- Бояться летать глупо, ведь согласно статистике авиакатастрофы в отличие от автокатастроф случаются ничтожно редко, - в очередной раз убеждал себя я, поднимаясь по трапу на борт красавца Боинга. – Отчего же при каждом авиаперелете меня охватывает такой жуткий страх, словно я по собственной глупости иду на гильотину? Загадка, да и только…
Приветливая стюардесса усадила меня в хвосте самолета, и я с нескрываемым любопытством уставился на своего соседа, буддийского монаха. Одетый в традиционную кашаю шафранового цвета он точно застывшая статуя сидел, закрыв глаза.
Вскоре мы благополучно взлетели и только скрылись в ночном мраке огни Лиссабона, я одел наушники и, окунувшись в мир классической музыки задремал. Разбудил меня резкий толчок. Скинув наушники и протирая глаза, я услышал тревожные крики:
- Горит! Смотрите, второй тоже!
Непонимающим взором я поглядел в иллюминатор и увидел горящий двигатель.
- Не может быть, сон, это всего лишь дурной сон, - я начал было заниматься самоутешением, как вдруг чей-то душераздирающий вопль явственно подсказал, что это вовсе не сон.
Ужас парализовал меня.
Мы падали! Паника прокатилась по салону. Отовсюду доносились крики отчаяния, плач, мольбы о помощи. Бледные стюардессы напрасно призывали к спокойствию. Какое уж тут спокойствие, если жизнь оборвется через считанные мгновения. Кажется, в одном виденном мной фильме герой, оказавшийся в подобной ситуации, призывает закрыть глаза и провести последние минуты в мыслях о родных и близких. Смею вас уверить, это практически невозможно. Осознание неминуемой смерти окончательно лишает человека силы духа и воли.
Из моих глаз потекли слезы. Я смотрел по сторонам на детей, женщин, мужчин и думал: - Неужели мы должны погибнуть в этой консервной банке?
Ненароком, поглядел я и на своего соседа. Монах, по-прежнему сидел с закрытыми глазами и бормотал что-то несвязное, словно погруженный в транс. На его лбу и висках вздулись вены, а руки железной хваткой вцепились в подлокотники кресла. Из под его побелевших ладоней исходило странное, зеленоватое свечение. Казалось, монах всеми силами пытается нечто обуздать и до положительного исхода ему не хватает совсем немного.
- Ему нужна помощь! – вихрем пронеслось в моей голове. Не колеблясь, я решительно положил на его ладонь свою и ощутил пронзительную, невыносимую боль…
- Очнитесь, ну же очнитесь, - долетел до меня чей-то взволнованный голос.
Я открыл глаза. Передо мной стояла стюардесса.
- Вы, живы, - с облегчением произнесла она. – Пойдемте, нам нужно идти на выход, - она взяла меня под руку.
- Где мы? Разве мы не разбились? – изумленно спросил я.
- Все в порядке! Мы на какой-то трассе. Пилотам удалось успешно посадить самолет.
Мы скатились по надувному трапу, и чьи-то цепкие руки подхватили нас и отвели подальше в сторону. Пассажиры ночного рейса сгрудились в метрах ста от самолета и со слезами на глазах благодарили, как мне показалось несколько удивленных пилотов. Настоящего спасителя я увидел не сразу. Монах сидел, прислонившись спиной к фонарю. На мгновение у меня промелькнула мысль, что людям было бы неплохо узнать настоящего героя, но встретившись с ним взглядом, я отбросил ее, куда подальше… Монах с трудом поднялся на ноги, ободряюще улыбнулся и поклонился. Я поклонился в ответ. Невдалеке отчетливо послышался рев сирен. Занимался рассвет. Я сделал глубокий вдох и с выдохом облегченно прошептал: «Жить!»
