Найти тему
Владимир Марочкин о музыке

Самая насущная проблема меломанов Шестидесятых - нехватка информации.

Как мне рассказывали старые рокеры, - самая насущная проблема 60-х - нехватка информации. Ее не хватало катастрофически! «Чтобы делать современную музыку, - говорит лидер «Сокола» Юрий Ермаков, - надо слушать много музыки, видеть журналы с этими «Битласами». Чтобы люди могли начать делать что-то свое, в голове должен быть определенный объем информации. Так что занимались всем этим ребята в основном подготовленные...»

Как ни странно, но "основным источником информации для многих любителей рок-музыки был журнал «Крокодил», - вспоминает концертный администратор Московской рок-лаборатории Александр Агеев. - Они постоянно писали о том, что на концертах рок-групп - истерики, что музыканты не стригутся и у них вши заводятся, а «Роллинги» - хулиганы. Мы вырезали такие статеечки и нам это сразу катило: вот - то, что нам надо! Они нас очень сильно приучали к року».

Ему вторит лидер свердловской группы «Водопады имени Вахтанга Кикабидзе» Сергей Лукашин: «Крокодил» был идеальным носителем вируса рока. Педантично, три раза в месяц он поливал «Битлов» грязью. Для нас это был своего рода указующий перст: «Ребята, слушайте это и ничего больше!» Разумеется, слушали. Сквозь скрип и скрежет десятых дублей открывали для себя удивительный мир добрых, светлых и очень человечных песен... Время от времени поднималась паника. Приходил какой-нибудь с бобиной и, плаксиво куксясь, сообщал: «Ребята! The Beatles разбились... Самолетом... Вот прощальная песня...» Ребята ревели хором, навзрыд. А потом приходил еще кто-нибудь, сияющий: «Ребята! Все фигня! Живы! Вот новейшие записи!» Дезинформатора не били. Счастливые люди не мстительны...»

«У нас было странное выступление в Брянске, - вспоминает Юрий Юров, бас-гитарист ансамбля «Электрон». – Тамошний народ вычитал в «Крокодиле», что на рок-концертах на Западе обязательно ломают мебель, и зрители принялись ломать кресла в зале. Хотя мы ничего такого, ради чего нужно ломать кресла, мы не играли. И, разумеется, нашелся какой-то старик, который написал письма и в райком партии, и в горком, и в обком, и даже в ЦК КПСС. В общем, молодец: куда возможно было, туда и написал. В результате в Липецкую филармонию из Москвы приехала комиссия, чтобы посмотреть, из-за чего разгорелся сыр-бор. Директор вопит: «Ребята, надо все закамуфлировать!» Но как? Мы договорились, что мы выйдем, одинаково одетые в голубые костюмчики, и будем играть абсолютно спокойные вещи, например «Шербурские зонтики». К тому же у нас в Липецке уже были знакомые девчонки, которых мы подговорили: «После второй песни ты несешь букет Валерке. После третьей песни ты несешь букет мне...» Короче, надо было создать видимость, что мы вроде бы играем все то же самое, а народ доволен. И комиссия в итоге тоже оказалась довольна: «Нормальный ансамбль, ребята хорошие и скромные...»

-2

Но только слышать было уже мало. Хотелось видеть. И «черный рынок» с пониманием отозвался.

Александр Агеев: «Девчонки приносили в школу всякие журналы мод, на последней странице которых обязательно были какие-нибудь «Битлы» или «Роллинги». Мы это все переснимали, увеличивали и в итоге на «черный рынок» выбрасывалось огромное количество фотографий. Часть из них продавалась и на вырученные деньги покупалась жвачка, чтобы обменять ее на новые журналы с новыми фотографиями. Мы выпускали даже карты с «Битлами»! Рисовали ручкой масть! Все было солидно!».

Юрий Валов («Скифы»): «Мы находились в таком вакууме, что это трудно себе представить! Если у кого-то появлялась фотография The Beatles из какого-нибудь журнала, то это было событие! И чтобы посмотреть на эту фотографию, я мог поехать из одного конца Москвы в другой».

Валерий Шаповалов («Москвичи»): «Мы аккорды изучали по фотографиям. Предприимчивые ребята из нашего класса продавали фотографии разных «битлов» по 20 копеек за штуку. Вот – фотография: и какой там берут аккорд, такой и мы подбираем. Так мы обучались...»

Сергей Лукашин: «Порой складывалось впечатление, что одну и ту же фотографию смотрело одновременно полгорода. В начале лета 1965 года Свердловск кишел подростками с зачесами на уши и в пиджаках без отворотов. Все самые отъявленные хулиганы Свердловска ходили подстриженные и одетые под The Beatles...»

Александр Агеев: «Мы начали отрезать у пиджаков воротники, но это было чревато, потому что родители этого не одобряли. Купят они новый пиджак, а на следующий день он уже без воротника! А пиджаки тогда были дорогими! Да и в школу перестали пускать с обрезанными воротниками. Потом ведь обрезалось-то неаккуратно, нитки торчали отовсюду - мы же не портные! И водолазок тогда еще не было (мы их называли «битловки»). Потом, правда, и они появились, а сначала были только пиджаки. Но пиджаки убирали сразу все! Но там ведь была еще одна большая проблема! Чтобы сделать пиджак, похожий на «битловский», надо было делать френч, то есть нужно было пришить еще одну пуговицу, чтобы вырез был не сильным. Но это не всегда было возможно. А кроме того обметать петлю не мог никто. Поэтому это было страшное дело! Но все-таки мода брала свое... Мы нашли одного портного. Его звали Воробей, потому что после контузии у него одна нога была короче другой. Он шил суперские расклешенные штаны за полтора часа! Можно было засекать по часам. Причем качество было просто улетным! Кроме того он мог сшить штаны из всего, чего ему не принесешь. Из старых обычных штанов он мог сделать расклешенные. Он говорил, какие надо клинья вставить и какой материал для них подобрать. А работал он в обычной пошивочной мастерской и шил всякую туфту. Мастерская располагалась на Грохольском переулке, в полуподвале, совершенно забитая и зачуханная, потому что там мало было клиентов. Но, когда мы его нашли, мы его четко сориентировали, что нужно шить. И к Воробью начали ходить десятки людей. Воробей проникся, ведь мы сделали ему большую рекламу, и он даже дал свой домашний адрес и потом мы даже к нему домой возили материал».

Трудно было, конечно, с длинными волосами, хаер был возможен только до какой-то определенной длины, а если ниже, то начинался скандал.

Алик Сикорский («Атланты») рассказывает: «Я учился в 20-й спецшколе. С Наташей Белохвостиковой сидел за одной партой. Я тогда носил длинные волосы, что директор школы, естественно, запрещал. Вообще это было очень серьезно и нас за длинные волосы, заламывая ручки, частенько водили в милицию. И я для того, чтобы сохранить шевелюру, начал сниматься в фильме, который назывался «Юность Карла Маркса», там было сборище каких-то дворян и я играл одного из них, и взял большую бумагу с «Мосфильма», что мне необходимы длинные волосы для съемок. И меня не трогали...»

В 1965-м году произошло событие, о котором просто нельзя не упомянуть: во Всесоюзный дом моделей пришел работать Вячеслав Зайцев, талантливый художник, нестандартный дизайнер, интересующийся современными модными тенденциями. Ему удалось воплотить прогрессивные идеи мировой моды в оригинальном стиле, адаптированном под существующую советскую действительность. Зайцев стал первым и главным модельером в СССР. У него стали одеваться наши звезды. Многие образы, созданные им в 60-е годы, пережили не одно десятилетие.

Очень много музыкальной информации к нам в страну поступало через Польшу, которая хоть и принадлежала к странам социалистического лагеря, но по самой своей сути была ближе к Западу. Виктор Харакидзян (ВИА «Поющие Сердца») рассказывал, что впервые услышал биг-бит в 1965 году, когда проходил службу в советском гарнизоне в Польше.

«Я впервые увидел, как играют вместе три электрогитары и барабанщик, на празднике у нас в части, куда пригласили польскую бит-группу. Для меня это было как шок!

«Это что?!» – спросил я.

«Это – «Битлз»! А ты что, не слышал?!»

Я подружился с одним из гитаристов той группы - его звали Рышард. Однажды он мне предложил: «Давай съездим в Зелена Гуру!» Это километров в сорока от Шпротала, где я служил. «Там, - говорит, - живет и работает скрипичных дел мастер, и он сейчас в связи с модой на биг-бит начал делать отличные электрогитары». Мы решили и поехали. Оказалось, что у этого мастера был свой большой дом, в мастерской были развешаны гитары и скрипки, и он показывал: этот инструмент был на такой-то выставке, этот – на другой. Пожилой, огромный, красивый поляк…

И я ему заказал гитару. Она была сделана по канонам скрипки: гриф, как положено, из ореха, задняя дека – из пяти частей, там все склеено – щели не увидишь. Причем он придал ей абсолютно оригинальную форму. Я немало прожил на свете и видел много разных инструментов, но заявляю, что второй такой гитары нет! Это - сто процентов! Этот мастер не повторялся.

Я очень быстро научился играть на гитаре. Служба у меня была хорошая. Когда узнали, что я – музыкант, меня определили в хозвзвод - портным и сапожником. Утром я приходил в мастерскую, если было надо, то чинил сапоги или латал «хебешку», а все остальное время я играл на гитаре…»

Настоящей находкой для бит-групп того времени становился какой-нибудь парень-иностранец, который имел возможность слушать западную рок-музыку в оригинальном исполнении. Когда, напримере, в октябре 1965 года в состав питерских «Странников» вошел кубинец Карлос Рохас, студент военно-морского училища радиоэлектроники им. А.Попова, эта группа сделала огромнейший скачок в популярности среди фанатов биг-бита. Популярность группы росла за счет того, что у Карлоса был обширный репертуар из рок-н-роллов и баллад: «La Bamba», «Twist & Showt», «Jailhouse Rock», «Diana» и т.д.

Группа "Сокол" в 1965 году: Юрий Ермаков, Игорь Гончарук и Слава  Черныш.
Группа "Сокол" в 1965 году: Юрий Ермаков, Игорь Гончарук и Слава Черныш.

И все же 60-е - это время огромных надежд и всеобщего оптимизма. Казалось, что все достижимо и все возможно. «И на Марсе будут яблони цвести!» - так пелось в популярной песне (авторы В.Мурадели и Е.Долматовский).

Летом 1965 года в журнале «Юность» был опубликован роман Михаила Анчарова «Теория невероятности», главная идея которого как раз и заключается в том, что в существующем мире возможно самое невероятное развитие событий. Для поколения шестидесятников эта книга стала настоящим учебником романтики.

Многие мечты и надежды действительно сбылись.

Впрочем, были и досадные разочарования. Но сбывшихся надежд было все-таки больше, чем разочарований. Потому и песни тогда были, может быть, немного наивные, но почти всегда — оптимистические.