Я родилась и выросла в Сокольниках. В этом районе я живу до сих пор. Дом, где я живу сейчас, я спроектировала сама. Мой дедушка по отцу был лесничим парка Сокольники. У него там было маленькое имение – дом и рядом небольшой участок с клубникой и яблоками. Там я маленькая проводила все лето. Парк был для меня родным домом. В районе центральной площади парка долго стояли цветочные часы сделанные дедушкой. Мой дед и отец прекрасно рисовали. Когда я была школьницей, отец отвел меня к тому же педагогу, у которого сам учился рисовать – в Дом пионеров. У нас в Сокольниках был прекрасный Дом пионеров. Вообще я так скучаю по тому времени! Потому что у нас все было. Наша семья была была небогатой, но у нас было бесплатное образование, бесплатные кружки, я бесплатно училась в МАРХИ. Было много возможностей развиваться, учиться. Я стала заслуженным архитектором России, чего-то добилась – и все это благодаря советскому образованию и воспитанию.
Мой папа мечтал быть архитектором, но его не приняли, потому что учиться в тот год брали только детей крестьян и рабочих, а отец был сыном служащего. Отец ушел на фронт на второй день Великой Отечественной Войны и вскоре оказался под Ленинградом, на Невском пятачке. Это было страшное место. Они должны были держать оборону Ленинграда. Там его очень сильно ранило. Он попал в госпиталь в городе Томске, а мы с мамой были в эвакуации в Омске. Удивительно, как четко во время войны работала почта. Все находили друг друга, хоть и были разбросаны по стране. Вот и мама с папой нашли друг друга благодаря почте и мы получили разрешение вернуться в Москву через год после начала войны. Москва была пустая, темная совершенно — ни одного фонаря. К счастью у нас в квартире была голландская печь, так мы могли обогреваться. Но ни света, ни еды, ни воды не было. Мне было 6 лет и я это воспринимала как норму жизни. Папа с мамой рядом и мне не было страшно. Мне было поручено следить за занавесками, чтобы ни одна щелочка не открылась и свет не проник наружу. Мы боялись бомбежек. Ведь Москву тогда очень сильно бомбили. И это несмотря на то, что Москву очень сильно обороняли – в воздухе висели противосамолетные дирижабли и в небо по ночам светили огромные прожектора.
Первые два года я носила в школу противогаз. К счастью, применить его мне не пришлось ни разу. К тому моменту уже случилась знаменитая битва под Москвой, совершенно опустошившая немцев. Они были не готовы к таким лютым морозам (зимы тогда стояли очень холодные). После войны мне ничего не страшно – самое страшное я уже пережила. Голод, холод, бомбежки. Единственное, что меня смущает – что мы утратили все социальные завоевания того времени.
Я всю жизнь работала при советской власти, много лет на руководящих постах. У меня стаж 47 лет вместе с институтом. Самый высокий стаж для женщины – 40 лет. В итоге пенсию мне определили самую высокую 132 рубля. Тогда на эти деньги можно было очень хорошо жить. Но сегодня я получаю смешные деньги – 13 000 рублей, но при этом еще 10 000 мне полагается за то, что я дожила до 80 лет. А если б я не дожила? Я не понимаю, что это за расчеты такие?
Мне повезло работать с потрясающим архитектором Михаилом Васильевичем Посохиным. Он построил высотку на Кудринской площади и много других зданий в Москве. В бытность свою главным архитектором Москвы он по требованию генсека Никиты Хрущева пробил Новый Арбат Эта улица была в генплане 1935 года. Тогда же было запроектировано расширение Тверской. Вообще я на Генплан 1935 года просто молюсь – настолько он мудрый. Его разрабатывали гениальные архитекторы Семенов и Чернышов. Новый Арбат пробивали через переулки. Многие переулки в результате перестали существовать, снесли и знаменитую Собачью площадку (историческое место – площадь на пересечении нескольких переулков в окрестностях Арбата – прим. Ред.) В итоге москвичи очень поднялись по поводу сноса старого города. Организовали Всероссийское общество охраны памятников, которое существует до сих пор.
В 1973 году я перешла в Институт Генплана, где был создан Научный отдел по методике реконструкции исторической городской среды. Потому что до того дня старым городом никто не интересовался и не занимался. Все стояло и ветшало. Весь центр был ветхий, некрашеный. Что нам досталось от 1917-го года, то и было в 1974-м. Мне досталась зона Арбата – от Нового Арбата и до Москвы реки. И я поняла, что Арбат может быть пешеходным. После того как открылся Новый Арбат по старому Арбату некуда стало ехать. И я предложила эту идею властям города. Через 10 лет, в 1985 году, мы открыли пешеходный Арбат. 10 лет у меня ушло на доказательство того, что это возможно. Я собрала историю каждого дома, перезнакомилась со всеми жителями, выяснила более 500 фамилий наших знаменитых соотечественников, которые на Арбате жили или бывали. Я собрала все планы города – от самых первых, какие только существовали до последних – и по ним изучала историю улицы и прилегающих переулков. В итоге я поняла, что наш самый главный памятник – это не отдельные дома, а система наших улиц и переулков.
При Иване Грозном Арбат стал поселением стрельцов. Там располагались их полки. Каждый полк имел свою церковь. Причем интересно что нарезку домовладений определял сам Иван Грозный: простому стрельцу 6 саженей вдоль улицы, полковнику – 10 саженей и т. д. Эта разметка дошла до наших дней. Но никто этого не знает и никто об этом не задумывается.
Я собрала легенды Арбата. Например, в доме номер 9 располагался ресторанчик «Арбатский подвальчик». Он упоминается в книге Рыбакова «Дети Арбата». В 20-е годы 20 века в этом подвальчике встречались Маяковский, Есенин, Пастернак, Каменский. Пушкин жил на Арбате после свадьбы с Натальей Гончаровой. В доме 23 были мастерские скульптора Коненкова и художника Корина, который написал знаменитую картину «Русь уходящая».
Мы с моими помощниками нарисовали карту-легенду Арбата с указанием всех его знаменитых местечек и жителей. Когда я стала ходить к московским чиновникам и предлагала сделать Арбат пешеходным, мне все отвечали: «Что за глупость?». Однажды я пришла к одному маститому архитектору, в свое время бывшему главному архитектору Москвы – Иосифу Игнатьевичу Ловейко. Когда я рассказала ему о своей идее, он воскликнул: «Какой еще Арбат?! Все снести! Это ветошь!». А я говорю: «Посмотрите, сколько тут всего происходило интересного: вот тут Есенин читал своего «Пугачева», а в ресторане «Прага» Лев Толстой читал впервые отрывок из «Воскресения», а здесь Чехов встречался с актерами после премьеры «Чайки», а в «Арбатском подвальчике» часто бывали Маяковский и Пастернак». И его вдруг проняло: «А я ведь тут был и видел их! Я маленьким бывал в этом подвальчике и у меня на глазах Маяковский с Пастернаком дрались! Давайте, делайте свою пешеходную улицу!». И мы начали делать. Мы наконец делали что-то для всех горожан! Москва получила шикарную гостиную! Ведь до этого в нашем городе кроме Красной площади и пойти было некуда.
Для начала Арбат нужно было опустить вниз на 30 см, потому что некоторые дома от времени буквально вросли в землю. В результате обнажились цоколи, облицованные плиткой «кабанчиком». Я говорю: «Это не годится. Вот для этого дома нужен цоколь из песчаника, а вот для этого из гранита и т.д.» Теперь все дома на Арбате имеют цоколь из естественного камня. Второй вопрос был: чем мостить улицу? Где брать материал для мощения? Однажды я шла по Хорошевскому шоссе и вдруг увидела завод ЖБИ №17. Я заглянула туда и увидела, что все, что они делают – это огромные фундаментные блоки из бетона. Тогда я пошла к директору и говорю: «Слушайте, давайте делать кирпичики для Арбата». И молодой директор вдруг понял коньюнктуру и согласился. Мы купили пресс, разработали пескобетонную смесь, я дала ему габариты кирпичиков (10х10х20 см) и даже цвет (там есть и красный, и розовый, и серый, и белый). Когда кирпич был готов и его привезли на Арбат, все переулки были заложены блоками с этим кирпичом. Но как их класть никто не знал. Мастера были из Мосасфальтстроя. Они же привыкли кататься на катках, а тут чего делать? Тогда я встала на колени и показала им как надо выкладывать первые кирпичики. У нас был разработан рисунок мощения на основе дореволюционных дизайнов мостовых Москвы и Петербурга. Сначала нужно было выложить из больших камней квадрат, который потом нужно было заполнить маленькими кирпичиками.
А однажды у театра Вахтангова грузовик провалился сквозь землю. Выяснилось, что на Арбате масса карстовых пустот, потому что грунт в Москве очень сложный. Нам пришлось этот участок длиной 100 метров заморозить: для этого через специальные шприцы под землю закачивают жидкое стекло. А на остальную улицу сделали бетонное основание: от стены до стены и вдоль всей улицы. В бетоне были сделаны дренажные канавки.
Потом нужно было придумать фонари. Сейчас это звучит странно, но тогда не было никаких фонарей. Это сейчас их закупают за рубежом, а тогда такого не было. Я нарисовала фонарь по историческим аналогам. Стойка должна была расширяться книзу. Но мне сказали, что такой фонарь сделать нельзя, трубы с переменным диаметром делают только военные заводы. Тогда мы нашли завод имени Хруничева, который делает космические ракеты и они взялись сделать нам фонари.
Когда нужно было красить дома, пришли маляры и думали, что сейчас они быстро все тут валиками закатают. Но я сказала: «Нет. Красить будете кисточками». А они сказали, что за те копейки, которые им платят, ничего никакими кисточками они красить не будут. Тогда я взяла паспорта на все дома и поставила на них штампы как будто это памятники архитектуры. У маляров сразу изменились тарифы на работу и они уже не спускались с лесов. Часть домов там была покрашена теразитовой штукатуркой – «с искоркой» – ее наносили руками (правда недавно московские власти все эти дома закрасили обычной серой краской. И все померкло).
Потом привезли цветы из оранжереи. Они были роскошные! Весь Арбат утопал в цветах. На утро приходим – половины цветов нет. Их выкопали и унесли домой люди. Мы подсадили новые. На следующее утро история повторилась. Тогда один из замов мэра сказал: «Будем подсаживать, сколько надо. Не будем никого наказывать». Через некоторое время выкапывать цветы перестали. Когда поняли, что они принадлежат всем. Каждый может прийти и полюбоваться.
В 1985 году мы наконец открыли Арбат. И сразу приехало очень много инвалидов-колясочников. Потому что они наконец обрели место, где они могут спокойно гулять. Очень много появилось мам с колясками. А потом поехали иностранцы: Рейган, Миттеран и другие. Для каждого из них я вела пешеходную экскурсию по улице. Вот такая история.
