3
«Нива» – машина небольшая, да и немодная. Но если есть прицеп – а у меня он есть – перевести всякого добра можно немало. Чем я и занимался пятницу, субботу и воскресенье, снуя меж райцентром и Чичиковкой, закупая то, что советовал другим: соль, спички, скобяной товар, белье без изысков, сухую тушенку (по сути, запаянный в пятилитровые жестянки пеммикан), рыболовные крючки, лесу, и прочее, нужное для жизни на льдине.
К вечеру воскресенья снег пошёл всерьез, я как раз успел вернуться и загнать авто в коровник. Коровы давно дух простыл, навоз весь вынесли на огород, чем не гараж? В запасе был почти полный бак (минус тридцать вёрст от заправки), да шестьдесят литров бензина в канистрах, больше вряд ли потребуется, И деньги я потратил практически все. Ничего, что наши деньги?
В понедельник пришлось браться за лопату, расчищать дорожку – до калитки, до сортира, до баньки, а потом и часть улицы почистить. Свою долю до колодца и даже до клуба, то есть до бывшей колхозной конторы. Кроме меня лопатами махали ещё четверо стариков и три старухи, вернее, четверо джентльменов в возрасте поздней зрелости, и три дамы неопределенных лет. Помнится, слышал, что старость первой стадии, по определению британских ученых, начинается не то в семьдесят пять, не то в восемьдесят лет, а есть ещё и вторая, и даже третья стадии. Не для всех, но есть. А семьдесят – это лишь поздняя зрелость.
Завидя меня, они махали лопатой, мол, бери больше, бросай дальше, и продолжали трудиться.
Вернулся в дом, а на пороге котик, совсем юный, месяца три. Точнее, кошечка. Ну, заходи, да только у меня вареная картошка на обед и лук репчатый, сырой.
Лук есть она не стала, а картошечки малость попробовала. Ну, пусть.
Пока я при остатке дневного света читал «Капитал» (четвёртая попытка, прежние три я с недоумением сходил с дистанции, как же так, публиковалось в рабочей газете, на понятном рабочим языке, а я на тридцатой странице чувствовал себя потерявшимся мальчиком), кошечка то сидела недвижно, то, срывалась молнией, чтобы вернуться с добычей. С мышью. Но трофей она не ела, а просто хвасталась.
Ну и славно.
Вторник прошел по сценарию понедельника, белизна вокруг радовала, в доме – тепло, плюс восемь, больше – баловство, тем более когда есть шерстяной свитер и толстые трикотажные треники, кошка продолжала превентивную войну с расхитителями пищевых запасов, Карл Маркс продолжал запутывать меня рассуждениями о видах стоимости, я даже взялся конспектировать, помечая, где какую он имеет в виду.
В среду я решительно пошёл в клуб. К полудню. До этого был занят – дорожки, печка, варка полбы, маленькие починки по дому и т.п. – деревня работу любит. А в предчувствии полдня решил, что довольно. Погляжу-ка на добрых людей, как там они без меня.
Без меня им было привычно. В клубе девять человек, я – десятый.
– Вовремя, – сказал танковый капитан. – Садись, будем радио слушать.
На столе, на кружевной салфетке царствовал «ВЭФ 202» с выдвинутой антенной.
– Сейчас будем слушать, – взглянув на часы, сказал он и включил приемник. Настроен он был, видно, заранее – прозвучали сигналы точного времени и потом на испанском языке пошли новости. Испанский я забыл, да и не знал никогда, но спустя пять минут новости сменила музыка тридцатых годов прошлого века.
Танцев не было. Просто сидели и слушали.
– А русские станции есть?
– Да считай, что и нет. На длинных и средних волнах один только треск или вовсе тишина. На коротких по-русски можно Китай послушать, иногда Украину, но всё к нам отношение имеет маленькое. Я имею в виду, к Чичиковке. Там больше про большую политику, а что Чичиковке большая политика? У нас и малой-то нет никакой. А музыка, она и есть музыка. Приятно, душу успокаивает, раны не бередит.
– Неужели «Маяк» нельзя поймать?
– Сколько ни пытались, не смогли. Нет-нет, и не пытайся. Ежели «Маяку» мы не нужны, то и он нам тоже. Прошла любовь. Мы тут к этой музыке привыкли, и другой нам не требуется. Про политику захотим послушать, так Китай есть. А насчет погоды ты и сам дока, – и капитан пошел к доминошникам, где играли на вылет. Видно, его черед.
Я слушал танго. Действительно, приятно.
– Капитан Погода, ты в шашки играешь? – обратилась ко мне дама позднего зрелого возраста с шашечницей в руках.
– Играл когда-то.
– Что такое треугольник Петрова?
– Приём поймать дамку противника тремя своими.
– Допустим, играл, – она раскрыла шашечницу, стала расставлять шашки. Белые. Мои, стало быть, черные.
Знание треугольника Петрова мне не помогло, к двенадцатому ходу партия была начисто проиграна. Не торопясь сдаваться (вдруг прозвучит команда «В ружье!»), я стал тянуть время.
– Здесь действительно много волков?
– В Чичиковке нет, здесь знают, что из волчьей шкуры можно сшить шапку, жилет, а если шкур несколько, то и шубу. А это хорошие для Чичиковки деньги. Волки тоже это знают. А вот в Чаковском лесу да, водятся. Сколько – да кто ж считает. Дичь есть, есть и волки.
– А охотники?
– Наши охотники – сам видишь, с подсевшими батарейками. А приезжие… – тут её глаза загорелись, она поняла, что нашла слушателя: – тут же три раза история с охотниками случалась. В седьмом, восьмом и пятнадцатом годах. В седьмом на день милиции дюжина охотничков из области приехала, большие чины. На кабанов, в ноябре кабаны жирные, отъевшиеся. Приехали – а в область не вернулись. Районная милиция, ну, полиция теперь, нашла быстро, там пара местных полицаев была, при старших-то. Две палатки целехоньки, ружья тож, пара автоматов, пистолеты, ящик водки – всё цело. Другой ящик, правда, располовиненый, но это нормально, нет? И машины на месте. А охотников нет. Так и не нашли.
– Куда ж они делись?
– Меня не спрашивай, я не ясновидящая. Вон Афанасий считает, что их забрал Большой Кабан. А внук Саввишны, он в газете работает, думает, что они кому-то не тому дорогу перешли. В полиции ведь деньги у начальства большие бывают, вон, у одного полковника десять миллиардов заначку нашли, у другого пятнадцать. Это в Москве, мы, конечно, не Москва, но всяко случается. Внук говорил, что им вообще упоминать об исчезновении запретили. Дали коротенькое сообщение о том, что произведены новые назначения, и точка. Люди, конечно, болтали, но люди всегда болтают.
На следующий год уже районная полиция приехала на охоту. В то же место. Говорят, им в области велели так сделать. Ну, не знаю. Водки, говорят, вовсе не брали, зато ружей, фонарей охотничьих собак – изрядно. И опять пропали все.
– Двенадцать человек?
– Нет, шестеро. И не самые крупные. Лейтенанты, капитаны, в общем, служивый люд. Но тут и собаки пропали тоже.
– А вещи?
– Вещи остались. Говорят, что на телефонах видео было, но что на том видео, тайна. Кому нужно, знает, а населению не обязательно. Вот и перестали люди в лес ходить. Только в пятнадцатом году из самой Москвы приехали кино снимать про наш лес. Пять человек. Обязательно, говорят, ночные съемки им нужны. Те пропали уже с вещами. С тех пор в лес ходить перестали. Самые смелые вдоль опушки ходят, а чтобы дальше… Вот зверьё и плодится.
– Э… А где они охотились?
– Верст сорок отсюда, Чаковский лес большой. А если с Хороницким считать, они ж перешейком соединяются, так и просто огромный. Но малоценный, китайцам неинтересный. Покамест. Они покамест Дальний Восток осваивают.
– А местные?
– Ну, я ж говорю, малоценный. Не купят за границей, с лесом ведь работать нужно, а тут больных деревьев много, и вообще… Или просто цену ждут. Мы ж тут мало знаем. Ты вот газет из района привез?
– А вот и привез, – я вытащил из рюкзачка сложенные газеты, восемнадцать, не по названиям, по названиям всего четыре. В штуках. – Ежели интересно, читайте!
– Народ, – громко сказала дама, – Капитан Погоды газеты привез!
Народ засуетился, каждый деликатно взял по одной, договариваясь в воскресенье обменяться.
Я же сдался, контровую играл изо всех сил, но тоже слил. А как не слить, если против меня играла Ирина Станиславовна Рубакина, трехкратный чемпион СССР по русским шашкам?
Виду, что знаю о ее чемпионстве, разумеется, не подал. Хватит погодного капитана. Нет, уже Капитана Погоды.
На обратном пути думал, сколько правды в рассказе Рубакиной. Пожалуй, она не сочиняла, рассказывала, что знала, но было то знание истиной, деревенскими легендами или людей сознательно дезинформировали?
Пришел домой засветло. Волчьего воя никакого. Он только ночью слышен, волчий вой. А днем то гуси, то утки, в общем, птица.
Деревня всё-таки.
Я и сам весной попробую цыплятами разжиться.