Деревенька называется Москва. Говорят, что первым срубил тут избу бывший солдат по прозвищу Ваня Москва, а так это или нет – поди, узнай, может, сто, а может, двести лет назад было.
А теперь в деревне с десяток домов. Туда-то и правит санки, легко понукая жеребца на лесной дороге, объездчик кружевной артели Иван Зародов. В прошлом 1924 году учреждена эта артель. Контора её в селе Новленском, а кружевницы по всей волости плетут кружева. Вот Иван и ездит – кружева собирает, деньги платит, нитки и новые сколки раздаёт.
При новой, Советской, власти – платить кружевницам стали хорошо. Да и вообще, как Гражданская война кончилась, жизнь у крестьян легче стала.
Правда, не всем и нынешняя власть по нраву. Слышно – появилась в уезде банда какого-то Коновалова. А ведь, говорят, в Красной Армии этот Коновалов воевал, за Советскую власть кровь проливал. А домой вернулся – тут продразвёрстка, забирают зерно подчистую, только на семена оставляют. Тяжело своё отдавать. Да ведь это же для городских рабочих, для Красной Армии…
Коновалов не захотел этого понять, обозлился, собрал таких же и подался в леса. То на Вотче они появятся, то на Красном береге, то у Нефёдова… Грабят, жгут. Бандиты. По-старому говоря – разбойники…
А ведь продразверстки давно отмени. Наоборот, новую экономическую политику Советская власть объявила – работайте, зарабатывайте, торгуйте, собирайтесь в артели, живите хозяевами на своей земле. Вот и кружевную артель создали…
Так думает Иван Зародов под скрип полозьев. Уже вечереет, над дорогой, над вершинами елей, появляются звёзды – чистые, ясные… Глянул Иван вперёд, а там уже виднеется поле, а за ним крыши домов, а над ними белые веретёнца печных дымов. Близко уже Москва, близко избяное тепло, чай, неторопливые степенные разговоры…
- Но, Карько, но…
И тут с боковой дороги лошадь с санями вылетает.
- Стой! - и, спрыгнув с саней, какой-то мужик хватает под уздцы Карько. - Стоять!
Санки баские, корешковые, а в санках человек сидит – чисто выбритый, в папахе, в полушубке. Поднялся он – высокий, выправка командирская, на ремне кобура, и валенки на нём серые, мягкие (такие на Вотче катают). Сзади ещё сани подъехали, и в них люди.
- Ну-ну, мужики, не шалите, - Иван Зародов сказал. Он не из пугливых, тоже ведь в армии служил. Но за ружьём, что рядом заряженное лежит (от волков), даже не потянулся – бесполезно.
А этот, с командирской выправкой, и говорит:
- Я Коновалов! Слышал о таком?
- Приходилось.
- А ты кто?
- Я объездчик кружевной артели…
- О! Значит при деньгах! - со вторых саней сказали.
- Тихо! - Коновалов скомандовал, и все умолкли. - Что за артель? Кружева скупаете, как раньше купцы наживаетесь?
- Нет, - ответил Зародов. - Теперь не те времена. Артель сами кружевницы и создали. У меня у самого мать и жена плетут. Да ведь и у вас…
- Говоришь много, - оборвал его Коновалов. - Значит, честно за свою работу кружевницы получают?
- Да. И нитки для артели дешевле в городе продают, и сколки новые для всех делают, советская власть…
- Ну-ну, - снова оборвал его разбойник. - Тебе-то я, может, и поверю, а вот власти этой – не верю.
- А верь не верь – всю жизнь в лесу волком не прожить! - смело Иван сказал.
- Это ещё посмотрим! Пропустите его! - скомандовал Коновалов.
Иван понукнул Карько, и тот бойко вынес сани в поле, к деревне…
… А вскоре, начали разбойнички сдаваться – то один, то двое-трое из лесу выходили, ехали в Новленское, в сельсовет – мол, не враги мы больше, судите, не хотим разбойничать.
А самого Коновалова выследили и окружили в той самой Москве. Был он там у подруги своей – кружевницы. Не захотел сдаваться – отчаянная голова – так и погиб…
Всякое бывало в старые-то времена.
