Je suis Лена
Очень легко писать рецензии на дурные книги.
Глумливо пересказать сюжет, поиздеваться над слогом, высмеять шаблонных героев. Чтобы не быть голословной, привести пару цитат. Завершить остроумным проклятьем в адрес автора. Готово.
Писать рецензию на книги писателя Сальникова совершенно невозможно.
Я могу представить, что те или иные любители словесности могут ему предъявить. Сюжета, как такового, почти нет. Девушка Лена из Нижнего Тагила неожиданно открывает в себе способность сочинять «стишки», которые, в отличие от «поэзии», объявлены вне закона в силу своих сильных галлюциногенных свойств - вот и весь, в общем-то, сюжет. Лена, «которая, можно сказать, сама еще по колено стояла в наивности, чуть ли не Зайцем была из «Ну, погоди!», который там с барабаном и шариками по ночному парку», помимо окказионального сочинительства и знакомства с некоторыми асоциальными сочинителями, распространителями и употребителями наркотиков, живет самой непримечательной жизнью: тихо заканчивает школу, поступает в институт, идет работать в школу, выходит замуж. Стишки не делают Лену особенно крутой или классной; если вы представили себе Уолтера Уайта в юбке, немедленно перестаньте. Лена очень простая. Обычная Лена. Сюжета, напоминаю, почти нет.
Тем неожиданнее, тем сногсшибательнее талант писателя Сальникова, который проступает, ей-богу, на каждой странице. Если в «Петровых в гриппе» его, теоретически, можно было проглядеть, залюбовавшись хитрым замыслом и композицией, то в «Опосредованно» этого не заметить невозможно. Этот текст хочется учить наизусть абзацами, цитировать знакомым, его хочется потрогать руками, чтобы убедиться, что это не сон. (Электронная книга бесплатно доступна на Литресе; за время чтения я заказала три его бумажные копии.)
Писатель Сальников – единственный, похоже, человек, способный, ничего не приукрашивая, описать современную провинциальную повседневность так, чтобы читателю не хотелось удавиться. Если бы фотопаблик «Эстетика ебеней» существовал в виде текста, Алексей Сальников был бы его самым ценным автором. Вот, например, как он описывает местного алкоголика:
«Еще в детстве Лена поражалась волосатости этого человека: казалось, он прячет пекинеса в декольте своей майки. От него за два метра пахло, как от собаки, которую облили пивом и продержали в тепле пару дней. Лена даже предположить не могла, что может быть общего между этим алкоголиком и серьезным, аккуратным папой Ирины, который умудрился разжечь мангал, не замарав ни ру́ки, ни одежду».
А вот бабушка идет в ночи посмотреть, с кем это Лена болтает по телефону:
«Бабушка так долго шаркала в Ленину сторону в своих шлепанцах, будто не квартирка у них была, а целый английский особняк, так что Лена ожидала уже увидеть чепец на голове бабушки и фонарь со свечой в ее поднятой руке».
А вот обычный осенний день на районе:
«Был теплый сентябрьский день, да еще и солнечный, трава была пострижена, но вовсю пока зеленела, люди были веселее и живее, чем летом в жару. Понавысыпало отовсюду на дорожки школьников и студентов, и они добавляли звенящего дрожания в ясный осенний воздух, когда смеялись и говорили между собой. Что-то веселое было даже в том, как били в землю колёса трамвая, когда наступали на стык рельсов, как трамваи лихо разворачивались после остановки или въезжая на нее, предупреждающе бренча сигналом, похожим на школьный звонок, как бросали солнечный блик на пешеходов поочередно из каждого своего окна. В центре всего этого веселья, но как бы в сторонке, сидел персонаж с банкой пива в руке и, кажется, пытался унять алкоголизацией совсем другую жажду. Непонятно, как остальные не замечали того, что он страдает, – Лене он бросился в глаза сразу же, она села чуть поодаль, поглядывая на него, сначала надеясь, что он допьет пиво и уедет».
А вот подростки болтают по телефону:
«Вера держала свой телефон, как бутерброд, будто готовясь пожрать собеседника, и давала обещания, что тоже пойдет, если и у него что-то такое случится, Аню скрючило возле двери, и она только отвечала тихо: «Да, да, сейчас».
Безыскусный, свежий, легкий слог Сальникова не топит читателя в архаизмах и изящных лингвистических средствах, и, несмотря на потрясающую плотность текста, в нем почти нет того, что он сам же блестяще подмечает в некоторых авторах:
«…в его книжках попадались и неожиданно хорошие места, просто они тонули в том, что еще Дмитрий тянул в текст, а тащил он туда все подряд, жалея каждую украденную у телевизора или улицы репризу, анекдот, словцо<…>».
Нет, самому писателю Сальникову достаточно одного, блин, всего одного местоимения, чтобы ты почувствовал, будто сидишь и вместе с героями празднуешь незадавшийся день рождения:
«Да без тебя тошно. И без чернил, – отпихнул стишки Ирин отец. – Эта не приехала. Этот приехал, чтобы побыстрее смотаться. Эта вон курит чё-то, пишет еще».
Я не знаю, кто еще у нас сейчас так умеет писать о современности – так, чтобы и Корморана Страйка упомянуть, и на актуальную ЛГБТ-тему высказаться, чтобы не просто повестку отработать. Не знаю, откуда писатель Сальников знает, что значит родить ребенка, что чувствует человек на похоронах, как плачет испуганный малыш, почему переписываться с мужем в чате легче, чем говорить с ним на кухне. Я/мы Лена, je suis Лена, вот это вот все.
Мне кажется, «Опосредованно» должны прочитать все, кто собирался уже похоронить современную русскую литературу, потому что такой живой, как в исполнении Сальникова, она не была примерно никогда.
- Екатерина Баева, «Мистер Дарси и бал» https://t.me/mrdarcyandballs