Преамбула: когда-нибудь я уволюсь из школы и напишу книгу...
Фабула:
Молодой специалист приходит работать в школу. Отчаявшаяся найти свежую кровь и мясо администрация встречает его бурными аплодисментами и должностными обязанностями. Молодой специалист радостно приступает к работе. Его коллеги, видя рвение и отчаянный скач молодого дарования, уходят в бизнес, потому что так велит правительство. Администрация выходит с предложением. Молодой специалист соглашается. Администрация выходит с предложением. Молодой специалист соглашается. Прошло три года...
Специалист ведёт всё, что только можно, а также хор, рисование, шахматы и моет пол в кабинете. Количество часов не подаётся исчислению и выглядит как гусеница с телом в виде нулей.
Финал:
Всё ещё молодой, но седой и изрядно полысевший специалист проверяет третью тонну тетрадей при огарке свечи, ведь электричество осталось в прошлом, как и надежда на освещенное этим электричеством будущее.
Мораль:
Если лошадь просит уменьшить количество часов - слезь!
Еще мораль:
Всё мои проблемы - это мои проблемы, и я решу их сама. А все чужие проблемы - это чужие проблемы, и я их не решаю.
Дополнительная мораль:
Смело говорите "нет", пока вы живы.
***
В школе моим любимым предметом была литература. Моя мама сохранила мои школьные сочинения, за что ей большое спасибо. Тогда я и не думала, что сама буду учить детей.
Сочинение ученицы 9 А класса школы 45 г. Ижевска Крякушиной Елены
Учительница первая моя
(рассказ первоклассника будущего)
Когда Виолетта Сидоровна входила в класс и произносила: "Здравствуйте, дети!", - всё внутри меня сжималось от ужаса. Бог ты мой! Её фиолетовые волосы и ехидная улыбка приводили всех в состояние кролика, находящегося под гипнозом удава. Виолетта Сидоровна проходила по классу на своих неимоверно высоких каблуках, садилась, пытаясь подтянуть к коленями мини-юбку, и открывала журнал.
"Сейчас начнётся..." - думал каждый из нас, вытирая пот со лба и еле унимая дрожь в коленках. "Кто-то будет первым..." - эта мысль свербила мозг и не давала никому покою. Пауза становилась невыносимо длинной.
Виолетта Сидоровна ещё раз обвела класс глазами:" Сидоров, " - и ткнула указкой в сторону тщедушного первоклассника, ежеминутно сморкающегося в огромный носовой платок. Раздался грохот: это Сидоров упал со стула. "Унесите Сидорова", - Виолетта Сидоровна ехидно улыбнулась. "Бедный Сидоров", - думала я, ещё ниже пригибаясь к парте. - "Он был хорошим товарищем..."
Новый оклик Виолетты Сидоровны отвлек меня от горестных мыслей по поводу безвременно ушедшего из класса Сидоров. "Иванов!" Долговязый второгодник Иванов явно не ожидал удара с этой стороны. Он вытянулся из-под парты и вдруг, опешив от собственной наглости, противным голосом заныл: "Виолетта Сидоровна, ну Виолетта Сидоровна, я не выучил, у меня тренировки по баскетболу... " Виолетта Сидоровна тоже не ожидала подобной наглости, поэтому выслушала Иванова, ограничившись коротким: "Садись, два!" Она нацелилась ручкой, как кинжалом, и вывела в журнале жирную двойку с лебединой шеей. Уж что-что, а двойки Виолетта Сидоровна ставить умела. Иванов не выдержал напряженную тишину, упал на парту и, обхватив свою голову руками, зарыдал. Неодобрительный шепот пробежал по классу. "Молчать!" Задрожали стёкла, все замолчали. Лишь только на последней парте слышались всхлипывания Петрова. А Виолетта Сидоровна продолжала опрос класса.
Было тихо, послышалось жужжание, и прямо по учительскому столу, о ужас, поползла муха. Если бы у нас на головах были шляпы, то мы сняли бы их, потому что в этот момент Виолетта Сидоровна схватила журнал и изо всех сил ударила по невинной мухе. Девочки вздрогнули.
Виолетта Сидоровна, гремя цепями (рок был её любимой музыкой, и одевалась она соответственно - цепи, заклёпки, железные кольца) обратилась вновь к журналу: "Петров!" Петров, кругоголовый очкарик с оттопыренными ушами, отличник, умница, наша надежда и опора, попытался сползти на пол, но ему не дали. Соседка по парте с трудом оторвала его от стула и вытолкнула в проход. Петров, то и дело оглядываясь и видя сочувствующие лица одноклассников, медленно брёл к доске. Все смотрели на Петрова как на только что убитую муху - с состраданием. Девочки прослезились. Кто-то из них прошептал: "Герой..." Петров вдруг повернулся и с криком "Помогите!" бросился к двери. Но он напрасно дергал за дверную ручку, в бессилии пинал дверь ногами. Дверь, как всегда, была заперта предусмотрительной Виолеттой Сидоровной. И снова Петров шел мимо парт, и снова на него смотрели как на муху. Он подошел к доске. Дальше идти было некуда. Петров встал руки по швам, принимая все как неизбежное. На секунду он глянул в окно, но разглядел только кусочек голубого неба, такого голубого, что ему захотелось заплакать, встать на колени и прошептать: "Пощадите, я слишком молод, чтобы умирать..." Но на колени Петров не встал и не заплакал, а только вспомнилась ему строчка из песни: "И жить хорошо, и жизнь хороша!" А Виолетта Сидоровна спросила: "Ну, Петров, будешь отвечать?" При этом она походила на белого офицера из контрразведки, допрашивающего пленного. Петров, наверное, тоже так подумал, поэтому лишь судорожно сглотнул и, не в силах отвечать, кивнул головой. "Тогда скажи мне, Петров, сколько будет дважды два?" Это был самый коварный вопрос за последние полгода. Но Петров решил не сдаваться. Он долго шевелил губами. Все напряженно за ним следили. Но вот он едва слышно прошептал: "Четыре..." - и удивленно посмотрел на Виолетту Сидоровну, сомневаясь, он ли это сказал. А Виолетта Сидоровна, не веря своим ушам, переспросила: "Сколько?..." "Четыре, - заорал Петров. - Четыре, Виолетта Сидоровна, честное слово, четыре!"
В эту минуту раздался звонок, радостный и захлебывающийся собственной радостью. Виолетта Сидоровна встала: "Урок окончен, дети!" И открыв дверь, вышла. За ней из класса вылетел Петров, и по коридору еще долго слышались радостные вопли "Четыре! Четыре!!!" Наконец, Петров замолчал. Вероятно, его сбил проезжающий мимо на скейте историк или химичка долбанула его по голове хлопушкой (смесь ди-фенила с фосгеном, легкое головокружение, пять-десять минут столбняка, и в течение дня вы не выговариваете некоторые звуки). За ним шумной толпой вышли все остальные. Девочки как всегда глотали анальгин, мальчики обсуждали дела спортивные. Все старались держаться возле стенки, так как с историком, гоняющим на скейте, шутки были плохи. В классе остались я и Иванов, который никак не мог оправиться от случившегося. Он бился головой о парту и всхлипывал громче прежнего.
Я осмотрелась кругом. О боже мой! Я выскочила во двор: "Виолетта Сидоровна, Ваша сумка!" Она благодарно мне кивнула (если змеиную улыбку можно назвать благодарным взглядом). Взревел мотор, и мотоцикл унес Виолетту Сидоровну домой. "Может, завтра не спросит," - подумала я и побрела домой.
Утром в учительской было шумно. Маленькая пухленькая директриса ходила довольная и без конца повторяла: "Действует, проект Z действует!" Слышался голос завхоза: "Товарищи учителя, разбирайте цепи и парики!", а потом голос историка: "Кто взял мои вставные клыки?! Вера Степановна, Вы мой скейт не трогали?" У зеркала две молоденькие учительницы примеряли кожаные пиджаки с цепями и заклёпками. "Ну, как Вам дети, Виолетта Сидоровна?" - спросила одна другую, рисуя молнию на щеке. Та, которую назвали Виолеттой Сидоровной, ответила: "Боже мой, Нина Петровна, какие милые дети, как я их всех люблю!" и подмигнув, лихо натянула парик фиолетового цвета. Обе рассмеялись. Прозвенел звонок на урок. Все заторопились. Начинался новый учебный день 2000 года. А скейт историк так и не нашел.
1993г.
