Глава 10
Хочу посвятить ещё несколько строк своему товарищу по работе – Ивану Беспалову. Мы быстро сжились и сдружились с ним. Первые три дня учебных занятий у него всё было хорошо, он был доволен своей работой, своими учениками. Но по прошествии трёх дней в её работе начались трудности и даже кошмары. Каждый класс, где Иван вёл урок, напоминал встревоженный пчелиный улей. Ученики, даже самые спокойные, не воспринимали его как учителя. Он буквально убегал с урока в учительскую и не хотел возвращаться назад.
Как мог, я старался ему помогать. Брал на свои уроки, показывал пример. Он удивлялся тому, что дети могут вести себя на уроке так хорошо. Иногда я сам сидел на его уроках, тогда он не узнавал своих учащихся.
Настроение его стало упадническим, он говорил мне, что лучше всю жизнь будет работать грузчиком на своей любимой железнодорожной станции Барашево, только бы не быть учителем. В конце концов, терпение его лопнуло, он поехал в райвоенкомат и написал заявление с просьбой призвать его в армию. Военкомат пошёл навстречу, и в начале октября призыв состоялся.
В связи с его уходом у меня очень выросла учебная нагрузка – приходилось, что называется, пахать. Вскоре, Иван прислал мне письмо с Дальнего Востока и свою фотографию в морской форме, которая ему очень шла. Писал, что часто во сне видит себя в школе и просыпается в поту.
Этот эпизод иллюстрирует высокую важность для молодых людей оценивать свои способности и человеческие качества при выборе профессии.
Возможно, я не стал бы описывать этот эпизод моей жизни, если бы мне не пришлось встретиться с этим человеком впоследствии. Встреча состоялась через 23 года. В декабре 1974 года шли мы как-то с женой по направлению к центральному универмагу и о чём-то оживлённо беседовали. Вдруг нас обгоняет человек, разворачивается и громко со мной здоровается: вот, мол, вы меня не узнаёте, а я вас сразу узнал – по голосу! Довольно долго он испытывал моё терпение, надеясь, что я его узнаю, но как я не напрягал свою память – вспомнить не мог. На улице было не очень светло, внешние черты его не показались мне знакомыми.
И только после того, как он напомнил о себе и о Долговерясах, я внимательнее всмотрелся в его лицо и вспомнил, что знаю этого человека. Теперь я увидел, что внешне он изменился мало, также медленно разговаривал, но одежда, скрадывающая знакомые мне очертания, уродовала его крепкое телосложение, придавала ему неуклюжесть, старомодность и старческий вид. На нём было старомодное, пошива пятидесятых годов зимнее пальто с цигейковым воротником неопределённого цвета, такая же шапка и белые валенки с калошами. Одеждой он напоминал человека, которого только что достали из сундука, в котором хранили двадцать лет.
Мы пригласили его в гости, но он ответил, что идёт на вокзал для отъезда домой. Времени для беседы почти не было, я стал расспрашивать его о тех привычках, которые так поразили меня в нём в момент нашего знакомства. И прежде всего, спросил о выпивке, жена моя знала, о чём речь по моим рассказам; он ответил – да, по-прежнему пью целую кружку, а затем не прикасаюсь к стакану. Тогда я спросил, как у него с семьёй, он ответил, что женат и имеет шесть детей. Тут я вспомнил, что ещё тогда, двадцать лет назад, он говорил мне, что детей хочет иметь много. Заговорили о работе. Он вот уже двадцать лет работает грузчиком, ни о чём другом и не мечтает. Любит покой, тепло и хороший деревенский уют.
Мы оставили ему свой адрес, он обещал непременно приехать, говорил, что ему очень хочется со мной много-много чего припомнить. Но эта встреча не состоялась. Возможно, он и приезжал, но через год мы сменили адрес, переехав в новый район, а разыскивать нас по всему Саранску ему, видимо, не захотелось.
Начало нового 1951-52 учебного года для меня было уже делом привычным, спокойным. Что касается экономики и её развития, с высоты полёта сельского обывателя можно было не заметить тех перемен, которые хорошо виделись в жизни города и промышленности. Городские жители стали лучше питаться, одеваться, жизнь заметно улучшалась. На селе же, в колхозах и совхозах благосостояние людей росло медленно. Заметные улучшения произошли лишь в жизни сельской интеллигенции. В частности, у нас с Машей появился хорошо отремонтированный дом и мы уже не считали копейки, как это было раньше. Теперь мы могли себе позволить купить всё необходимое. Моя зарплата была очень хорошей, многие нам начинали завидовать, ставили в пример моё трудолюбие и тягу к учёбе.
Мир и покой в моей семье были значительно нарушены, когда я объявил о своей женитьбе. Мама была шокирована. Ведь только-только у нас стали появляться первые признаки благополучия, а тут опять появлялись подводные камни, о которые так легко могла разбиться наша семейная лодка и потонуть, так и не успев окрепнуть экономически. Но отступать было поздно, слишком шумно всё было объявлено. Мать была морально не готова к моей женитьбе, так как я был ещё достаточно молодым, мне было лишь двадцать с небольшим. Против моего выбора она не возражала: невесту она знала, семью её тоже, но возражала против самого факта женитьбы, ссылаясь на мою молодостью.
Но случилось то, что случилось: 7 ноября 1951 года появилась новая семья. Свадьбу играли пышно и богато по тем временам. Было много приглашённых. Гуляли Котины, Коротковы и Рябинины с нашей стороны и столько же со стороны невесты. Длилась свадьба три дня, а четвёртый день гуляли самые близкие.
