Как многие подверженные депрессии люди, мать любит покопаться в прошлом. Во время одного такого разговора я сказал ей: было плохое, было и хорошее, никто никого не винит — проехали.
Для большей убедительности поставил на стол пакет риса, зачерпнул из него ложку и сказал: эта ложка — детские обиды, которых я давно уже не помню. Зато помню хорошее. Сейчас же детство не может ничему меня научить, оно просто было и прошло.
С этими словами я высыпал ложку в мусор.
Этого делать не стоило, я и не падок на театральные жесты, но сделал это всердцах. Постоянные извинения за ничтожные совершенно огрехи в воспитании изрядно допекли меня. В то время я не понимал, что за такими разговорами стоит тщеславие.
Обычное тщеславие родителя: переоценивать свою роль в жизни ребенка.
Затем я сказал вот что: а этот пакет — ЖКХ, в котором я работал 15 лет, и его я помню очень хорошо, потому что это было недавно, а еще потому, что это продолжается, но главным образом потому, что коммуналка оказала на меня намного большее влияние, чем детство.
Отрасль, в которой общение идет по вертикали, горизонтали, в которой ты по десять раз на дню имеешь дело с разными совершенно пластами от маргиналов до элиты — бываешь в домах и видишь людей в естественной среде обитания — воспитала меня и сделала тем человеком, которым я являюсь сейчас.
Я могу сказать о вас все с порога: посмотрев на вас и на ваш коридор, вдохнув запах вашего логова, и, простите великодушно, ваш запах, расскажу ваше прошлое, настоящее и, с большой вероятностью, будущее.
Предательства, подставы, но и примеры вопиющей самоотверженности, которых находил я неожиданно не в друзьях, а в людях, мне вроде бы враждебных. Скольки раз я получал удар оттуда, откуда ждать его не смел, но находил помощь среди, как мне казалось раньше, неприятелей.
Я убедился в том, что человек меняется и может вести себя так, а потом вдруг совсем по-другому — по отношению к тебе — не объясняя причины перемены своего отношения. Ошибка, допущенная тобой давно, и вроде бы уже забытая, сказалась только что, — о! сколько я познал таких примеров!
Нет ничего стабильного, и если сейчас так, и человек таков, это не означает, что завтра будет так же, и что человек этот и завтра будет таков, каков он сегодня. Он может измениться до неузнаваемости по отношению к тебе в любое время, потому что ты сделал что-то не так.
Я изучил мир чиновников, сказал я, и нашел, что этот мир хорош, и морали в нем больше, чем в мире обывателя.
И тогда мать заплакала. Ей было крайне неприятно, что детство для меня «скрылось за поворотом», потому что она и сама осталась в детстве. Я говорил ей это и раньше, когда хотел утешить ее, но на живом примере с рисом она поняла это окончательно.
Но я не жалею, что привел ей этот наглядный пример, потому что он чистая правда, а мой бог, как я его понимаю, предписывает мне не кривить душой.
Я не могу лечить депрессию, и утешать ее не буду. Во-первых, я не знаю, как это делать. Во-вторых, я не врач. Однажды я спросил ее, не хочет ли она проверить состояние своего душевного здоровья. Она отмахнулась. Это ее право, но больше этот разговор я не веду и пресекаю его немедленно, как только она начинает говорить о депрессии, а называя вещи своими именами: депрессия говорит в ней.
Сейчас нашего общения стало больше, звоню ей каждый день, но это другое общение: выслушивая ее, я включаю «режим священника», который выслушивает по десять исповедей на дню, но они не приводят его в колебания, вибрации не вызывают, потому что он передает их богу. Так и я, выслушиваю мать, передаю Вселенной ее слова.
Если бы мы, коммунальщики, принимали близко к сердцу все, что нам говорят, в коммуналке просто никого бы не осталось. Меня ругали за дело и просто так. На меня клеветали. В колесо моей машины вкрутили саморез.
Меня и моих коллег проклинали. Перед дверью моего кабинета рассыпали кладбищенскую землю. У моего секретаря случилась истерика.
Работая в этой отрасли, обрастаешь медвежьей шкурой, хочешь ты этого или нет. И если бы слово могло убивать, истинно говорю вам: в ЖКХ не осталось бы ни одного живого человека.
Я звоню ей чтобы знать, жива ли она.
Но еще я звоню ей, чтобы послать луч добра, поскольку я умею воодушевлять людей.
Вы не можете помочь близкому человеку в унынии, пока он не захочет выкарабкаться, и сделать это правильно, используя все достижения медицины, а не поп-психологии, которая стала уже похожа не секту и только усугубляет проблемы; а ежели возьметесь утешать его, того гляди и сами втянетесь.
Каждому положено заниматься своим делом. Не ройтесь на чердаке прошлого, плохого ли, хорошего — вы ничего там не найдете, кроме хлама. Вынесите сор из избы. Смотрите только вперед.