Я вышел с работы с тяжёлой ношей на душе и быстро побежал домой вверх по улице. В сумерках вечернего города висел холодный туман, от которого лицо становилось влажным. В сумке, висевшей на плече, лежал пакетик корма, который я получил от девушки-промоутера. Кому он теперь нужен?
Где-то после обеда я, как помню, занимался развеской в торговом зале - обычная рутина.
- Слушай, там твой телефон звонит? - подойдя, спросила коллега.
Я вошёл в комнату персонала, где за закрытой дверкой шкафчика играла мелодия звонка. Это была мама, но я не успел взять трубку и, поскольку покупателей в зале почти не было, я решил быстро перезвонить.
- Алло, привет, мам.
- Сына, - дрожащим голосом ответила мама. - Бумера... Нашего Бумера загрызла собака.
- Что? - переспросил я, не понимая что происходит.
- Нашего котика, - плача, почти прошептала мама. - Его больше нет.
Я не могу вспомнить что было после. Воздух в груди застыл, сдавливая сердце изнутри. Я шатался между стоек с одеждой, не видя ничего перед собой. «Как могло это произойти?» - крутился в голове вопрос, на который я не мог найти ответа.
Ноги сами несли меня домой, где больше никогда меня не встретит мой кот, сидя в конце коридора, от того дом теперь был пустым и непростительно неприятным. Не было слёз. Я не уронил ни слезинки ни на работе, ни по дороге домой. «Как? Когда?» - рыдая, спрашивала меня Аня по телефону. «Сегодня. Чужая собака прошла в сад. Бумер был на улице в то время, но не успел спрятаться», - ответил я тогда, сам же пытался сдержаться, чтобы не заплакать.
- Так сказала мама.
Остаток рабочего дня я провёл в зале, стараясь не разговаривать ни с кем и не попадаться на глаза. Я хотел уйти как можно скорее: атмосфера магазина давила на меня тысячами тонн воды, будто я был глубоко в холодной морской воде, опускаясь всё ниже. В конце смены я позвал администратора, чтобы он проверил мою зону, а сам пошёл переодеваться.
Как у человека перед гибелью, перед глазами проносились картинки: вот в день рождения мамы вываливается из меховой шапки-ушанки деда пушистым колобком котёнок, вот бабушка говорит мне наставления «это не игрушка, а живое существо, будь заботлив с ним», вот мама спрашивает меня «как назовём его?», а я, будучи подростком, задорно отвечал: «Хаммер!» Маме не понравилось, что сокращённо было бы «Хам», поэтому я предложил:
- Может быть тогда «Бумер»? Кратко будет «Бум» или «Бума»!
А картинки не заканчивались: вот я кормлю его из пипетки как ребёнка, замотав в полотенце, он лежит на моих коленях, открыв маленький розовый ротик и лакает молоко, вот он, позднее, носится по квартире, высоко задрав хвост, а потом смешно садится и наблюдает с любопытством за ползущей черепахой, вот лежит он где-нибудь на спинке, повернув пушистый живот вверх. «Пузико, как у ёжика», - смеялась мама.
- Глеб, там не всё хорошо, надо ещё убрать, - заглянул в примерочные администратор Дима.
- Там же было нормально! - крикнул я с досадой из кабинки.
- Надо убрать, не уходишь пока не сделаешь.
Я стукнул кулаком по стенке и, отшвырнув шторку, выбежал в зал. Стойка с женскими топами была как будто перевёрнута вверх-дном: вешалки торчали в разные стороны, что-то лежало на полу. Со злостью я принялся, не заботясь о порядке и аккуратности, запихивать руками плечики обратно, просто чтобы внешне смотрелось нормально. Меня бросило в жар, а руки дрожали, и я вновь позвал Диму, желая скорее убраться отсюда.
- Ну что так неаккуратно и некрасиво? Всё торчит, размеры не совпадают.
- Дим, тут мало места, они висят нормально.
- Нет, не нормально! Тут работы на минут пять, - протараторил Дима и принялся развешивать топы:
- Я даже помогу тебе немного.
Музыка гремела в ушах. Каждая секунда вонзалась в меня холодной иглой и длилась бесконечно долго. Я чувствовал холодную безжизненную пустоту вокруг и внутри.
- Можно я пойду домой, - прошипел я. - Я больше не могу, мне плохо.
- Да что случилось-то?
- У меня, - начал было я, но запнулся и, вдохнув поглубже, выдавил сквозь зубы:
- Моего кота загрызла собака.
Задолго до своего подъезда я вытащил ключи и нёс их, сжав, в кулаке. Пелена горя висела на моих глазах, я почти не видел куда шёл, но, хорошо зная дорогу домой, продолжал идти. Дима всё-таки отпустил меня, хоть и было мне совестно, что я открыл свою боль ему. Оправданием было лишь стремление покинуть то место, убежать от десятков глаз, желающих залезть в израненную душу своими глупыми вопросами и нечистыми помыслами. И если бы спросили меня обычный вопрос о моём поведении или самочувствии, то ответил бы я: «Всё хорошо. Всё в порядке». Ложь.
Я тем временем пытался вспомнить когда видел кота в последний раз. Последний раз. Сама мысль о том, что я больше никогда его не увижу, душила меня и жалило в горло, вызывая спазм. Открывая дверь, я знал, что там нет ни души, но темнота коридора, встретившая меня зияющей пустотой, сжала меня от макушки до пят. Когда приходили ко мне друзья, то обходили Бумера подальше, боязливо оглядываясь, а он внимательно смотрел них, иногда угрожая лапой, сидя на своей «вышке, которую сделал из бревна и старого ковра папа. Они звали кота «злым котом», но он не был таким! В детстве его ушиб дверью маленький сын маминой подруги, пришедший в гости, и после того случая Бумер никогда не подпускал никого к себе близко. Никого, кроме Ани: её он полюбил почти сразу, и каждый раз, когда она приходила в гости, он ложился к ней на колени и счастливо мурлыкал. Поэтому Аня так плакала и спрашивала меня по телефону, не ожидая ответа: «Почему он был там один? Почему не уследили? Зачем его забрали туда вообще?! Если был бы он дома, то не случилось бы ничего...»
Я не знал что ответить ей, ведь эти же вопросы задавал себе и я. Когда родители переехали в новый дом за городом, я только начинал работать в магазине, и меня дома вечно не было.
«Ну что он дома будет сидеть грустить? Мы будем забирать его иногда и возвращать домой», - говорила мама. Сам Бумер любил быть там - в саду. Он не охотился за птицами, не бегал за редкими мышами, он просто сидел где-нибудь под раскидистыми кустами розы или лежал на стриженой траве и грелся на солнце. Когда он был там, я скучал, конечно, но я знал, что ему там хорошо. Теперь же я чувствовал вину. Это я отпустил его.
- Глеба, а ты как себя чувствуешь? - спросила Аня по телефону, когда я раздевался.
- Нормально, Аня, - тихо сказал я.
Я поставил сумку на пол и замер. Боль пронзила меня снова и сковала всё тело.
- Аня, - тихо спросил я, открывая сумку. - Скажи, а вашей Дыме подойдёт корм, который я...
Не сдержался. Те чувства, что я не выплёскивал, теперь нашли выход. Я заплакал навзрыд, крича от удушья. Я убрал телефон от уха, чтобы Аня не слышала, но она, разумеется слышала всё. Слёзы лились из глаз и, стекая по щекам, градом падали на пол. Утирая их рукавом, я прошёл на кухню и сел на стул, я положил телефон на стол и, закрыв лицо руками, плакал и плакал, а где-то далеко плакала Аня. Я взял телефон и сквозь слёзы продолжил, слыша в трубке дрожащие всхлипывания:
- Дыме подойдёт корм, который я взял для Бумера? - его имя вылетело из горла как дробь, и я снова, убрав телефон, заплакал.
Бумер умер на руках папы, когда они выбежали из дома. Его отнесли в лес и похоронили. Мы с Аней приехали позднее, когда нашлось время, и попросили показать то место. Мама отвела нас чуть дальше опушки и показала место под берёзой, где была чуть свежая земля. Я встал на колени и положил руку на землю, желая лишь чувствовать его. Пожалуйста, хотя бы почувствовать, на мгновение увидеть и тронуть розовое сердечко на его носу.
- Прощай, мой добрый друг. Я скучаю по тебе.
Сердце разрывалось от тоски, я не хотел верить, но сделать ничего было нельзя. Аня обняла меня и прошептала:
- Бумка побежал по Радуге.
- По радуге? - переспросил я.
- Так говорят, - она ласково посмотрела на меня и улыбнулась, а с жёлто-зелёных глаз закапали крупные слёзы. - Когда любимый питомец умирает, он убегает по Радуге в солнечные зелёные холмы, где будет ждать тебя.
Я поджал губы и кивнул: “Ты всегда будешь частью меня, где бы ты сейчас ни был”.