Привет, дорогой!
Слушай, я тут вот о чём подумал, а какие у тебя первые воспоминания о своей жизни? С какого момента или дня ты помнишь себя? Когда-нибудь думал об этом? При случае расскажи. Ладно?!
Вот я помню себя с момента переезда на вокзальную площадь. Мне было года три, а может четыре, точно не знаю. Маме дали квартиру от железной дороги и мы со съемной комнаты переезжали на свою жилплощадь. Мама в тот день была довольная, аж светилась вся, а папа такой хмурый, серьёзный, типа он здесь вообще не при делах.
Дело в том, что свой скарб они перевозили на какой-то большой тележке. Папа предлагал нанять машину, а мама настояла на этой телеге, которую ей ангажировали на товарном дворе. Мол, вещей у нас мало, чего грузовик порожняком гонять, да ещё и платить за это. Фигушки. Сами справимся.
Только не спрашивай, а почему нельзя было перевезти вещи на своей легковушке? Прямо вот читаю этот вопрос на твоём лице. Какая своя легковушка, мил друг. Начало шестидесятых. В те года их было на весь город штук двадцать и то у о-очень больших начальников.
Вот и представь картину. Тележка, груженная барахлом (это слово самое точное в данном случае) – узлы, мешки, какие-то мотки, свертки, пару коробок. Сверху восседает дитё с ангельским лицом (это я!) и с удивлением всматривается в окружающий мир. Телегу, как рикша, тащит мужик суровой наружности, сзади семенит озабоченная, но довольная женщина, подбирая и заботливо укладывая на место вещички, упавшие на крутых поворотах. Подозреваю, что рикше доставляло некоторое удовольствие поворачивать резко да покруче. С тележки свисает половик и волочится по пыльной дороге. Женщина его уже и не подбирает. Надоел окаянный, всё время сваливается.
Осталось преодолеть последнюю милю – собственно площадь. Если предыдущий путь пролегал по проулкам да закрытой вокзальной территории, то сейчас будет открытое пространство, по которому снуёт народ. Мужик с суровой наружностью уткнулся взглядом в асфальт. Ему очень не хочется встречаться со знакомыми, объясняться, а, главное, демонстрировать кровно нажитое. Женщина тоже слегка напряглась. Они вроде бы рассчитали время - смена на комбинате, где работал отец, закончится только через два часа, но мало ли…
Не мало. Закон подлости неумолим. Навстречу худющий дядя, увидел отца, расплылся в улыбке: «О, привет! Чего не на работе? Никак переезжаешь куда? Почему хмурной такой?»
Ага. Так тебе, дружок, всё сейчас прямо и распишут. И подпишутся. И печать поставят.
«Да, какое там. В отгуле, - отец остановился, улыбнулся знакомцу. - Бабенка упросила за бутылку шмотки перевезти. Пожалел. Одна с ребенком пропадёт. Возись теперь с ними».
Мама включилась мгновенно: «Давай шагай, работничек. А то не только на бутылку, на пиво не заработаешь».
Отец изобразил на лице какую-то гримасу, покрутил пальцем у виска, пожал плечами, подхватил оглобли тележки и ринулся вперёд. Дядя хмыкнул и заспешил в сторону вокзального буфета, где всегда продавалось пиво на розлив. А мы быстро пересекли площадь и остановились у «парадного» своего барака. Мама, наклонив голову и уперев руки в бока, направилась к отцу, явно намереваясь что-то ему сказать. Тот достал папиросу из портсигара и понуро ожидал её дальнейших действий. Тут в дело вмешался озадаченный я: «Мама, а почему папа так сказал дяде. Я не папин ребёнок?» Учитывая, что букву «р» я ещё не выговаривал, фраза получилась двусмысленной.
«Папин, папин», - успокоила меня мама. Они взглянули друг на друга и захохотали. Сильно. Так сильно, что с берёзы, растущей у барака, стаей поднялись вороны, у будущих соседей распахнулось окно, и из него выглянула напуганная шумом заспанная недовольная старуха.
Однажды я рассказал родителям про этот переезд, они удивлялись, что я его помню столь детально (мал ещё был), и дополнили своими воспоминаниями, которые я тоже включил в этот рассказ. Надеюсь, я смог передать тебе дыхание того дня. Хорошего дня.
Давай, дорогой! Пусть твои дни будут хорошими.
Если было интересно читать письмо, то скажи мне об этом, поставив лайк. Чтобы все письма доходили до тебя, подпишись на канал. Поделись письмом с друзьями!
