Свет
Ксения с мамой приехали в Москву на лечение к известному иглотерапевту. Остановились у Толечки Ивановича, как его звала Ксюшина мама. Он же её, соответственно, называл «Валечка Ивановна».
Валентина Ивановна пекла блины. Анатолий Иванович возился с мясом. Должны были прийти Киса с Алёшкой.
У Ксении в руках книжечка Нового Завета издательства «Гедеоновы братья». Анатолий Иванович заглядывает в комнату из кухни.
— Ксенька! Лёжа Слово Божие не читай!…
Он грозит ей пальцем. Ей ново и удивительно его такое поведение… Она выходит в проём кухни. Толик как раз режет с усилием мясо. Верхней пуговицы на его рубашке нет, и из-за пазухи у него выскочил и болтается на бечёвке медальончик. Вернее то, что от него осталось. Алюминиевая пластиночка, а изображение, видимо, давно отскочило. Толик перехватывает взгляд…
— Давно Кису просил крестик купить, некогда ему всё… На девок-то время находит… Ну, ничего, — он показывает ей пластиночку, — тут изображение креста осталось. И хватит с меня…
Получилась пауза. Потом он опять заговорил.
— Хорошо, что Евангелие читаешь… Иди, Ксюшенька, к Богу… Без Него куда нам?
И вдруг… Его огромные голубые глаза покраснели и наполнились слезами…
— Я не приобщался 30 лет… 30 лет без Бога… Это же смерть… Вот стою, мясо режу… А душа — покойник уже… Даже иконы вот нет у меня. Дожил.
Он повернулся к окну и перекрестился.
— Окно — это свет, а Свет — это Бог!
Розовое на сером
Назико выписали. На её место положили Зинку Бровкину.
Зинка ходила с двумя бадиками. Была маленькой, юркой, её карие глаза постоянно смеялись, рот не закрывался. Вначале Ксения пыталась понять, где в словах Зины правда, а где — вымысел. Но скоро поняла, что этого не знает даже сама Зинка.
За стенкой лежал парнишка-украинец Витёк Топорчук. Крепенький такой, голубоглазый, светло-русый хлопец. Студент какого-то Донецкого ВУЗа. Лежал он с колясочником Андрюхой.
После обхода, когда врачи запирались в ординаторской или даже покидали этаж, Андрюха часто в своей коляске оказывался в коридоре, а Зинка пропадала из палаты… Как-то, по возвращении, она наткнулась на вопросительный взгляд Ксении…
— Да вот… Попросил уроки давать, — засмеялась Зинка, — ему уже 22, а он мальчиком был, представляешь? Не знал и не умел ничего… У него девчонка, а он как подъехать к ней не знал… А мне уже 34, опыта у меня… Разного… Жаль, выписка у него скоро, но основы усвоил.
При выписке за Витьком приехал его друг, тоже Витька. Учились вместе. Витька был невысокий, но жилистый парень. Поезд был утром, и Витьке разрешили переночевать в отделении.
Ксеня курила у себя на балконе. О чём-то задумалась. Сигарета потухла. Вздрогнула от чиркнувшей спички… Огонёк осветил лицо Витьки.
— А я не курю. Ты Ксения? Ты чем-то взволнована?
— А спички тогда откуда?
— Так у тебя на тумбочке взял. Смотрю, сидишь одна… У наших голубков-то прощальная ночь… А Андрюха из палаты не хочет выходить. Обещал кипеж поднять, если его тронут, — ухмыльнулся Витька. — Давай, что ли с тобой чай попьём.
Почему-то в темноте, при свете уличного фонаря, вскипятили кипятильником и заварили чай. У Витьки оказались конфеты… Их молчание прервали ввалившаяся в палату двоица.
— В потёмках… Никак целуетесь уже?
Они молчали. Почему-то Ксении было всё равно. И как-то НИКАК. Она знала, по какому сценарию пойдут события дальше. Не было ни волнений, ни отвращения. Никак!
— Ксюш… Мы здесь переночуем…
Зинка зажгла ночник и пошла в душ. Витёк смущённо поглядывал на Ксению.
— Кровати у вас широкие… — Витька поигрался пультом управления кровати, — Ксюш, ты меня не гони. Чай крепкий — спать не хочу, к Андрюхе тоже не хочу. Жарко от чая…
Он снял футболку. Ксеня, чтоб не стоять над смущённым Витьком, уже легла поверх одеяла в кровать, равнодушно подвинулась, давая Витьке лечь рядом. Он лёг, заложив руки за голову. Стал что-то рассказывать мягким, украинским говорком. Повернулся к ней, привлёк к себе. Стал целовать. Щёки, чмокнул в нос, стал целовать в глаза… С соседней кровати слышались определённые звуки. Витька запустил сланец… Ксения услышала, как хлопнула дверь.
— Андрюха уже спит наверно… А спит он крепко… — Витька снова привлёк Ксению. Как-то одним движением сдёрнул футболку… — Ты не носишь лифчик?…
— Так я ж спать собиралась, а не гостей встречать.
В голове одна мысль: «Почему ей всё равно???»
Витька пробует идти дальше, смотрит в Ксюшкины глаза и останавливается…
— Раскочегарила ты меня… Почему сразу не остановила?
— Не знаю, Вить… Сама не пойму…
— Знаешь что, Ксюша… Ты очень хорошая… И красивая… Я дурак… Но, наверно, всё же, не конченный. Не надо делать так, как Зинка, и так, как я…
Летом светает рано. Над их головами — огромное окно, за которым всходит солнце. Восход удивительно розовый, серые стены палаты сменили цвет.
Когда вернулись Зинка с Витьком, Ксения с Витькой пили кофе.
— А что будет, если Киса узнает? — попытался вставить Витёк.
— Киса? — как бы возвращаясь в палату, произнесла Ксения, — жаль, что мы многого не знаем, или не хотим знать…