Императрица Екатерина Вторая проснулась спозарань, сладко поежилась и, едва умывшись, призвала секретаря и начала диктовать письмо Вольтеру. Известно, что по утрам на Екатерину нападал зуд сочинительства; она не только составляла документы, но строчила и пьесы (как комедии, так и трагедии); могла и вирши сложить... Но скажем о ее секретаре.
Секретарь Пантелейка Раскосов был без ума от императрицы. Он вожделел ее страшно, однако ж Катенька, хоть и заводила любовников из свиты, нарочно не давалась в руки Пантелейке, которому, к слову, было 16 лет отроду. Как и всякой женщине ей нравилось иных привечать, а иных дразнить. Вот Пантелейку она и дразнила - позволяла поцеловать ручку, просила затянуть корсаж на спине, а все ж большего не позволяла. И бедный Пантелейка пускал слюни от истомы, а по ночам ублажал себя в кулак.
В это утро императрица предстала пред ним в легком пеньюарчике, и когда тот старательно вывел на титуле: Дорогой Вольтер, нарочно наклонилась над столом и коснулась плеча Пантелейки правой грудью, которая к тому же была полуобнажена.
- Пиши, Пантелеюшка, соколик мой, пиши Вольтеру, что я готова признать за ним склонность к гуманизму и афеизму, но Емельку Пугачева мы все ж четвертуем. Написал, что ль?
- Написал, - вздохнул Пантелейка.
- И напиши ещё вот что: У нас на Руси есть обычай - исполнять последнюю волю приговорённого к смерти. Емелька же, шельмец, пожелал напоследок насладиться моими телесами; так вот, ты напиши, что я теперь же спущусь к нему в каземат и удовлетворю сие ходатайство. Написал? Давай я печать поставлю.
Она поставила печать и прямо в пеньюаре отправилась ублажать Пугачева. Этого Пантелейка снести уже не мог. Он залпом выпил чернила и назавтра помер от несчастной любви.