Солдат.
Весна 45-го года…
В разбитом городе идёт бой. Группа русских солдат, прикрываясь полуразрушенными зданиями, ведёт наступление. Грохот боя, кругом летает и свистит смертоносное железо, скрежет, дым, пыль… Какая-то круговерть, непонятно, где что. В городских (уличных) боях часто непонятно, где передовая. Наконец, немного поутихло, офицер командует: «Рядовой Сидоров, сходи на разведку, посмотри, где что. Ты у нас парень тёртый, партизан в недавнем прошлом, умеешь скрываться и наблюдать. Вот здесь, с этой стороны, вылазь, обойди вон тот угол, и вперёд, смотри по обстановке. Ну давай, дуй!»
Молодой русский мужик, долго был в партизанском отряде, поэтому в Красной армии сравнительно недавно, но боевой и жизненный опыт – будь здоров. Вот он скрытно продвигается по разрушенному кварталу, высматривает неприятеля. Напряжённо всматривается, затаив дыхание прислушивается, все чувства – на пределе возможностей. Где-то в стороне от намеченного пути, в развалинах, краем глаза замечает что-то светлое. Мимолётное беспокойство заставило остановиться и присмотреться. Полез поближе – это ребёнок! Достал из хлама, взял в охапку, прижал к себе: «Не бойся, не бойся!» - громким шёпотом. Огляделся, пригнулся – вот – вот опять загрохочет. Повернулся спиной к неприятелю, и, прикрывая собой находку, где приседая, где наклоняясь – марш, марш от боя, подальше от передовой, скорей от грохота и смерти…
Отойдя на несколько кварталов и выйдя в относительно спокойное место, солдат выпрямился, взял девочку поудобнее на левую руку и, глядя в её неживое от ужаса лицо, принялся рассказывать ей что-то про свою жизнь, про свою деревню, про гусей и утей, которые пасутся в придорожных лужах… Он не думал о том, понимает ли она его, однако видел, что лицо её понемногу смягчается, а она почувствовала что-то обнадёживающее в его распевной, мелодичной речи, понемногу расслабилась и склонилась на его плечо…
Стоп-кадр.
Поясной скульптурный портрет.
Бронзовый русский солдат с немецкой девочкой, прильнувшей к нему.
Скульптура в Трептов – парке, в Берлине.
Только здесь – без меча.
Но вот кадр сменился, и наши герои, живые и молодые, продолжают свой путь. Уже можно взглянуть на уцелевшие деревья, они цветут, ведь весна, апрель! Но не это сейчас важно… Солдат подошёл к полевой кухне. Повар, расторопный, подвижный мужик, экономный и практичный, (хитроватый и прижимистый, как и положено быть повару), подбрасывает в топку обломки разбитой мебели, готовит солдатский обед. У него порядок – ящики, бачки аккуратно сложены, площадка подметена, он сам – в пилотке и халате под ремнём.
«Эй, повар, смотри, что я нашёл!» Тот коротко глянул, буркнул: «Что, детский сад будешь разводить? Неси дальше, а то скоро опять стрельба начнётся». «Ага, ты ещё скажи – зачем вообще принёс? Каши давай! И молока.» «Нету у меня молока. В солдатском пайке оно не положено». «Ну хоть полкружечки. Живая же душа, ребёнок. Тем более девочка.» «Каша ещё не совсем готова.» Повар ещё раз взглянул на солдата с его находкой, потом повернулся и полез за ящики. Достал оттуда фляжку, взял миску, поварёшку, зачерпнул ею из котла в миску, поставил на ящик эту миску и пустую кружку. Откупорил фляжку, плеснул из неё в миску с «дымящейся» кашей, налил полкружки молока. Вынул из-за голенища ложку, положил рядом с миской, пододвинул низкий ящичек: «Садись, ешь.» Солдат уже опустил девочку наземь. Она стоит. Повар, указывая пальцем на миску: «Essen!» Девочка подошла, села, стала есть. Повар: «Сейчас придут девчата из санроты, за кашей для своих. Отдай им девчонку, а то скоро опять стрельба начнётся.» (Было относительное затишье). Пришли две медсестры (санинструкторы?) с продовольственным бачком. Повар наполнил бачок горячей кашей, его закрыли и взвалили на спину той, что побольше (потолще, покрупнее). Пока повар наполнял бачок, солдат коротко рассказал девушкам: «Вот, видите, нашёл в развалинах. Непонятно, откуда она там взялась, как уцелела? Ведите её к себе.» Пока они грузили кашу в бачок и на спину, девочка поела, выпила молоко, встала с ящика и стояла, потупив взор. «Ну ладно, пошли с нами.» Её погладили по головке, она – ни с места. «Ну, komm!» - и протянули руку. Она взялась за руку, и они все ушли. Солдат и повар посмотрели вслед. Солдат: «Так я ничего и не разведал…»
Всё.
Вся мизансцена(?) – минут тридцать. Можно снять полнометражный фильм или поставить спектакль на театральной сцене…
16.02.2017. Допустим, съёмки видеоряда организованы. С какого-то момента обстановка показана зрителям так, как её видела та самая девочка. Т.е., мир её глазами.
Сначала вокруг неё – страх, смрад, хлад. (Она одета совсем легко, и ещё прохладно).
Город разрушен, вокруг – бой, гром, лом. Обломки, развалины, копоть и гарь. Мир перевёрнут вверх дном, вокруг – ничего живого. Она забилась куда-то и впала в оцепенение.
Вдруг её внимание привлекло какое-то движение. Она оглядывается и видит, что прямо к ней лезет какая-то страшная небритая рожа, закопчённая и запылённая, с жёстким озабоченным взглядом, с облупленной красной звездой на каске. К ней протягиваются и берут её заскорузлые тёмные руки в рукавах стёганой телогрейки (цвета хаки). Это же тот самый кошмарный русский солдат!!! Есть от чего прийти в ужас!!
А взгляды других участников?