Последней актёрской работой Головина стала нашумевшая картина Сергея Лозницы «Счастье моё» (2010), которая побывала на фестивалях в Каннах, Нью-Йорке, Вологде, Карловых Варах, Перми, Гамбурге и скоро должна выйти наконец и в российский прокат. Головин сыграл ветерана-фронтовика, поведавшего горькую историю о том, как самый что ни на есть «свой», советский патруль беззастенчиво отобрал скромные подарки, которые он привёз домой после войны, и в итоге поломал всю его судьбу.
Материал опубликован на портале "Частный корреспондент".
Помните ли вы брутального эсера Бориса Савинкова из советского телефильма «20 декабря»? А преступного Барона из «Холодного лета 53-го»? Самогонного авантюриста Мика Нича из комедии «Дежа вю»? Или на худой конец авторитета Буржуя из «Марша Турецкого»? Если вы действительно видели хоть один из этих фильмов, то кто-то из харизматичных злодеев обязательно засел у вас в памяти. Жаль, что мало кто помнит имя актёра, их сыгравшего: это был Владимир Иванович Головин, неожиданно умерший две недели назад.
Родился Владимир Головин в 1940 году в Твери, учился в ГИТИСе и ЛГИТМИКе, работал в театре и на телевидении, снимал документальные фильмы. Его дебют в кино случился только в возрасте 40 лет: им и стала роль Савинкова. После «Противостояния», «Золотой цепи», «Моонзунда», «Холодного лета 53-го», «Лёгких шагов», «Дежа вю», «Дюбы-дюбы» Головина, казалось, начали узнавать все. Но именно тогда актёр вдруг решился на неординарный поступок: бросил карьеру и уехал жить в деревню где-то между Москвой и Петербургом. Тем не менее его лицо не забыли: он появлялся в эпизодических, но по-прежнему ярких ролях — например, Ахмета Ташкентского в «Олигархе» (2002) или слепого деда в «Поводыре» (2007). Головин выглядел настолько убедительно, что, как рассказывал сам актёр, после убийства авторитета Деда Хасана его почему-то просила дать комментарий газета «Жизнь». Но каким бы экзотичным ни было амплуа Головина, как необычно ни складывалась бы его жизнь, судьба его оказалась вполне типичной для советского актёра: быть узнаваемым на экране и почти забытым в реальности.
Последней актёрской работой Головина стала нашумевшая картина Сергея Лозницы «Счастье моё» (2010), которая побывала на фестивалях в Каннах, Нью-Йорке, Вологде, Карловых Варах, Перми, Гамбурге и скоро должна выйти наконец и в российский прокат. Головин сыграл ветерана-фронтовика, поведавшего горькую историю о том, как самый что ни на есть «свой», советский патруль беззастенчиво отобрал скромные подарки, которые он привёз домой после войны, и в итоге поломал всю его судьбу. Перед вами — последнее интервью Владимира Головина, которое он дал за неделю до смерти в Перми, где представлял «Счастье моё» на фестивале «Текстура».
— Расскажите, чем вы занимаетесь сейчас. Я слышал, что вы работаете на какой-то телестудии в Бологом.
— Да нет, какой там — поработал там пару раз, потому что попросили. Я сейчас на пенсии, в перестройку уехал жить в деревню. Пятнадцать километров от Бологого, деревня Березайка. «Березайка, Березайка, кому надо — вылезай-ка». Я даже не доработал до пенсии: моя мать постарела и я остался с ней в деревне, там женился. Езжу на съёмки, когда зовут. А так я баню строю. Есть чем заняться. Упражнениями ума занимаюсь, пока гусей кормлю и картошку копаю.
— Не скучаете по кино?
— Ни грамма. Никакого комплекса. Вообще-то я театральный актёр. Потом мне эта профессия разонравилась — не понравилось самоуправство режиссёров. Я как раз вчера произнёс целую лекцию о том, что нужно выгнать всех режиссёров, это маленькие диктаторы. Нужно оставить русскую актёрскую школу — и всё будет в порядке. Когда-то в театре всё опиралось на протест. Та же Таганка — это конфликт с государством. Но я считаю, что главное — актёр, можно играть и без режиссёра.
Тем не менее потом я закончил театральную режиссуру в Ленинграде, стал главным режиссёром Русского театра в Кишинёве, позже поехал в Москву, к Завадскому, в театр Моссовета. Потом там что-то не сложилось и я работал на телевидении. А в 40 лет случился момент везения: мне предложили пробы на роль Савинкова. Это сейчас я в эпизодах, а начинал с главной роли. Партнёрами были Козаков, Юрский, Лавров. Страху-то было, но я отношусь к этому с юмором, с благодарностью к Богу.
— Как получилось, что вы снимались практически только в отрицательных ролях?
— Ну, наверное, не совсем так. Вот, например, Савинков: несмотря на то что он террорист, белый, он всё-таки русский интеллигент. Разве можно ругать человека, когда он говорит, что «русский интеллигент умирать умеет лучше, чем жить»? Когда я играл его, то думал так: Гитлер, Муссолини, Франко, Сталин, Савинков — это одно поколение, но ведь Савинков был умнее, образованнее их всех. И я придумал сыграть так, чтобы было понятно: если бы у власти был Савинков, то и войны бы не было.
Хотя, в общем-то, да, роли у меня были сплошняком отрицательные, а почему — не знаю... Была возможность сделать хорошим героя в «Поводыре» у Александра Хвана, но не получилось. А когда-то я хотел сыграть Федю Протасова из «Живого трупа». Вышло всё наоборот, честно говоря.
— Вы ведь снимали документальное кино?
— Я очень странный документалист. Я снимал фильмы о литературе и художниках. Потом как-то снимал новгородскую архитектуру и увидел плиту: лежит конфетка, скромная такая, кто это — знать не знаю. Смотрю: «Матери великого композитора Рахманинова». А сам Рахманинов похоронен под Нью-Йорком, но ведь положено вместе. Думаю: вот ещё одна страница судьбы — и снял фильм. Тогда ещё жив был писатель Нагибин, я ему предложил написать мне сценарий.
Потом меня увлекло 300-летие русского флота, я снял все наши четыре флота. Получился фильм «Флоту быть». Ещё я очень любил Александра Невского, любил Ивана Грозного и митрополита Филиппа.
— А «Царя» Лунгина смотрели? Вы на чьей стороне в конфликте?
— Смотрел, но Янковский в роли митрополита очень напряжён (царствие ему небесное). Да и Мамонов… Вообще ситуация между Иваном Грозным и митрополитом Филиппом очень бытовая: они жили в Кремле, как если бы мы с вами росли на одной улице. В этом и трагедия: одного судьба понесла во власть, а другого — в духовное. Но если брать философию, то, конечно, мне ближе Филипп.
— Какое впечатление произвёл на вас фильм «Счастье моё»?
— Я смотрел его в первый раз на фестивале в Перми, и впечатление было очень тяжёлое. Я всё-таки из другого времени, воспитан по-другому. Я взволнован, потому что фильм очень неоднозначен, но потрясает правдой. Моё поколение считает, что нужно оставлять надежду, чему-то учить. Негатив не должен быть самоцелью. Но я попросил Сергея дать мне фильм, чтобы показать его у себя — я всё-таки первый парень на деревне. Это всё ужасно, но там, где я живу, это типично. Я не осуждаю никого, боже упаси, но я считаю, что фильм нужно показывать, чтобы люди могли увидеть себя и кто-то начал что-то делать. Нужно заставить нашего брата посмотреть на себя со стороны — и тогда он сможет очухаться.
— Похожие истории действительно случаются в вашей деревне?
— Конечно. Я ничему не удивился, я удивился совпадению того, что происходит там, где я живу, и того, что на экране.
В жизни к этому привыкаешь, но когда всё доходит до киношного обобщения, то становится страшно. Такие происшествия случались и случаются в день по два раза. Власть не мамка, но она должна что-то поменять. Нужно это прекращать властью, не просто нотой в программе, а ежедневной работой. Люди сами не готовы бороться: на обсуждении верно заметили, что, когда нет закона внешнего, у наших людей не работает и закон внутренний. Банальная вещь, но любительская демократия порождает диктатуру. Надо просто сказать, что так нельзя, надо воссоздать своего рода кодекс, вернуться к понятиям «нельзя» и «можно», а не «всё можно».
— А как Лозница нашёл вас?
— Это загадка для меня. Они без предупреждения наехали ко мне в Березайку, вместе с самим Сергеем, привезли сценарий. А потом позвонили. Наверное, это как-то связано с моей ролью в «Холодном лете 53-го», фактура оттуда. Да ещё в деревне живу.
Сначала я подумал, что сценарий антирусский, что участвовать в этом деле как-то неудобно. Даже моя жена, которая не имеет отношения к кино, сказала мне: «Чего это ты?» Даже она ахнула, хотя у нас в деревне зэки на леспромхозе по шею в снегу работают — куда хуже? Но потом мне стали звонить, а деньги нужны… Ведь если присмотреться — роль неплохая, есть судьба, есть биография. И в процессе работы я понял, что сыграть её необходимо.
— Ваш дед в фильме «Счастье моё» — чуть ли не единственный положительный герой…
— Спасибо, что заметили, я тоже так подумал. Мой репертуар — белые офицеры, обойма паханов, а здесь я увидел человеческое начало. Мой герой — единственный, кто поднимает главного персонажа, остальные выталкивают. Но режиссёр мне этого не озвучивал, просто я так понял. Это значит, что в том поколении остались добрые люди. Мне кажется, что если бы Лозница это заметил, то он как-то бы изменил фильм.
— История вашего героя — один из главных эпизодов, которые развенчивают миф о великой войне.
— Он не то чтобы развенчивает. Я старался показать нечто другое: я увидел здесь одну из горьких судеб героев-победителей. Сейчас об этом не говорится, но такие ситуации были: победитель оставался ни с чем уже на родине. Была делёжка того, что привезли оттуда. Я постарше и слышал, что такое бывало. Этого нельзя забывать.
— Вас затронула война?
— Сам я жил с бабушкой в Березайке, там же, где и сейчас. Такой возраст, что особо ничего не понимаешь — война или мир: речка, босые ноги, ты без трусов, счастья было много. Но отец погиб на фронте. Моя мать была актрисой, брала Ржев, это был второй Сталинград. Она рассказывала, как в 21 год была там в актёрской бригаде: приезжали на грузовике — стихи читать, песни петь. А в это время немцы корчатся, наших месиво. Она и курить начала тогда. Мы очень мало об этом говорили, почти никогда.
— Важно ли говорить о войне сейчас?
— Тем, кто прошёл её, нужно быть очень мудрыми. Всё зарубцовывается. Разговоры ничего не прибавят. Можно сказать об этом один раз. Нам-то, тем, кто её прошёл, зачем это? Чтобы мы помнили? Так это дело самовоспитания. Если вам надо, то и снимайте фильмы об этом сами, а мне-то что рассказывать? Как я плохо ел? Как во втором классе ко мне подходили и трогали темечко, а оно было мягкое от рахита? Нужно ли это вашему поколению — решайте сами. Но кино — очень мощное выразительное средство… Если сердце не может молчать, значит надо об этом говорить. А Афган, а Чечня — сегодня не война, что ли?
— Пример «Утомлённых солнцем — 2» показывает, что люди не очень хотят идти на кино про войну.
— Да, на этот фильм просто не пошли. Нужны такие фильмы, как «Судьба человека» или «Отец солдата». Я догадываюсь, почему Сергей Лозница хочет снять картину по Василю Быкову, — там речь о своего рода глухоте. У Быкова были основания быть обиженным на власть.
— А как вы относитесь к попыткам восстановить культ Сталина?
— Скажу не своими словами (я всё-таки москвич), а словами своих соседей: Москва действительно зажралась. Все вокруг Москвы к ней, мягко говоря, плохо относятся. Это Москве надо? Я получаю московскую пенсию, хотя считаю, что её нужно отдавать куда-нибудь в Мурманск. А к этим попыткам, конечно, плохо отношусь, нужно быть очень осторожным — ведь можно спровоцировать большую беду.
Беседовал Маск Туура, "Частный корреспондент".