этих рук я его и забрала, прибежав по звонку. Проснулся сразу и днем больше не спал, но и в сад мы уже, конечно, не пошли.
На следующее утро история повторилась, только сын даже кашу есть не стал, поорал, сложил ручки на столе, уронил на них голову и уснул. С садом мы завязали до осени 2019 г., перейдя в коррекционную группу. По факту под Неулептилом сын стал меньше говорить, прогулки стали сводиться к 1,5 часовому практически молчаливому сидению на качели во дворе. Психиатр предложила увеличить дозу, чтобы избежать истерики в саду, но в это время я, наверное, волею судьбы попала к волонтерам, работающим с детьми с РАС и оказывающим информационную поддержку родителям таких детей. Я ехала на встречу с ними с твердой мыслью, что без диагноза они меня развернут и на дверь укажут. Нет, было озвучено, что диагноз они мне не скажут, конечно, но про РАС расскажут. Слушала их, понимала, что у моего один в один, но врач сказала, что не оно, может, обойдется. Но примерные направления деятельности все же для себя отметила.
В общем, решила я посмотреть, как Захар себя будет чувствовать без нейролептика. Строго говоря, кроме вернувшихся скачек вместо дневного сна, вообще ничего в худшую сторону не поменялось. Сын стал больше говорить, активнее вести себя на улице. Психиатр неодобрительно отнеслась к моему решению отменить Неулептил и сказала, что пока, значит, нам помочь не может ничем. И я почти с ней простилась, но не тут-то было.
Я не знаю, как правильно, и не знаю, как лучше и выгоднее, я до сих пор ко всему прихожу кругами, граблями в лоб и ошибками. Но скажу, наверное, так: не все то панацея, что таблетка. От ОРЗ хороши таблетки, от психиатрического - в нашем случае нет. И Вы думайте. И не ошибайтесь. Про коррекцию такого поведения, как у Захара, как и про само поведение, расскажу чуть позже.
В следующий раз напишу о вымученном нашем МРТ и, собственно, о возврате в ПНД.
