Был у нас в деревне один старичок. Старенький, за 80. Слепой, глухой. До последнего вздоха жил он в нашей забытой Богом деревне. Ходил за километр за родниковой водой, карабкался к реке в крутом овраге, рубил поросль в придорожных канавах и по ведерку таскал на дорогу песочек. Трудился без устали. Летом огород, в любое время года - за водой с канистрами, хворост собирал впрок. Пытался я ему неоднократно помочь, сходить за водой, но предложение мое он отклонил очень настойчиво: а я что же делать тогда буду?
Два раза в неделю в нашу деревню приезжала при нем автолавка. Он выходил ее встречать за час. Сидел на сооруженной им самим лавочке под раскидистыми столетними дубами. Смотрел на посаженные им вдалеке елочки, на разрушающиеся одинокие дома. И непременно закупался в лавке рублей на 500. «А иначе ездить не будет» - говорил. Когда я выбирался в деревню, зимой или летом, всегда шел к нему, привозил какой нибудь гостинец. Вместе с ним шел встречать автолавку. Чтоб пообщаться, чтоб закупить что то впрок ну и «чтобы ездить не перестала».
Много он рассказывал тогда о наших домах, о деревне. Многое узнал благодаря ему. Деревня древняя, было в ней больше ста домов. Жили тут богато, торговали чем то, сплавляли товар по речке. В доме несколько краснокирпичных великолепных домов, на высоких подклетах. Один даже двухэтажный. Дома эти строили работники Виндаво-рыбинской железной дороги. При Александре третьем. Им выдавали кредиты, а кирпичные заводики были повсюду. Один кирпичный дом отстроила себе чья то фрейлина, на заработанные за годы службы деньги.
При советской власти всех уплотнили. Многих расстреляли, отправили в лагеря. В домах поселили по две-три семьи. В двухэтажном сделали школу на втором этаже. Старичок в ней учился.
Во время войны в районе Старой Руссы шли ожесточенные бои с фашистами и в нашей деревне стояли заградотряды. Могила одного командира до сих пор посреди деревни. Штабы красной армии располагались в тех краснокирпичных домах.
Он не воевал, имея с юности какое то ужасное заболевание внутренних органов, мыкался по госпиталям. Жил с постоянными болями. «Иная ночь – длиннее дня», сказал он мне однажды.
Он никогда не бранился. Не выпивал от слова «вообще».
За несколько лет до смерти, дети привезли ему козочку и козленка. Чтоб дед пил молоко целебное. Есть он мало чего ел.
Козлик убежал почти сразу, а козочка так к старичку привязалась, ходила с ним как собака в автолавку, за водой, сидела на улице возле него. И каждый раз старичок предлагал мне ее молоко, которого было то со стакан и самому не хватало, всегда предлагал продукты, картошку, мед, клюкву, которую собирал до последнего.
И всегда он был в деревне. И летом и в лютый мороз. Со своей козочкой. Хранитель нашей деревни.
В более обустроенное село, в город к детям от категорически переезжать отказывался. "Пока могу себя обслуживать - буду тут. Обузой быть не хочу".
Его не стало в 2014. Не выдержал своей немощности и болей. Очень скучал по жене своей, умершей за 12 лет до того.
А деревня осиротела и стала нежилой. Не стало последнего ее жителя. Остается только вспоминать его добрым словом проходя мимо его дома.
Спасибо за прочтение! Буду рад вашим комментариям и лайкам! Подписывайтесь на мой канал и рекомендуйте друзьям