Браконьеры - маленькая повесть, часть 2
Часть 1 здесь
4
А ночью ударил мороз и под утро лёг снег.
Лёня проснулся рано, ещё шести не было. Открыл глаза и подумал, что уже рассвело — слишком был светлым брезент палатки над головой, и за распахнутым пологом тоже было светло. Воздух звенел от морозной тиши, подчёркнутой ровным шумом быстрой воды, и вышибал парок изо рта.
Осторожно, чтоб не разбудить отца, Лёня выпростался из спальника. Достал из-под изголовья куртку со штанами и задубевшие ботинки, натянул на себя походную «сбрую» и выбрался на четвереньках наружу, угодив голыми руками в пушистую снежную пелену.
Луна струила на землю белый холодный свет, чёрное небо усыпали звёзды и лишь на востоке, над дальними вершинами, чернота истаивала на глазах под натиском рвущейся из-за горизонта зари.
Поёживаясь, Лёня протоптал по снегу дорожку к реке мимо чёрного кострища, спустился на галечную отмель. Вода исходила туманом, отяжелела и словно сжалась от мороза, обнажив под нависшим обрывчиком хрустальные гроздья льдинок, которыми обросли за ночь поникшие пряди травы.
Разбив носком ботинка хрупкий заберег, он умылся несколько раз полной пригоршней, пока не заломило пальцы. Лицо сразу вспыхнуло, кожу на щеках радостно закололо от прилива крови, и остатки сна вмиг улетучились из проясневшего сознания.
Пока умывался, рассвет грянул в долину в полную силу, заставив вспыхнуть припорошенные снегом кусты и травы мириадами солнечных искр. Речная долина заблистала самоцветным огнём от края до края, но теплее от этого не стало. Отряхнув замерзающие капли с лица и кистей рук, Лёня вернулся к потухшему костру и набросал сверху на остывший пепел сухих ломких веточек. Через несколько минут от углей потянуло дымком, и ещё через мгновение вслед за дымом выбрался наверх язычок пламени и запрыгал по хворостинкам, распаляясь от собственной беготни всё больше и ярче. Тут уж в ход пошли оставшиеся с вечера круглые полешки, и затем над ними, на обгоревших валунах, примостился котелок полный студёной воды.
За обычными поварскими хлопотами Лёня и не заметил, как из дальней палатки на свет божий вывалился Сергеичев, а следом за ним в яркое зимнее утро выбрались Николай и Володя. Покряхтывая и поёживаясь, мужики подтянулись к тёплой «кухне» на дымок костра, разгоревшегося уже в полную силу.
— Ты что, нас чаем решил накормить?! — притворно забухтел Виктор, скептически поглядывая на закипающий котелок. — А где же плов из барашка?
— У нас всё по расписанию, геологическая диета номер пять: утром чай, в обед чаёк, вечером — чаище! — в тон ему откликнулся Лёня. — А барашек на зимовке пасётся. Сходи к чабанам, принеси. Разомнёшься заодно.
— Да уж, ближний свет, — почесал затылок Сергеичев и состроил глупую физиономию. — Может, Вова сбегает… — задумчиво протянул он, — а я пока дровишек заготовлю.
Виктор, посвистывая, вытянул из куста рядом с костром ножовку и направился к сухой, в полтора обхвата берёзе, склонившейся неподалёку над берегом.
Володя молча взглядывал на переговаривающихся друзей, не понимая спросонья, всерьёз они рассуждают или придуриваются.
— Ага, нашли молодого — скажи, Володя, — разрядил повисшее в воздухе сомнение товарища Николай. — Ты их меньше слушай, видишь — они уже давно спелись, эти шутники.
Виктор с Лёней расхохотались, переглянувшись, и как ни в чём не бывало продолжили каждый своё дело. Один начал чистить намытую в чашке картошку, уже схватившуюся ледком, а другой взялся рьяно пилить звонкое сухое дерево.
Поначалу ножовка легко грызла древесину под ритмичным напором Виктора, но когда она прошла с четверть ствола, любителю-дровосеку пришлось обходить дерево вкруговую. Понаблюдав за его размеренной работой и парком, вившимся над плечами, Володя не вытерпел и подошёл ближе. А при очередной остановке товарища, отдышаться немного, засучил рукава и перехватил у него пилу. Следом к ним присоединились и Николай с Лёней, «для сугрева». Под их шумную возню проснулся и выбрался из палатки и Геннадий.
Пока всей бригадой упражнялись с непокорной берёзой, завалив её, наконец, и картошка на костре поспела, и снег почти весь растаял под лучами солнышка, дарившего земле и камням последнее осеннее тепло. Но воздух оставался холодным и мелкие сугробчики затаились в теневых низинках, скальных расщелинах, да под густыми кустарниками.
К полудню ни с того, ни с сего полил дождь, не взирая на морозный воздух. Где-то вверху пролетел, видно, тёплый ветер Ак-Кума, обернулся над речкой густыми облаками и пролился в долину на головы рыбаков. Они как раз разбрелись на промысел, однако рыбалка не задалась, от слова «совсем». То ли рыба замёрзла в стылой воде и растеряла весь аппетит, то ли снасти и наживка получались «не вкусными» в мокрых, стынущих на морозе пальцах, а только ни единый заброс удочки или спиннинга у каждого из пятерых промысловиков не вызвал ни одной ответной поклёвки. Даже сама река замолчала на перекатах и несла в «белом» шуме дождя отяжелевшие свинцовые валы меж берегов медленно и беззвучно, словно в ожидании ещё большей неотвратимой стужи.
Что подтвердил к вечеру и новый снеговой заряд, белой стеной накативший из-за гор с противоположного берега на маленький полевой лагерь. Снег сыпал густо, огромными хлопьями и мигом укрыл насквозь вымокшее пространство, выбелив сумерки.
Ужинали молча, рассевшись вокруг костра и нахохлившись под капюшонами мокрых брезентовых плащей, которые от неподвижности едоков задубели и покрылись ледком. Даже водка не развязала языков поначалу. Каждый думал о своём, и все вместе о том, что завтра, судя по всему, придётся сниматься в обратный путь
Разрядили молчание полевые мыши, неожиданно пожаловавшие к рыбацкому «достархану», как раз когда Лёня разливал по кружкам крепкий парящий чай. Пара незваных гостей пробралась на стол незаметно, под покровом темноты и пушистого снега.
— Гляди-гляди, — замерев на месте, громким шёпотом позвал друзей кашевар, — мышки наш хлеб лопают!
Его голос спугнул «диверсантов», приложивших зубы к горбушке, брошенной между чашками на усыпанной снегом столешнице. Они моментально сиганули вниз и исчезли с глаз. Товарищи недоверчиво подтянулись к столу и, ничего не увидев, подняли на смех своего компаньона.
— Что, батенька, тебе уже спьяну всякие зверушки мерещатся? — покачал головой Сергеичев. — Белочка ещё в гости не приходила?
— «Пить надо меньше. Надо меньше пить!» — подхватил тему и Володя, вспомнив новогоднюю приговорку из фильма.
Отец с Николаем просто смеялись, поддерживая дружеский «наезд» на Лёню.
— Ладно-ладно, — тот отмахнулся от насмешек. — Помолчите немного.
Он отломил кусочек хлеба, наклонился и поводил приманкой вдоль края стола. И, словно повинуясь неодолимому призыву, прямо из сугроба прыгнула на стол сначала одна крохотная мышка, а за ней и другая. Они тут же испугались собственной храбрости и снова свалились вниз, но уже через минуту повторили свой трюк «на бис» к немалому удивлению посрамлённых насмешников.
Не обнаружив угрозы, серые гости быстренько освоились на обеденной территории и принялись разгуливать среди посуды и остатков еды, пробуя на вкус всё подряд. Хозяева не стали им мешать и, разобрав остывающие кружки, вернулись к костру.
— А мне по этому случаю одна сказка чукотская вспомнилась, — снова привлёк Лёня к себе товарищеское внимание. — Хотите?
— Конечно, рассказывай! — тут же откликнулся Виктор.
Любил он и сам историю к слову ввернуть и других послушать — страсть. Геннадий засмолил очередную сигарету, выпростав из костра малиновую головёшку, а Николай с Володей устроились поудобней на раскладных стульчиках. Лёня присел на корточки у костра, ладонями огонь оглаживал осторожно и мягко, грея руки. Лицо его в неровных бликах пламени округлилось вдруг, оплыло к углам рта тенями, веки сузились, растянулись и сквозь них заблестели во тьме жёлтыми искрами глаза — ни дать, ни взять старый чукча-оленевод. И повёл рассказ неспешно, тихим голосом:
«— Давно было.
Кутх тогда уже мало летал. Больше пешком или на нартах с оленями ходил, человеком. А кухлянку ворона дома оставлял, в яранге.
Мити, жена его, ленивая была. Ничего сама делать не хотела.
Кутх придёт из тундры, мяса разного привезёт, рыбы, ягод, а она его юколой накормит и всё. Даже чай сварить не может. Спит целый день. И ночь тоже. В полярное лето никакой разницы нет, когда спать, всё равно светло.
Надоело Кутху одну вяленую рыбу кушать. Однажды решил он проучить жену. Пришёл с охоты, разбудил Мити, отдал ей добычу и улёгся в яранге.
— Не буду есть, — говорит. — Устал я. Совсем старый стал. Умру скоро.
— Что ты, что ты! — испугалась Мити. — Не умирай, Куккэ! Без тебя как жить буду?
— А как раньше жила — спать будешь. Совсем просыпаться перестанешь. Вот и догонишь меня у верхних людей.
Сказал Кутх и закрыл глаза. Мити сидит рядом, плачет, сама не хочет умирать. Тогда Кутх говорит ей:
— Иди, выкопай на сопке яму, неглубокую только. На дно мои нарты поставь и траву постели. Я лягу, кухлянкой укроюсь и умру. А ты потом навари толкуши, котлет наделай с кимчигой и сараной, чагу завари крепко. Приноси всё ко мне и сразу убегай, не оборачиваясь. Каждый день будешь так делать, тогда не уснёшь навсегда.
— Хорошо, — сказала Мити.
Обрадовалась, что умирать не надо. Побежала на сопку, всё сделала, как муж велел, и домой вернулась. Кутх покряхтел для виду, поднялся кое-как, кухлянку взял и ушёл на сопку. А Мити скорей варить начала. Наготовила еды всякой, отнесла мужу и бегом обратно.
Кутх выбрался из-под кухлянки голодный сильно, уселся кушать скорей. Много съел, наелся уже, однако немножко котлет осталось, две с половиной штуки. Позвал тогда Кутх мышей:
— Эй, внучатки, приходите в гости!
Мыши услыхали его, запищали радостно. Бегут, хвостики свечкой — лапки потирают. Прибежали, наелись котлет, и давай у Кутха на животе скакать. Прыгают, кувыркаются, а ему щекотно до смеха. Хохотал он, хохотал, чуть не лопнул. Потом уснул крепко, укрывшись кухлянкой. И мыши с ним пригрелись, тоже спят.
Так они жили долго, может, всё лето. Мити совсем сон забыла, — каждый день, поди-ка, сколько варить надо да ещё в тундру ходить за мясом и кореньями. А Кутх растолстел, что и в яме ему тесновато стало. Чуть мышей не придавил во сне. Все бока отлежал, да и ходить разучился. Надел он тогда свою кухлянку воронову и полетел домой.
Прилетел, сел на кочку, кухлянку скинул. Позвал Мити. А она не узнала его, убежала к сыну Эмэмкуту. Тот выскочил из яранги, схватил хорей и давай Кутха по берегу реки гонять, дубасить. Хорошо ему бока намял. Кутх к вечеру, пока с сыном бегали, и похудел от такой встречи. Тут его все и узнали.
— Как же ты ожил?! — обрадовалась Мити.
А Эмэмкут ничего не сказал. Стоял только, рот открыв. И жена его рядом глазами лупает, как сова.
— Верхние люди увидели, какая ты работящая стала, и отпустили меня, — ответил Кутх, почёсывая рёбра. — Только зря, видно.
Но недолго он обижался, забыл скоро. Потому что Мити вкусно теперь варить научилась и совсем лениться перестала. Зажили они тогда снова — сыто да весело.
Мыши только к ним поближе перебрались, в самую ярангу. Тоже привыкли вкусно кушать…»
Рассказчик замолчал. А слушатели его, да и сам он, глядя в яркий огонь костра, долго ещё шли в мыслях по бесконечной тундре. В глаза им светило летнее солнце по кругу, над горизонтом, под ногами хрустел мох, жарко было лицам и только веяло иногда в спину ледяным дыханьем близкой зимы…
На самом деле с невидимых в окружающей тьме гор остро потянуло морозом. Ветер скатывался к реке порывами, взмётывал пламя в костре долгими искрами, и они, остывая, превращались высоко в небе в снежинки и падали обратно на белую землю, на скалы, на быструю воду…
— Ты смотри, заворожил сказкой своей, — зябко повёл плечами Сергеичев и поднялся. — Спать, однако, пора.
Вслед за ним разошлись по палаткам и остальные, поскрипывая в темноте рассыпчатым снегом.
5
Наутро никаких сомнений уже не осталось — пришла зима.
— Минус пятнадцать! — объявил товарищам Володя, глянув на дисплей электронного термометра в кабине своего «Сузуки».
— Где-то наши егеря?.. — задумчиво промолвил Виктор, окидывая взглядом белые склоны гор вокруг. — Надеюсь, они добрались до жилья…
Снег продолжал сыпать безостановочно. За ночь слой его «потолстел» сантиметров до двадцати, поэтому тянуть с отъездом было смерти подобно. Выражение это надо было понимать буквально — дорога в ущелье и перевалы скоро станут непроходимыми, а до ближайшей деревушки километров пятьдесят…
Конечно, на недалёком зимовье ещё могли оставаться чабаны, но они скорее всего снялись ещё вчера — местные «нюхом чуют» природные катаклизмы и стараются без надобности не испытывать судьбу на прочность.
К тому же, ехать по заснеженной колее уже и сейчас было опасно. Острые скальные выходы и обломки камней, которые машины спокойно объезжали по дороге сюда, теперь притаились под снегом и сулили немало сюрпризов на обратном пути.
Собирались по полевому опыту быстро. Заминка вышла только с палаткой Геннадия и Лёни — прихваченный морозом сразу после дождя мокрый брезент стал колом, и её пришлось оттаивать у костра, чтобы сложить, не ломая. Сергеичев же предусмотрительно натянул полиэтиленовый полог над своей палаткой, и сейчас снял её с мужиками и скатал в мешок буквально за десять минут, воздержавшись от обычных подтруниваний над оплошностью своих постоянных компаньонов.
Завтракали остатками вечерней трапезы также на скорую руку, перебрасываясь короткими фразами насчёт сорванных непогодой планов. Допив горячий чай, собрали кухонную утварь, сложили походные стульчики и стол, и на этом сборы были закончены.
— А где же твои цирковые мышки? — спросил вдруг Виктор, и серьёзные с утра мужики сразу заулыбались, вспомнив вчерашнее представление. — Бери с собой, натаскаешь — будешь на пенсии выступать.
— Дрыхнут, наверное, — откликнулся Лёня, повертел головой по сторонам, вытащил из мешка полбуханки и пристроил хлеб под ближайшим кустом. — Проснутся — найдут, помянут тогда нас добрым словом…
Он спустился к реке, умылся ещё разок ледяной водой и мысленно попрощался до следующей осени:
— Спасибо тебе, Река, и до свидания… — прошептал тихонько и вернулся к товарищам.
Осмотрев напоследок место стоянки, рыбаки побросали в костёр обрывки газет, окурки и консервные банки, потом залили огонь ведром воды и ровно в десять расселись по машинам. Застоявшаяся прогретая техника резво выбралась из береговой долины и покатила по снежной целине предгорных распадков.
Дорожная колея едва угадывалась на белом покрывале, солнце, отражаясь от острых граней снежинок, слепило глаза водителям, не давая разогнаться как следует на ровной, казалось, дороге. Схваченный первыми морозами ручей, пересекающий путь в двух местах, тоже был едва различим в снегу. Машины форсировали его осторожно, друг за другом, ломая хрупкий ледок задубевшими скатами, и въехали в заснеженное ущелье.
Здесь толщина покрова достигала сантиметров тридцати, почти скрыв опасные дождевые промоины и ребристые щётки коренных пород. «Нива» шла первой, протаптывая дорогу для более широкой и низкой «Сузуки», и осторожность всё же уберегла путешественников от серьёзных неприятностей. В одном только месте пришлось стёсывать лопатой каменистый бугор, чтобы «японец» выбрался из ямы, но это, как оказалось, были ещё цветочки.
Натужно ревя моторами машины вырвались из ущелья, на простор широкой межгорной долины, что раскинулась ниже уровня нагорья метров на пятьсот. Подъём на перевал казался отсюда вертикальной обледенелой стеной, и лезть на него в лоб было бы форменным самоубийством. Однако влево по долине угадывалась ещё одна дорожка, менее накатанная техникой и такая мягкая и пушистая на вид, словно кружевная скатерть. По ней и поехали дальше.
Через пару-тройку километров, следуя причудливым завиткам ручья, огибающего все близлежащие холмы, друзья увидели вдруг впереди белую «Ниву», сиротливо стоящую посреди долины. Подъехали. Навстречу им выскочили двое мужиков — опухшие, заросшие щетиной, грязные и… радостные до слёз! Они чуть ли не приплясывали от счастья, увидев «сестру» своего притихшего автомобиля.
— Здорово были! Чего кукуете, ребята? — к ним с вопросом выбрался с пассажирского сиденья Виктор.
— Да вот, ремень генератора порвался… — ответил один, а сам всё поглядывал на Геннадия сквозь лобовое стекло. — Мы тут третьи сутки маемся, задубели совсем…
— Вы что же, без запасного ремня приехали сюда?! — возмущёнию бывалого полевика такой вопиющей безалаберностью не было предела.
Отец в сердцах закурил и даже не стал выходить наружу, разговаривал через опущенное стекло.
— Может, у вас есть?.. — виновато спросил бедолага с надеждой.
— Есть, конечно, — проворчал отец, — только что ж я, тебе отдам ремень, а сам потом, случись чего, загибаться буду в горах или в чистом поле…
Лёня в разговор не вмешивался, да и Сергеичев пока оставил происходящее без комментариев.
— Ну, вы же на двух машинах… — горемыка-проситель совсем упал духом.
Но всё, конечно же, было уже решено — старый геолог терпеть не мог унижения другого человека, пусть даже и по его собственной глупости.
— Достань-ка за моим сиденьем, в кармане там, — сердито мотнул он головой сыну.
Лёня отыскал на ощупь мягкое прорезиненное кольцо, вылез из машины и отдал его обрадованному мужику.
— Может денег вам?.. — робко вопросил тот, а сам аж подскакивал от внезапной удачи и нетерпения.
Но по тоскливым глазам его Лёня понял, что и денег у них — кот наплакал, на бензин только, наверное. Да никто и не взял бы с них денег — разве бывает человеческая помощь за деньги… только не у нас.
— Откуда едете? — считая дело решённым, спросил мужиков Виктор.
— С охоты, из-под Азутау, — с готовностью откликнулся второй, доставая из багажника инструменты.
— Неужели одни ездили в такую даль? — удивился Сергеичев.
— Да нет, — нехотя ответил первый и погрустнел голосом, — с нами ещё были на двух внедорожниках. Спешили они домой…
— Ну и друзья у вас… — только и нашёлся, что сказать на это сообщение, Лёня.
В молчании они разошлись по машинам.
— Подождать вас, пока отремонтируетесь? — спросил Геннадий.
— Нет-нет, не надо! — горячо запротестовали мужики. — В остальном порядок, заменим ремень и догоним вас. Спасибо!
— Ну, смотрите…
Рыбаки двинулись дальше и скоро подъехали к подъёму на перевал, который здесь был заметно ниже, чем оставленный позади на главном маршруте. Солнце перешагнуло за полдень и, как ни сопротивлялась зима, всё же сумело подтопить снежок на каменистой дороге. На крутяке кое-где проступила вода, глинистые места замокрели, грозя раскиснуть в скользкую кашицу. Надо было спешить, буксовать на затяжном подъёме совсем не дело. Но и разгоняться особо тоже было нельзя. Хвалёный японский «Сузуки», как миниджип-внедорожник, не выдерживал никакой критики по сравнению с «Нивой».
Отец уехал вперёд, а Виктор с Лёней и Николаем пошли пешком, страхуя Володину машину. Местами закидывали глубокие колеи камнями, местами срезали лопатой выступающие щебёночные бугры. Так и двигались медленно, но верно, постепенно взбираясь всё выше и выше и оглядываясь иногда назад, в долину.
Аварийная «Нива» всё ещё стояла на месте. Крохотные фигурки мужиков топтались возле неё.
Макушки перевала достигли часа через два. Геннадий ждал их, задремав в нагретой машине. Володя остановился, вылез из-за руля, прошёлся туда-сюда, разминая затёкшие ноги. Остальные стояли, отдыхая, подставив солнечным лучам и свежему ветерку разгорячённые лица.
— Глядите-ка, — воскликнул вдруг Володя, — кто-то идёт к нам, — он указал вниз по склону, влево от дороги.
Там, среди скальных нагромождений двигался чёрным пятном по белому один из оставленных в долине горемык.
— Что-то у них опять не заладилось, — покачал головой Сергеичев. — Ладно, двинулись. Догонит — разберёмся.
Мужичок догнал их через час, когда «Нива» и «Сузуки» перевалили ещё пару горбов. Он виновато поздоровался со всеми и просительно вымолвил:
— У нас аккумулятор, оказывается, сел. Вернитесь, пожалуйста, дёрните нас…
Возмущению геологической команды не было предела.
— Ну, ребята, вы и клоуны! Издеваетесь, что ли, я же вам предлагал подождать! — снова рассердился отец, а Лёня продолжил: — Вы что, без ремня на аккумуляторе ехали?!
— Никуда я не поеду, — давая понять, что разговор окончен, отрезал отец и завёл двигатель, бормоча сквозь зубы: — Полдня уже за рулём, вымотался как собака, а эти деятели… асфальтовые пижоны!
— Не можем мы вернуться, мужики, — попытался разрядить обстановку и найти выход из положения Сергеичев. — «Сузуки» мы чуть на руках не таскаем, а Алексеич, действительно вымотался, возраст всё же. Вы же видите.
— Может, тогда аккумулятор дадите на время? Я отнесу, а потом привезу обратно… — бедолага готов был провалиться сквозь землю от стыда, но безысходность ситуации заставляла его унижаться.
— Ага, ты его случайно хряпнешь по дороге об скалу, и мы тут вообще припухнем, — в ответ совсем раскипятился Геннадий. — Это знаешь, как называется? Отдай жену дяде, а сам иди к…
Он плюнул на землю и замолчал, стиснув зубы.
— Геннадий Алексеевич, — обратился к нему Виктор, — надо помочь мужикам. Околеют ведь они ночью… Русские своих не бросают…
— Сказал — нет! Не околеют, наперёд наука будет, — Геннадий был непреклонен.
— Я сам помогу ему отнести, давай ключи, снимем по-быстрому, — продолжал уговаривать Виктор.
— Бесполезный разговор, — буркнул Геннадий, дёрнул рукоятку скорости, газанул и покатил дальше вниз.
Видя такое дело, Сергеичев тоже рассердился и в бешенстве оглядел своих притихших товарищей.
— А вы, что молчите?!
Николай с Володей не нашлись, что ответить, а Лёня, которому эта дурацкая история уже порядком надоела, твёрдо взглянул другу в глаза и сказал:
— Против отца не пойду, ты знаешь. Но и бросать их тут просто так, не бросим. Доберёмся до села, найдём трактор или грузовик и отправим на выручку. Согласен?
Виктор ничего не ответил, развернулся круто и зашагал по дороге.
— Ну, что, друг? — повернулся Лёня к виновнику разлада. — Ты этого хотел? Чтоб мы из-за вашей дурости переругались все? Э-эх!.. — он махнул рукой. — Ждите, помощь пришлём обязательно.
Лёня подхватил лопату и тоже отправился вниз по дороге. Николай последовал за ним, а Володя сел за руль своей машины, на самом деле оказавшейся бесполезной в этой непростой ситуации.
Мужик остался один. Он стоял на ветру, опустив голову и руки, переминался с ноги на ногу несколько минут, потом примирился с судьбой и пошёл обратно.
К широкому коварному ручью Батпак-Булак спустились уже на закате, форсировали его с ходу по щебёночному, на удивленье твёрдому дну и остановились на другом берегу. Дальше дорогу стискивал на очередном подъёме скальный разлом, колеи в нём были набиты глубокие, с высоким гранитным бугром посредине. Тут и «Нива» могла зацепиться мостами, так что, без предварительной подготовки «трассы» нечего было и соваться.
Товарищи начали было таскать камни, закладывать и засыпать щебнем ямы, но резко упавшие сумерки, подкреплённые новой порцией зимнего стылого воздуха с близких Курчумских белков, заставили их срочно искать место для ночлега. К тому же, только сейчас они почувствовали, что напрочь промочили ноги, лазая целый день по снегу, да и одежда у всех отсырела от пота. Пришлось бегом доставать сухое сменное бельё и носки с портянками, чтоб не заледенеть насквозь на крепчающем с темнотой морозе. Разгорячённые мужики в спешке переодевались прямо на снегу, ступая босыми ногами в хрустящие сугробы, приплясывали непроизвольно, выстукивали зубами морзянку и, тем не менее, не забывали подшучивать друг над другом.
Сергеичев с Геннадием принципиально не замечали друг друга, а Лёня пока и не пытался их примирить, зная упрямые характеры обоих. Он под руководством Виктора занялся обустройством «спальни» под кустом ивняка, на ровной заснеженной полянке, а Володя с Николаем ушли по берегу за сушняком. Отец сидел над разгорающимся костерком, накинув на плечи крытый полушубок, и пытался согреть у огня немеющие пальцы рук и ног.
Застелив полиэтиленовым пологом снег, напарники разложили сверху брезентовые палаточные полы, на них бросили выделанные овечьи шкуры, которые Виктор всегда возил с собой на всякий пожарный случай. Потом дошёл черёд и до спальных мешков — себе Лёня и Виктор постелили по краям, раскидали сверху овчинные тулупы и полушубки, а в довершение накинули на «бивак» сухую палатку.
В это время в расщелине у берега заплясали лучи фар, и к ручью выкатился грузовой «Урал» с мехрукой на площадке кузова. Увидав костёр, водитель остановился, спрыгнул с подножки и подошёл к рыбакам. Виктор с Лёней поздоровались с ним за руку, отец кивнул приветственно.
— Куда путь держишь? — поинтересовался у гостя Сергеичев.
Тот неопределённо махнул рукой в сторону и спросил в сою очередь:
— «УАЗ-ик» не видали, случаем? Застрял где-то там.
— Нет. А вот «Нива» белая стоит в долине за перевалом, — ответил Лёня. — Ты уж, будь другом, потаскай её по дороге, у них аккумулятор сел.
— Да без вопросов, — широко улыбнулся водитель, блестя в темноте раскосыми чёрными глазами, — а не получится, так я её на кузов заброшу и привезу в деревню. Не беспокойтесь.
— Чайку попьёшь? Закипит скоро, — предложил Виктор.
— Нет, спасибо, ехать надо, люди ждут.
Парень уважительно пожал всем руки, распрощался и укатил в ночь.
Тут и дровосеки подоспели с охапками хвороста. Пора было налаживать походный ужин. Лёня бросил в закипевшую воду макароны, следом отправил банку тушенки, в соседнем котелке заварил чай. И когда товарищи на столе разложили нарезанный хлеб и луковицы, он, словно заправский фокусник, извлёк из рюкзака последнюю бутылку водки. Продрогшие мужики одобрительно загалдели и потянулись к «повару» кружками.
После ужина сидели, разомлевшие, у костра, грели бока и поясницы, сушили мокрую обувь и носки. Молчали хором…
И вдруг темноту вновь прорезали яркие световые лучи, ручей пересекла белая «Нива» и, притормозив напротив костра, громко посигналила.
— Спасибо, мужики-и-и! — донеслось из темноты, и машина горе-охотников укатила дальше в ночь, звеня цепями на скатах.
Пятеро друзей проводили взглядами красные габаритные огни, потухшие за поворотом, и всё так же молча переглянулись, поставив точку в недавнем разладе.
6
Очередным утром Лёня выпростал голову из спальника, из-под накинутой палатки и захлебнулся воздухом, звенящим от мороза, и снегом, посыпавшимся на лицо. За ночь их «лежбище», берег ручья и распадки меж скалистыми вершинами замело пургой. И хотя рассвет только-только лизнул небо на востоке розовым языком зари, вокруг было светло под звёздным стягом Млечного пути и Луной, словно белой северной ночью. Ивовый куст разлаписто чернел над головой, скалы острыми зубьями выпирали из заснеженных склонов и промёрзшие машины серебрились заиндевевшими боками у чёрного пепелища потухшего костра.
— Ну, что, кто первый? — глухо раздалось из-под сугроба с противоположного края лежанки, где устроил свою берлогу Сергеичев.
— Да иду я, иду уже, — ответил Лёня, потянулся с хрустом и, повернувшись на живот, выкарабкался на четвереньках из тёплого гнезда в хрустящий снег.
Ботинки в изголовье задубели, и он кое-как напялил их на ноги, а на плечи накинул тулуп. Первым делом, как обычно, развёл костёр, и когда огонь разгорелся, затрещал искрами, потянул ровным белым дымом в небо, вдоль ручья брызнуло первыми лучами солнце. Туман над стылой водой порозовел, заворочался клубами, словно живой, распался на глазах в клочья, цепляясь за ледок заберегов, растворился в снегу и исчез.
Мужики, почуяв живое тепло от костра, один за другим выбирались на свет божий, покряхтывая и скрипя застоявшимися косточками. Лёня уже приготовил каждому по кружке крепкого чаю, отцу подал прямо «в постель». Тот отхлебнул с удовольствием пару-тройку больших глотков, вернул кружку и скорей засмолил сигарету, щурясь на солнце слезящимися глазами.
— Вот хорошо, побежал горячий чаёк по жилам! А то кровь что-то не хочет уже меня греть, — сказал он негромко.
— Ты, батенька, присел бы к костру, прогрелся бы хорошенько, а не тянул бы табачный дым сквозь зубы. От него теплее не станет, — ненавязчиво посоветовал Виктор, подбрасывая в огонь ломаные сухие ветки.
— Витенька, а ты не знаешь, где мои сапоги?
— О, господи! Началось! — притворно воскликнул Сергеичев. — Лёня, найди ты отцу сапоги, а то он меня доконает…
Так, с прибауточками они и позавтракали, собрали вещи, загрузили машины и тронулись дальше в путь в том же порядке, что и вчера. Впереди, утаптывая в колее девственную снежную пелену, двигался на «Ниве» Геннадий.
За ним пешим порядком топали Виктор, Николай и Лёня, ровняя для Володиного городского внедорожника трассу где каменьями, где лопатой. В конце очередного подъёма, на самом взгорке, из снега посреди дороги остро бугрился выход коренной породы. На голой скальной плешине Лёня, остановившись, разглядел белую короткую царапину.
— Цепанул отец, судя по всему, — показал он свежую отметину подошедшему Виктору.
— Да уж, крепко приложился, — подтвердил товарищ и, обернувшись, махнул Володе, чтобы он остановился перед подъёмом. — Японец тут точно мост оставит.
Объехать препятствие мешали скалы, громоздившиеся с обеих сторон. Пришлось друзьям крепко потрудиться, закладывая глубокие колеи каменными осколками. В итоге опасное место «Сузуки» прошёл без запинки, и взмокшие пассажиры наконец смогли отдохнуть в машине, которая резво побежала дальше по более-менее ровной дороге. Последний перевал остался позади и раскинувшееся перед глазами бугристое нагорье вроде больше не обещало сюрпризов.
«Нива» стояла у брода через ручей, который здесь разлился на несколько метров в болотистых берегах, на противоположной стороне. Геннадий курил в открытое окно, отдыхал, поджидая товарищей. Они сходу, без опаски форсировали неглубокую воду по его следу, подняв брызги веером, и Володя остановил машину. Лёня перешёл в кабину к отцу и пока усаживался, однокашник, соскучившийся видно по настоящей езде, дал «гари» по ровному укатанному просёлку, вившемуся вдоль русла ручья к видневшимся уже вдали деревенским мазанкам.
Отец завёл мотор, тронулся с места и… машина вдруг стала, как вкопанная, отчего Лёня чуть не клюнул носом в лобовое стекло.
— Что ещё за фокусы?! — озадачился отец, снова включил стартер и выжал сцепление, перебрасывая рукоять из нейтрали на первую скорость.
«Нива» опять дёрнулась и заглохла. Они вышли из машины. Солнце вроде бы прогрело немного воздух, но снег не таял, и тянувший с севера ветерок тащил за собой по небу плотную пелену туч.
Заглянули под бампер, внимательно осмотрели редуктор на шасси переднего моста и обнаружили на его корпусе капли машинного масла. Лёня тут же поднялся с колен и вернулся на несколько шагов назад по следу машины. В том месте, где отец поджидал их, в снегу чернела маслянистая лужица.
— Всё ясно, не прошёл значит даром тот каменюка… — сказал Геннадий, доставая из пачки новую сигарету. — Как я его проморгал?.. Заклинило редуктор напрочь, — он махнул рукой в сердцах.
Лёня обернулся на дорогу, второй машины не было видно. Володя, судя по всему, уже заехал в деревню и скрылся из виду за домишками. То, что друзья через какое-то время спохватятся и будут их дожидаться, сомнений не было. Но и решения возникшей задачи пока тоже не просматривалось.
— Надо разбирать колеса и редуктор и снять полуоси, тогда сможем ехать, — сказал отец. — Вот только сомневаюсь, что здесь это у нас получится. Надо бы до села добраться. Может, там какая-никакая мастерская найдётся.
— Сейчас бы нам вчерашний «Урал» пригодился, — вспомнил Лёня про грузовик с мехрукой в кузове. — Он бы нас в два счёта доставил. Я пойду вперёд, поищу его?
— Иди. Другого выхода нет, — согласился отец.
Лёня достал с заднего сиденья тулуп, надел поверх куртки и застегнулся на все пуговицы. Холодный ветер крепчал, солнце скрылось за пеленой снеговых туч, и обманчивое тепло его лучей тут же исчезло, извещая людей, что бабье лето больше не повторится. Лёня натянул вязаную шапочку поглубже на голову, поднял воротник, спрятал руки в карманы тулупа и зашагал размеренно по дороге.
Геннадий же, проводив сына, вернулся за руль, завёл двигатель на холостых оборотах и хлебнул воды из пластиковой бутылки. Потом для проверки включил заднюю скорость, отпустил сцепление, и машина нехотя, с хрустом дёрнулась, качнулась пару раз рывками и всё же двинулась с места. Не бросая педали газа, Геннадий вырулил плавной дугой задом наперёд на дорогу и покатил тихонько, вдогонку за пешим своим гонцом. Он нагнал сына примерно на середине пути до околицы, тот обернулся удивлённо на звук мотора, сошёл на обочину и зашагал рядом с водительской дверцей, подлаживаясь под скорость машины.
Так они и вступили на деревенскую улицу, где их давно поджидали друзья у крыльца закрытого на замок магазина.
— Это что-то новенькое, Геннадий Лексеич! Ты так и будешь пятиться теперь до самого города, триста километров?! — не удержался от невесёлой шутки Виктор. — Что случилось?
— Редуктор накрылся на переднем мосту, — пояснил Лёня.
Отец не рискнул остановиться, чуть сбросил газ, поравнявшись с товарищем, высунул голову в открытое окно и крикнул на ходу:
— Надо бы гараж найти, Витя!..
— Может, лучше сразу станцию техобслуживания, — бросил ему вслед Сергеичев и покачал головой. — Давай, Володя, поехали вперёд. Может быть, и вправду найдём что-нибудь…
Они покатили дальше по улице по-над грязным ручьём. Село словно вымерло. Ветер гонял по промёрзшей дороге позёмку и колючие шарики перекати-поля. Глинобитные домишки жались к земле, смотрели на незваных гостей подслеповатыми окнами. Лишь кое-где вился над трубою дымок. Вдалеке блеяли овцы, иногда взбрехивала собака. И ни души.
Наконец в одном из проулков между дворами, огороженными жердями, показался старик-аксакал, опирающийся на клюку. Володя свернул к нему, Виктор вышел из машины, поздоровался:
— Салам! Здравствуй, отец.
— Здрасти-здрасти! — ответил старик, кивая и вглядываясь из-под бараньей шапки выцветшими глазами-щелками в лицо пришельцу.
— Скажи, есть тут у вас мастер какой — машину надо починить, а? — Сергеичев непроизвольно повышал голос, думая, что старик глуховат.
Тот и правда приложил корявую ладонь к уху, слушал внимательно, кивал.
— Иесть-иесть! Кароший мастер иесть! — аксакал тоже почти кричал. Он повернулся и махнул рукой в сторону от ручья. — Туды иехай, туды! Мэтэс раньши был, ба-алшой трактыр чинил! Иехай, пят-шест дома иехай, балшой сарай увидишь! Там. Мурат завут!
— Спасибо, отец! Рахмет! — поблагодарил его Виктор. — А магазин-то у вас чего на замке?
— А-а?! Селпо? А закрыл, да! И пошта закрыл, и школа, да! — старик продолжал кивать, как заведённый. — Детков, балалар нету многа! Жок! Десят штука иесть, мал-мала! Зачем селпо, школа…
Сергеичев слушал, тоже кивал. Пока они так беседовали, подъехал Геннадий, рядом шагал продрогший на ветру Лёня.
— Ладно, отец, прощай! — Виктор похлопал легонько ладонью старика по руке. — Рахмет! — потом махнул Геннадию. — Туда езжай. Мы сейчас дальше проскочим, там где-то мастерская МТС бывшая. Давай-давай, не останавливайся!
Аксакал проводил безразличным взглядом пятящуюся задом мимо него машину, сложил руки на высокой клюке, опёрся на них седой жидкой бородой и так и остался стоять на месте. Спешить ему было некуда.
Лёня от холода шагал быстро, смотрел вперёд и по сторонам, чтобы в случае чего предупредить вовремя отца о какой-нибудь помехе на дороге. Они свернули в переулок, минули несколько покосившихся домишек с вытоптанными голыми дворами и загонами для скота и увидели, наконец, огромный деревянный лабаз с распахнутыми воротами. Обширный огороженный двор был беспорядочно уставлен ржавыми косилками и боронами, покорёженными кабинами грузовиков и тракторов и другими рыжими, облупленными железяками, давно утратившими своё назначение. Справа от мастерской, стена в стену, притулился добротный бревенчатый дом-пятистенок под шиферной крышей, единственный, наверное, на всё глинобитное село.
«Сузуки» стояла возле жердяной ограды. Виктор уже разговаривал на крыльце с мастером, плотным мужиком лет сорока, с кирпичного цвета обветренным лицом, в ватной серой фуфайке на плечах, пузырястых выцветших трико и чёрных калошах на худых ногах. Хозяин увидел «Ниву», кивнул и махнул рукой в сторону двора у ворот лабаза. Туда Геннадий Алексеевич и заехал осторожно и остановился у порога «мастерской», в которой по центру стояла мостами на четырёх берёзовых чурках полуразобранная двадцать первая «Волга». У правой стены помещения располагался стальной верстак с тисками и грудой ржавых напильников и гаечных ключей, а возле него помятый сварочный трансформатор. Всё.
— Действительно, автосервис, — вымолвил подошедший к Лёне Володя, окинув взглядом открывшийся механический «натюрморт».
Виктор с хозяином вышли из-за распахнутой воротины и тоже остановились, к ним присоединился и Николай. Последним занял место в шеренге Геннадий.
Мужики молча потоптались на месте и, так как другого выхода не было, достали из багажника инструменты, а из бардачка техническое руководство к автомобилю. Хозяин гаража задумчиво почесал затылок, поёжился на холодном ветру и ушёл в дом.
Через час, взглянув на дело заскорузлых от мороза рук своих: голое шасси переднего моста без колёс, с вывернутыми наружу «гранатами» шаровых опор и блестящими полуосями переднего привода, уходящими одним концом в зубчатое сочленение редуктора, а другим в недра колёсных дисков, — «автомеханики» провели самый быстрый в мире техсовет. Решение которого выразил от лица всего коллектива Виктор Сергеичев:
— Нисколько не сомневаюсь, что мы разберём пару дисков в два счёта и совершенно безболезненно изымем полуоси из редуктора. Но вот соберём ли мы подпружиненные диски обратно, гложут меня большие сомнения… Посему предлагаю — отрезать полуоси сваркой под корень с обеих сторон к чёртовой матери, и дело с концом! Кто за?
Промёрзшие напрочь компаньоны виновато поглядели на нахохлившегося под тулупом Геннадия Алексеевича и, не дожидаясь его ответа, синхронно кивнули сопливыми носами.
— А-а, что с вами поделаешь, черти полосатые… режем! — безнадёжно мотнул головой хозяин машины и отвернулся, сделав шаг назад, словно пилатовски умыл руки.
А ведь решение оказалось самым верным. Вызванный из дома мастер без эмоций по-восточному выслушал необычную просьбу, пожал плечами, включил сварочник на максимальный ток и минут за двадцать «под корень» отхватил полуоси с обеих сторон.
Оплавленные горячие обрубки Лёня остудил в снегу и после установки колёс вместе с инструментом закинул в багажник. Геннадий сделал пробный круг по двору и выехал за ограду.
Распрощавшись с гостеприимным мастером, наотрез отказавшимся от денег, компаньоны расселись в машины и покатили с переулка и из села вон, провожаемые с крыльца взглядами хозяйских ребятишек, которым Николай между делом насыпал в карманы курточек оставшихся с рыбалки «чайных» карамелек.
Лёня отогрелся в машине телом и душой, радуясь, что все неприятности, наверное, остались позади, и перебирая неспешно мысли в голове, наплывающие от окружающих сельских и природных пейзажей:
«Здесь не было времени. Оно замерло, наверное, ещё тысячу лет назад… Хотя, нет, не так… Время не может остановиться там, где его никогда не было. Лишь однажды его попыталась «включить» советская власть, но ненадолго её хватило. И всё вернулось на круги своя…
Здесь не было законов. Кроме тех, неписаных, что всегда помогали человеку выжить в коллективе, оставаясь при этом независимым в своих делах и поступках, и знать, что другие люди придут на помощь, когда возникнет необходимость…
Здесь не было понятий добра и зла. Жизнь текла своим чередом, привнося иногда несчастья, связанные с обыденными, насущными вещами, — голодом, холодом, падежом скота; а иногда и радости, тоже обыденные, но от этого не менее значимые, — удачную охоту, свадьбу, рождение ребёнка…
Здесь не было христианского или мусульманского бога в общепринятом, «храмовом» понятии. Русским и казахам, испокон веку живущим в этих краях, вряд ли кто-то смог бы доказать, что их «сделал» бог, — на этакого проповедника они скорее всего взглянут с благожелательным недоумением: — «Такой большой, а не знаешь, как делаются люди…» Для них Бог есть Природа — лишь она одна может сделать с человеком всё, что захочет, и будет по-своему права…
Здесь была только простая жизнь человека, слитая с природой воедино и оттого вечная. Потому что здесь давно не было места войне — любимому занятию цивилизации и прогресса, в какие бы мирные и демократические одежды они не рядились…»
7
Через пару дней после возвращения в город из захлестнувшей горы морозами и метелью ранней зимы, о чём Лёня вспоминал с зябким ознобом по спине, — ведь сделанные в конце маршрута почти сто километров на машине «без передка» по обледенелым серпантинам лёгкой дорогой точно не назовёшь, — к ним домой забежал Сергеичев. Он протопал, как обычно, в комнату к Геннадию, распаковал ноутбук с колонками и показал друзьям видеозаписи из последней поездки, которые всё же умудрился снять между делом. И вновь пробежали перед глазами ожившие воспоминания, «сдобренные» тихой музыкой и закадровыми комментариями заядлого видеолюбителя…
Вручив товарищам диск с фильмом на память, Виктор засобирался на выход, отговариваясь от дальнейших посиделок срочными делами:
— Это вы тут ваньку валяете, животы почёсываете пенсионеры-отпускнички, а мне нужно дальше ехать, добывать хлеб насущный!
Отец с сыном проводили гостя в коридор, и уже в дверях Лёня задержал его, вспомнив:
— Слушай, Виктор, я ведь посмотрел карту в Интернете — мы, действительно, «зацепили» край заповедника. Его границы несколько лет назад до десяти километров расширили. Прав был инспектор, формально…
— Эк ты спохватился, — улыбнулся Сергеичев, оглянувшись на пороге, — я уж вчера забежал в рыбинспекцию и штраф заплатил сполна. Так что, не переживай, курилка! В другой раз учтём при разработке маршрута, но и марку геологическую всегда держать надо. До встречи, браконьеры!
(С) В тексте использованы кадры из мультфильма "Кутх и Мыши"