Ежедневно с 21 декабря и до конца зимних каникул МХАТ им. М. Горького показывает детям спектакль-сказку «Снежная королева». Режиссёр премьеры Рената Сотириади рассказала о постановке.
Как формировались ваши взгляды на театр?
Я закончила театральное училище имени Щукина – режиссёрский факультет, курс Юрия Любимова, дневное отделение. Естественно, Юрий Петрович сразу привлек нас к работе в своем театре: параллельно учебе мы работали как артисты на сцене Таганки. (Мне кажется, у режиссёра должна быть актёрская практика, это очень важно.) И школа моя – щукинская – школа яркой формы, ярких образов. Её называют школой представления, но мне кажется, это немножко неверно. Работая с Любимовым, мы штудировали много материалов, смотрели и читали то, что связано с работой Вахтангова, Мейерхольда, и всё равно приходили к тому, что основа всему – Станиславский. Однако сухая, жесткая, чёткая по форме подача актёром материала со сцены, использование музыки, движений, поэтических произведений, условность декораций, использование театральных трюков, на грани фола, на грани «капусты» – это всё было присуще именно Юрию Петровичу. Естественно, я, как человек проработавший с ним более 20 лет, это всё впитала; это моё родное.
Когда вы пришли к театру для детей?
Для детей я начала ставить спектакли примерно в 2000 году: это был театр «Эрмитаж», музыкальный спектакль по сказкам Афанасьева «О дураке Емеле, какой вышел всех умней». Спектакль игрался недолго, всего одну зиму, но вышел очень музыкальный, очень живой – такая новогодняя рождественская сказка для детей. Это был мой первый опыт. Однако, поскольку я человек православный, прихожанка одного из больших храмов Москвы, я начала делать в храме рождественские спектакли. Они хорошо принимались прихожанами, детьми, теми, кто просто заглядывал в храм. Нас с этими спектаклями даже приглашали на фестивали, организованные Патриархией. А потом позвали работать над рождественскими представлениями в Зале церковных соборов Храма Христа Спасителя. И где-то примерно с 2005 года я ежегодно ставила там рождественскую сказку. В храме огромный зал, но возможностей театральных мало, что естественно. Мы использовали новые современные технолологии, и получались полноценные очень успешные детские спектакли. Дети там были очень разные, не только православные – к нам приходила вся Москва и приезжие из Подмосковья. Играли по 60-70 спектаклей подряд, и попасть на них было невозможно.
Детская аудитория накладывает какие-то дополнительные обязательства?
Детский театр – вещь особая. Он, как и театр для взрослых, многожанровый, абсолютно разный для разных возрастов, контингента, социальных слоев, площадок. Одно дело – ставить в Храме Христа Спасителя, другое дело – в МХАТ, третье – в театральной студии, театре на Таганке или театре Ермоловой. Здесь дело даже не столько в школах каких-то. Школа все та же, щукинская, и мне кажется, что дети понимают этот язык, язык ярких образов, точно выбранных архетипов. Им это близко, их психика и внутреннее эмоциональное состояние восприимчиво ко всему – что заложишь, то и получишь. И мне кажется, наш с Эдуардом Бояковым выбор автора очень правилен: именно «Снежная королева», именно Андерсен, абсолютно христианский автор. Он порой жёстко – вспомним «Девочку со спичками», которую я тоже ставила – говорит ребенку о смысле жизни, о взрослении, о том, как понять, почувствовать, ощутить свое место в этой жизни, осознать цель своего прихода в мир. И он же учит ребенка быть сильным, любить ближнего, приходить на помощь, открываться другим. Как христианский автор, Андерсен показывает, что, несмотря на силу духа Герды, на ее сестринскую любовь к Каю, несмотря на ее безграничную самоотверженность, без Божьей помощи ничего невозможно сделать. Только призвав Господа на помощь, Герда побеждает. Так написано у Андерсена: девочка читает молитву, и ангельские силы, посланные Господом, помогают ей победить воинство во главе со Снежной королевой. А затем уже своей любовью она растопила ледяное сердце брата.
Вы ощущаете свою ответственность перед маленьким зрителем?
Многие детские спектакли в Москве ставятся как шоу. Понятно: дети привыкли к гаджетам, к компьютерной, как я ее называю ерундистике; они сейчас воспринимают мир немного по-другому. И я не призываю отказать от элементов шоу, от интересных технологий, ярких костюмов и декораций. Но они должны привлекать внимание ребёнка к сути, а не так, что шоу ради шоу, технологии ради технологий, спецэффекты ради спецэффектов. Самое главное – с чем ребенок от нас уйдет, западет в него что-то, и если западет, то что именно? Не исключено, что от этого будет зависеть его жизненный путь. Поэтому ответственность в постановке детского спектакля гораздо серьезнее, чем в постановке спектакля для взрослых. И тут надо быть максимально аккуратным, выбирать каждое слово. Например, в нашей инсценировке – которая использовалась и для представления в Храме Христа Спасителя – использован перевод Петра и Анны Ганзенов, с поправками, сделанными для того, чтобы мы не обожгли сердца наших маленьких зрителей. И это меня успокаивает, остается лишь найти интересное постановочное решение.
И каково это решение?
Спектакль сложный по форме: актеры двигаются, говорят, поют. Причём у нас разговаривают все: и животные, и цветы, и птицы. Для этого актёрам необходим совершенно определенный навык работы с голосом. Всё действие связано с видеорядом, с аттракционами – джамперами, например.
На выходе зритель увидит парад аттракционов?
Нет, все равно это психологический театр, касается ли это людей или зверей. Возьмём, например, такого персонажа, как Олень. Не поняв его физических реакций, не почувствовав, как его тело реагирует на ситуации, ты ничего не сделаешь – не придумаешь способ выражения, не выдашь оценку.
Вы даёте актерам готовые формы выражения, или они сами что-то придумывают?
Что-то мы придумываем вместе, что-то привносится актерами – в этом и заключается процесс творчества. Что самое прекрасное в работе над спектаклем? Не возможность прийти, сесть и сказать: а, ну-ка, давайте, артисты, выходите и что-нибудь быстренько предлагайте! И не ситуация, когда ты каждое движение пальца ставишь (хотя в таких сложных спектаклях это неизбежно, и этот этап, нам, даст Бог, предстоит). Самый благодатный момент в постановке спектакля, это когда и актёры, и режиссёр сообща предлагают друг другу свое видение будущей постановки. И если режиссёр говорит, про «что» спектакль, то артист говорит – «как» это может быть. А ещё, поскольку у меня большой опыт работы с детскими сказками, я делюсь своим опытом и наработками. Но артист всегда индивидуален, он все равно сделает это лучше, он все равно сделает это по-своему – и слава Богу, что всё обстоит именно так.
Сцена МХАТ достаточно необычная…
Необычная и непростая. Мы старались позаботиться о зрителе, чтобы ему все хорошо было видно. Вместе с художником мы мизансценировали спектакль таким образом, чтобы дети и с боковых балконов видели и действие, и видеоряд.
Как вам работается с труппой театра?
Я работаю в основном с молодыми ребятами – некоторые по шесть лет в театре, но их безусловно можно назвать молодыми. Они очень отзывчивые. И если режиссёр что-то предлагает, просит, а иногда и требует, они готовы идти за ним. Готовы перешагнуть через себя, потому что в МХАТ привыкли работать немного иначе, чем на Таганке. Например, я не люблю долгих застольных периодов. Мы от начала до конца прошли всю пьесу, определили главное, прописали взаимоотношения, конфликты, задачи, промяли весь текст во всеми его знаками препинания, переходами, ритмами. А дальше – вставайте на ноги и начинайте спектакль придумывать! Потому что если он размят, то и придумывается быстро, а вот репетировать, оттачивать какие-то вещи надо долго. Особенно, если этот спектакль постановочный, с видео, музыкой, танцами и т.д. Поэтому ритм работы для них, наверное, не совсем привычный, потому что надо включаться сразу. Например, я говорю: завтра встаём на джамперы. Пришёл человек – и они, парни, мужики, за два дня встали на джамперы. Конечно, для того чтобы так интенсивно работать, нужно тренировать свою эмоциональную и мышечную память. Вот этого им немножко не хватает, потому что раньше в театре была, вероятно, более спокойная, неторопливая жизнь, когда можно в течение года выбирать, ставить, репетировать. А тут времени нет – Рождество на носу! И нужно запомнить, как ты танцуешь, говоришь, как с куклой работаешь, в какую кулису идешь, что выносишь, и при этом на сцене не будет монтировщиков, которые пока что все подают артистам. И нужно в этом информационном вале распределиться и всё запомнить. Я надеюсь, это придёт.
То есть, артистами вы довольны?
Если Бог даст, а руководство театра доверит мне поставить еще что-нибудь, на Малой сцене, например, я с удовольствием продолжу работу с ребятами. Я их называю: «Мои!» И мне говорят тоже: «Твои, твои, все твои!.. Можно нам твоего на два дня забрать?» И я говорю: «Разве что на два дня!» Потому что и правда – мои. Я с ними действительно сроднилась.