Эту историю рассказал мне непосредственный её участник. Его рассказ был чуточку похож на исповедь, но это была не исповедь. Это был просто рассказ, без раскаяния, но с сожалением. С досадой и сожалением о том, что судьба заставила его сыграть такую роль. И он никогда не забывал об этом, он с этим прожил жизнь.
«В армию меня ещё перед войной призвали, а когда война началась, был шофером. Мы к передовой подвозили и снаряды, и продукты и даже водку для бойцов. Всё повидать пришлось, но в атаку не ходил, в траншеях не лежал. А вот бомбёжек и обстрелов пережил, не сосчитать. Это даже привычным стало, когда грохот, дым, трупы, крики раненых. Бог миловал, царапнуло несколько раз, но больше недели в госпитале не был, получалось даже что-то вроде маленького отдыха.
В начале сорок четвёртого забрали меня в школу, где разведчиков готовили, чтобы за линию фронта ходить. До войны я греко-римской борьбой занимался, все нормы ГТО сдал. Учили приёмам всяким, тренировки с препятствиями, прыжки с парашютом и всё такое. Но, главное, в картах разбираться, местность запоминать, маскироваться правильно. Немецкий язык даже учили, на уровне «хендэ хох».
Поздней осенью сорок четвёртого мы уже были в Венгрии. Наша группа разведчиков на вражеской территории. Наша задача: следить за перевозками горючего, выявлять крупные склады бензина и нефти и сообщать по рации нашим. Диверсий от нас не требовалось. Все базы и склады охранялись и тщательно маскировались. Нашли мы такую базу, передали её координаты и возвращаемся. Двигались ночью по перелескам, виноградникам, садам, а днём отсиживались, где придётся.
Напоролись мы на отряд венгерской разведки или контрразведки. Их задача была, таких, как мы отлавливать и ликвидировать. Их пятеро и нас пятеро. Мы их увидели раньше и троих сразу положили. Перестрелка. Двое наших с лёгкими ранениями. Хорошо, что бомбили где-о рядом и выстрелы заглушались. Долго потом друг друга подлавливали, но наша взяла, тихо стало, но отходить быстрее надо. А тут ещё снег мокрый, следы остаются. Осмотрели трупы, документы взяли, оружие.
Вдруг, тронули одного, а он живой, даже не раненый. Парнишка молодой, восемнадцати, наверно, нет ещё. Трясётся, перепуганный весь, плачет и по-венгерски что-то объясняет, а мы не понимаем. Взяли его собой и скорее уходить с этого места. Наших раненых перевязали, как могли. Хорошо, что они сами идти могли. Несколько часов шли в темноте в сторону наших. Светать стало и мы в разбитом сарае, в каком-то обезлюдевшем селе с разрушенными домами, спрятались. Там остатки соломы были. Воды принесли колодезной, тушёнку открыли, из своих зелёных фляжек по четыре глотка водки. Для согрева. Пленного накормили, и выпить дали. Поперхнулся он и даже улыбнулся, а него ямочки на щеках. Федорчук, разведчик наш, растрогался: в точности. как у моих близнецов, дочки и сына. Спали по очереди. Ночью опять идти надо. Парень уснуть не мог. Всю ночь плакал. Совсем ведь ребёнок, симпатичный такой, глаза чистые, наивные и, почему-то, голубые, хотя сам чернявый. Стали мы с ним на нашем ломаном немецком объясняться. Венгры, почти все, немецкий знают, ведь Австро-Венгрия была недавно.
Он, весь в слезах, говорит что-то: Фатер, Муттер, Швестер и майне либер Ома. Видно, бабушка его вынянчила и правнуков хотела дождаться.
Переглянулись мы, что делать? С собой брать невозможно, по вражеской территории надо идти долго. Отпустить, ну ни как нельзя! Всем нам конец и не только нам, а ещё сотни наших ребят погибнут, если не будет наших разведданных. Я старший, все смотрят на меня и понимают, что есть только одно решение.
Пошли мы, парнишка впереди, я сзади. Достал пистолет, без шума, благо грохот взрывов всё заглушал. С близкого расстояния в затылок и он упал. У меня свет погас в глазах и полная темнота. Когда я очнулся, ребята положили его тело на дощатый настил и накрыли соломой, а рядом и из досок соорудили крест. По григорианскому календарю было рождество. Мальчик был католик. Его документы мы вернули и положили в карман его шинели, чтобы смогли опознать. Мы все помолились, атеисты, комсомольцы и коммунисты. Я воспитан был в духе советского воинствующего атеизма и до сих пор не принадлежу ни к одной религии, но с того дня я стал ежедневно молиться, по своему.
Каждый день с того дня молюсь, Неведомому мне, Богу за благо всех добрых людей на земле и за души невинно убитых и за убитого мной ясноглазого венгерского мальчишку. Я не стал религиозным и не могу поверить в загробную жизнь. Мне уже 97 лет и самая моя большая мечта и желание оказаться неправым. Скоро уже умру, и самой моей большой радостью будет узнать, что я ошибался, что жизнь вечная. Даже если мне уготован ад.
Лет двадцать назад, правнучка научила меня пользоваться компьютером и интернетом. Недавно я прочитал в интернете о зверствах венгерских солдат и, вначале, почувствовал облегчение совести. Мысли примерно такие: Я убил тебя, мальчик, но если бы ты оказался на Брянской земле, ты бы, как твои земляки, тоже бы грабил, насиловал бы наших девушек, убивал детей, стариков, женщин. Убивал не солдат в бою, а безоружных и беспомощных людей. А ???
Но, вспоминая, этот расстрел, на своей привычной, ежедневной молитве атеиста, меня осенила простая мысль. Ни в коем случае так рассуждать нельзя! Коллективной ответственности нет, и не может быть! Ум, душа, совесть всегда индивидуальны. Во всех религиях мира, в которых говорится о судье Божьем, Бог будет судить отдельного человека. Мой грех это мой грех, а не моих соплеменников или моих единоверцев, а их грех не мой грех!
Если человек создан по образу и подобию Божьему, но не может это подобие до сих пор найти, то одна из причин этого, стремление облегчать свою миссию судьи (если очень хочется им быть). Сложно судить человека (каждого отдельного человека) по его делам, поступкам и мыслям. Ведь обобщать проще. Обобщать, разделяя людей по религии, по форме носа, цвету волос, по языку или акценту. Обобщая, судить, придерживаясь одного единственного правила или закона: Все, кто как я, правильные и почти безупречные, все другие плохие или очень плохие. Удобная точка зрения, но она избавляет нас от усилий быть лучше.
Сегодня на земле нарождается восьмой миллиард. Это ни о чём не говорит, если не поставить, мысленно, всех живущих на земле людей по экватору в одну шеренгу по одному на один метр. Эта шеренга 200 раз обернётся вокруг земли. Двести человек на каждый метр длины экватора!
А теперь заглянем в интернет. Почти на всех сайтах, где обсуждаются вопросы общественной жизни, человеческих взаимоотношений, психики и т.п., есть комментарии. Значительная, если не большая, часть их полна ненависти, взаимной неприязни и неуважения. Сколько же её в мире, даже там где нет войны и голода?».
К чему это приведёт?