Рекомендуем начать с первой части истории. Её можно прочитать прямо на канале. Кликайте по ссылке.
...Эти глаза вернули меня в тот день, а кожа на руках покрылась мурашками. Было видно, что она всё поняла — перед ней стоит необычный гость.
По-немецки она спросила: «Чем могу помочь?». Я был в смятении и в голове, будто в галерее фотографий на смартфоне, начали мелькать воспоминания из детства о той встрече.
Я протянул потрёпанный временем листок. Она взяла его и начала читать. Её глаза всё быстрее и быстрее бежали по строкам. Она сделала шаг назад, чтобы облокотиться о стену. Выступили слёзы.
Ещё в детстве я перевёл это письмо. Несколько раз мне пришлось повторять работу заново, ведь в моём распоряжении были только словарики — о google-переводчике тогда можно было только мечтать. Трудности были, как с пониманием почерка, так и с тем, какое значение слов выбирать. Но со временем мне удалось закончить эту работу:
«Дорогая Ирма, здравствуй!
У меня нет хороших новостей. Русские нас победят уже совсем скоро. Не верь газетам и радио. Нас то и дело атакуют партизаны. Мне кажется, что даже маленькие русские дети строят против нас диверсии.
Помнишь Йохана из Франкфурта? Он был вместе со мной на вокзале, когда нас отправляли в эту проклятую страну. Этот парень ещё приглашал нас после войны посетить поместье его родителей? Его больше нет. Мы пытались найти в деревне партизан, но они были умнее, хитрее.
Молю Бога ещё раз увидеть вас с Хельгой, но даже во сне я чувствую, как вы отдаляетесь от меня. Я обещал вернуться быстро, простите, что не сумел сдержать слово. Всё готов отдать, ради встречи с вами, но вместо этого — болота, леса, грязь, вши и озверевшие люди вокруг. Как среди солдат, так и среди простых людей.
Как же мы все были неправы… зачем нам была эта Россия? Перед нашими ногами лежала вся Европа. Англичане нас боялись и не посмели бы атаковать. Весь мир нас боялся и рукоплескал нашей стойкости. Но мы пришли на эту землю и теперь никто из нас не увидит своих родных. Это плата за нашу слепую веру в собственное превосходство.
Надеюсь, когда-нибудь ты прочитаешь это письмо. Прошу всех Святых, чтобы это случилось. Мы в окружении и полевая почта работает плохо. Последний самолёт, который прилетал к нам, был подбит. Когда он горел, я чувствовал, как затухает моя надежда. Иногда мне кажется, что я уже умер.
Пожалуйста, воспитай Хельгу в мире, любви и вере в доброту. Не допусти, чтобы она поддерживала что-то другое. Мы были неправы, коммунисты неправы. Всё это рухнет. Вечно будет жить только любовь.
Русские не будут согласны на перемирие. Уж слишком много они потеряли. Поэтому вам предстоит пережить сложные времена… простите, что не смогу вас защитить. Но вы должны это перенести гордо. Не потому что вы немки, а потому что после всех трудностей начнётся новая жизнь.
Ирма, надеюсь, ты найдёшь достойного мужчину. Расскажи ему обо мне лишь однажды и никогда больше не вспоминай. Дочь должна называть отцом его. Она ещё совсем маленькая и сможет меня забыть. Так будет лучше. Как бы мне не было больно это писать, дни мои сочтены. Я рад оттого, что вы живы.
С любовью и памятью обо всём хорошем.
Обер-лейтенант Генрих … октябрь 1943 год».
Слёзы продолжали катиться градом по её щекам. Худощавое лицо дрожало. Я не знал, что сказать, но было понятно — эта женщина и есть дочь этого солдата.
На английском я попросил разрешения войти. Этот вопрос вывел её из эмоционального ступора. Она начала резко вытирать слёзы и жестом руки пригласила меня посетить её дом.
- Простите, меня зовут Алекс. Я из России. Я … я …
Как сказать ей, что в детстве я встретил призрак её отца? Подобное вообще когда-либо происходило? И если да, то что чувствовал такой «почтальон»?
- Откуда у вас это письмо? Вы историк?
Хозяйка дома предложила мне чай и, не дождавшись моего ответа, включила электрический чайник. Её волнение чувствовалась за этими импульсными попытками проявить гостеприимство.
- Я занимаюсь раскопками. Я нашёл останки немецкого солдата. В планшете было это письмо. Простите, что долго не мог его привезти.
- Спасибо вам. Вы знаете, будучи маленькой девочкой, в вещах матери я нашла фотографию красивого мужчины в офицерской форме. Мама рассказал, что это её друг, который погиб на войне. Но я повзрослела. Наше сходство было невозможно игнорировать, но мама так и не подтвердила мои догадки. Наверное поэтому я приказала себе забыть эту историю. У меня был хороший па…
-Простите, я прочитал письмо. Я очень сожалею. Мы все кого-то потеряли на этой войне.
-А мне он снился. Много раз. И всё время обещал приехать. А где вы нашли его?
-В лесу. В том регионе были очень серьёзные бои.
-Во сне он всегда был в лесу. Я хочу туда съездить. Вы сможете меня сопроводить до того места? Я уже немолода, но обузой для вас не буду.
От просьбы я опешил, но не смог отказать этому человеку. Мы договорились, съездить туда в июле. Это как раз был месяц, когда и состоялась моя встреча с призраком. Символично, подумалось мне.
Хельга оказалась по-немецки обязательным человеком. Я встретил её в аэропорту Брянска, куда сам прилетел днём ранее. Нужно было найти в аренду хорошую машину, чтоб не ударить в грязь лицом перед гостьей, чей отец навсегда остался в России. Хельга отказалась ехать в отель и попросила меня скорее отвезти её на место.
Дорога заняла примерно 2,5 часа. Большую часть пути мы проехали молча, хотя оба могли свободно говорить по-английски. Я решил разбавить тишину в салону расспросами о том, как ей российские авиалинии и постепенно переключился на разговоры о работе. Её заинтересовал мои рассуждения на тему высоких технологий, мира во всём мире и снижения религиозности при возрастающем уровне гуманизма. Обо всём понемногу, как говорится.
Я хорошо знал дорогу, хотя она и стала заметно хуже со детских времён. Окна многих домов по пути были заколочены. Из людей повстречался только дед, идущий куда-то с косой в руках. Наверное, городскому жителю без деревенского опыта, такая картина показалась бы жуткой.
-Приехали. Пешком нужно пройти минут 20. Вы готовы?
-Пойдём скорее.
Мы вышли из машины. Я знал, куда поведу её. Окраины леса я изведал ещё в детстве. Будем идти пока не найдём какое-нибудь углубление в земле, которое можно будет выдать за следы раскопок.
Придётся наврать, но что поделать? Моя история о встрече с приведением вряд ли покажется убедительной для прагматичной немки. Мои признания сейчас и вовсе могут показаться издевательскими. С этими мыслями и разговорами об изумительной российской природе, мы шли по лесной тропинке.
-«Нам направо», -пришлось прервать историю Хельги о том, как она всю жизнь мечтала побывать в России, - «Осталось совсем немного. К сожалению, такие энтузиасты как я занимаются раскопками нелегально, поэтому...»
И тут я заметил его. Метрах в пятидесяти от нас стоял отец Хельги. Он поднял правую руку, указав направление, куда мы должны были пойти.
Меня на секунду переполнил восторг: «Как же хорошо, что я смогу рассказать правду!». Но только я захотел обратить внимание моей спутницы, как солдат поднёс палец к губам.
-Молчать так молчать, - подумал я. Было жутко, но эта встреча уже казалось не такой пугающей. Вся эта историю их семейства стала мне родной.
Через пару минут пути, мы встретили покосившийся крест, ушедший почти полностью под землю. Хельга сразу же ринулась к нему и начала вытирать чертовски проржавевший военный немецкий жетон, висящий на нём.
-Это он? Это он?, - с оглядкой на меня она задавала один и тот же вопрос.
Я был в смятении. Она начала плакать и тон её голоса сменился на утвердительный, а язык на немецкий: «Папа, папа, это ты! Папа, я нашла тебя! Папа Генрих. Я знала, что ты есть. Я всегда тебя любила. Ты всегда был со мной. Папа, папа!».
Пожилая немецкая женщина, пролетевшая несколько тысяч километров, рыдала на коленях, в русском лесу, на могиле своего отца. Хотелось бы сказать, что мы по счастливой случайности нашли место захоронения, но будет честным признаться — это дух война нашёл нас, благодаря его раскаянию за содеянное и любовь к своей семье, к миру.
Я стоял и наблюдал. Хельга пересказывала ржавому жетону свою жизнь. Я слабо что понимал, ведь немецкий я толком так и не выучил.
Обратно шли под нескончаемые благодарности Хельги.
- Алекс, я никогда не чувствовала себя спокойнее и свободнее, чем сейчас.
Выходя из леса, я оглянулся назад - нас провожал отец Хельги.
- Прощай, - подумал я, - больше мы не увидимся.
У каждого свой дом. Многие всю жизнь тратят на его поиски. Этот немецкий обер-лейтенант не хотел оставаться в России навсегда, но война рассудила иначе. Теперь его домом стал русский лес. Навсегда.