Лилька плакала давно и безудержно. На мои вопросы она только мотала головой так, что хвостики, ещё утром задорно торчащие, растрепались и поникли. Это означало, что случилось что-то серьёзное.
Лилька, моя маленькая подружка, была соседкой по лестничной площадке и почти каждый вечер прибегала ко мне на чай. Я старалась угостить её чем-нибудь вкусненьким – мать Лильку воспитывала одна, и побаловать дочь сладостями удавалось не всегда. Отца своего Лилька не знала – Лилькина мать никогда не была замужем – поэтому к ней крепко прилипло клеймо «Безотцовщина». Только ленивый не обвинял Лильку во всех смертных грехах – и кота она на дерево загнала, и верёвку бельевую обрезала, и песок в подъезде насыпала, и цветы на клумбе оборвала! Лилька обижалась, но ненадолго.
Наверное, только я одна знала про Лилькин объект обожания – нашего общего соседа Володьку. Весёлый и справедливый Володька всегда защищал Лильку от нападок взрослых и детей. Каждый раз, возвращаясь домой из рейса, он спрашивал Лильку : «Как дела, Муха? Никто не обижает?» И каждый раз Лилька радовалась встрече с Володькой.
И тем подарочкам, что он привозил ей и своей дочери Кате, и его традиционным вопросам.
Я погладила Лильку по голове, а она вдруг подняла голову и как-то по-взрослому сказала: «Дядя Володя умер. На пожаре. Тётя Оля, а Катька теперь тоже безотцовщина?» И столько боли было в этом вопросе и этих бездонных голубых глазах, что я непроизвольно села на скамейку рядом с Лилькой.
Мы долго сидели рядом и молчали. Лилька уже не плакала, а я сидела и думала, думала… Какую же глубокую рану можно нанести маленькому беззащитному человечку одним только словом. Безотцовщина…