В Янгон прибыла делегация китайских профессоров для разъяснения мьянманцам политики партии.
17-18 января в Нейпьидо с государственным визитом приедет председатель КНР Си Цзиньпин. Это первый визит высшего руководителя Китая в Мьянму за два десятилетия, и второе посещение этой страны Си Цзиньпином – он был здесь десять лет назад, в декабре 2009 года, являясь на тот момент вторым человеком в государстве.
Китайская пресса готовит информационный фон для этого события, публикуя слова приветствия китайскому лидеру от жителей Мьянмы и рапортуя об успехах в развитии двусторонних отношений. Китайские дипломаты договариваются с вооруженными этническими группировками страны о том, чтобы они в дни визита вели себя пристойно и не портили своими акциями картину государственного визита. А за несколько дней до прибытия в Мьянму Си Цзиньпина Янгон посетила целая группа китайских профессоров (в основном из университетов Пекина и провинции Юньнань) для того, чтобы ненавязчиво вооружить мьянманское академическое сообщество аргументами в пользу укрепления дружбы с Китаем.
15 января в янгонском отеле «Lotte» (построенном, кстати, не китайцами, а корейцами) состоялось мероприятие, озаглавленное «Think Tank Scholars Summit on Myanmar-China Relations in the New Era». Выступления китайской профессуры на нем дополняли презентации мьянманских участников о том, как развиваются экономические, культурные и образовательные связи между двумя странами. Главной темой стал проект Экономического коридора Китай-Мьянма, который предполагается осуществить в рамках инициативы «Пояса и пути». Считается, что Си Цзиньпин приедет в Мьянму в первую очередь для того, чтобы придать новый импульс именно этому проекту, поскольку он, по словам одной из китайских участниц, пока что осуществляется «скромными темпами».
С мьянманской стороны организатором мероприятия выступил Центр изучения проблем Мьянмы (CMAS), основанный в 2016 году под эгидой Министерства информации страны. С китайской – Институт мьянманских исследований Юньнаньского университета.
Если приводить аргументацию большинства китайских выступающих, то она условно может быть объединена в три тезиса.
Тезис первый. Китайцы давно уже не такие, как о них думали раньше.
Пекинский профессор Чжан Чжэньцзян в самом начале своего выступления нарисовал картину мира, господствовавшую в императорском Китае – эта страна занимает в ней центральное положение, она окружена народами, платящими императору дань, а по внешнему контуру живут варвары. Но, по словам профессора, такое представление, которое до сих пор воспроизводят за рубежом в синологических исследованиях, уже давно никем в Китае не разделяется. Чжан Чжэньцзян считает переломной точкой 1840-е годы, а именно Первую опиумную войну, завершившуюся Нанкинским договором. С этого момента модель «народов, платящих дань» вытесняется другой моделью – «государств-партнеров, с которыми заключены равноправные договоры». Тот факт, что первые договоры были для Китая неравноправными, стал для него хорошим историческим уроком – китайцы на себе ощутили, что значит быть униженными, и значит, у них появился моральный предохранитель, заставляющий не делать подобное в отношении других.
При этом профессор Чжан Чжэньцзян продемонстрировал карту мира, из которой следует, что мир становится «сетевым», и в нем уже нет необходимости иметь единый центр. Именно поэтому, по его словам, современный Китай не намерен «стать центром мира», а стремится объединить мир, наложив на него некую удобную для всех сетевую структуру. Именно с этих позиций и нужно оценивать инициативу «Пояса и пути».
Тезис второй. Концепция «общего будущего» («shared future»).
Профессор Чжай Кунь сообщил слушателям, что Мьянме выпала честь стать третьей страной региона, с которой Китай готов «разделить будущее» (две другие страны – Лаос и Камбоджа). И именно инициатива «Пояса и пути» должна выступить основой для осуществления проекта «Myanmar-China community of shared future». Тема такого «сообщества общего будущего» в той или иной степени поднималась и другими участниками дискуссии.
Например, доктор Кун Цзяньсюнь указал на то, что, по данным опросов, китайская модель развития пользуется поддержкой около 30% жителей Мьянмы (причем, самый высокий показатель поддержки – в возрастной группе от 18 до 25 лет). Примерно такая же цифра у США и чуть ниже у Японии (кстати, сторонников японской модели больше всего среди представителей поколения «51+» - там ее уровень поддержки равен почти 43%). Замыкает список государств, которые мьянманцы видят в качестве «модели развития» для своей страны, Индия, но ее показатель даже не дотягивает до 4%.
В обоснование этого же тезиса можно отнести и замечание одного из участников дискуссии о том, что у мьянманцев особое отношение к китайцам – ни к одному другому народу они не применяли определение «паупхо» (по-бирмански так называют очень близких родственников). Этот термин появился в 1950-е годы для определения взаимоотношений Китая и Мьянмы, и китайская пропаганда его активно использует – в китайской провинции Юньнань даже сооружен монумент в честь «паупхо». А доктор Кун Цзяньсюнь продемонстрировал диаграмму, согласно которой 64,5% мьянманцев считают приоритетной страной для выстраивания с ней отношений именно Китай (16,2% предпочли бы США, 13,7% - Японию и 5,6% - Индию).
Тезис третий. Китайские проекты принесут Мьянме процветание.
Профессор Чэнь Сянцю показал аудитории анимированную презентацию, одним из ключевых элементов которой был набранный синим шрифтом вопрос: «Может ли Мьянмы заменить нынешнее положение Сингапура, став частью китайского Шелкового пути?». По мере аргументации выступавшего на экране появлялся ярко-красный ответ на этот вопрос: «Да, конечно!». И уже после этого профессор начал объяснять, почему Экономический коридор Китай-Мьянма должен быть именно таким, каким его предлагают китайцы. Например, Чаупхью в штате Ракхайн является идеальным местом для морского порта, при этом порты Янгона и Патейна не отвечают нужным требованиям для прохода больших глубоководных океанских судов.
Некоторые мьянманские выступающие все-таки довольно осторожно попытались обратить внимание китайских участников существующие в их стране опасения, связанные с китайскими проектами, но делали это как бы извиняясь и как бы не от себя: «мы провели опрос, и он дал такие результаты».
Среди них – опасения попасть в «долговую ловушку», отсутствие достаточной информации по проектам (китайская сторона не дает полной информации по тому, что она собирается делать в Мьянме – непонятно даже, какие проекты будут осуществляться в рамках инициативы «Пояс и путь», а какие – отдельно), репутационный риск (неизвестно, какие китайские компании будут осуществлять те или иные проекты, а значит есть опасения, что в качестве партнера мьянманская сторона может получить сомнительного «кота в мешке»), а также неумение китайской стороны учитывать права и интересы местных сообществ и этнических меньшинств. Другой мьянманский участник охарактеризовал прошлые десятилетия китайско-мьянманских отношений как «непрозрачные» и высказал широко распространенные в Мьянме подозрения о наличии неких «секретных договорах», заключенных с Китаем военным правительством страны.
При этом, дискуссии в рамках этого мероприятия не сводились исключительно к теме китайских экономических проектов в Мьянме. Выступления участников касались, например, таких вопросов как сотрудничество СМИ двух стран, взаимный обмен в сфере высшего образования, переводы литературных произведений на языки друг друга, помощь Китая в развитии мьянманского кинематографа, а также опыт взаимодействия двух стран на внешнеполитической арене.
По итогам этого мероприятия можно сказать следующее.
Во-первых, в выступлениях китайских участников уже не так настойчиво как раньше звучит ставший уже назойливым нарратив о том, что «если вы будете участвовать в наших проектах, то вы на этом неплохо заработаете». Фактически в таком прямолинейном виде на мероприятии этот тезис пропагандировал только профессор Чэнь Сяньцю. Другие же пытались продать концепцию «общего будущего», вытекающую из исключительного характера отношений между китайцами и мьянманцами. Интересно, что такой подход во многом повторяет политику колониальных британских властей в Бирме, когда они христианизировали каренов именно под предлогом того, что они стоят «ближе» к ним, чем бирманцы-буддисты – тем самым создавая почву для будущего межнационального противостояния этих двух народов.
При этом, из мьянманских СМИ известно о том, что работавшие в Мьянме представители КНР (причем, не только бизнесмены, но и, например, бывший посол этой страны Хун Лян) в предыдущие годы не гнушались угрожать мьянманцам, пытаться их подкупить и мало обращали внимания на вопросы, которые ставили перед ними местные сообщества. А поэтому непонятно, насколько нарисованная китайскими участниками картина мира с концепцией «общего будущего» корреспондирует с практикой китайских дипломатов, чиновников и бизнесменов в Мьянме.
Во-вторых, китайские участники мероприятия прекрасно понимали те вопросы, которые могли бы им задать мьянманцы (но так толком и не задали, исходя из своего понимания вежливости по отношению к гостям), поэтому их выступления носили, если можно так сказать, «проактивный» характер. Сюда можно отнести рассуждения о том, что «китайцы уже давно другие», и что они дорожат отношениями с Мьянмой, а значит ни в коей степени не желают ей зла и не стремятся на ней наживаться.
Однако, мьянманцы, которые каждый день имеют дело с этими самыми «другими» китайцами, вряд ли разделяют подобный подход. И дело даже не только в негативных примерах деятельности китайских компаний в Мьянме, но прежде всего в понимании того факта, что Китай, в силу своих масштабов, способен просто проглотить Мьянму, даже не желая ей зла – и просто не заметить этого.
В-третьих, можно отметить высокий уровень знаний китайских участников дискуссии о Мьянме. Этот факт, впрочем, не удивителен, если учесть, что при Юньнаньском университете работает Институт мьянманских исследований во главе с вице-ректором, профессором Ли Чэньяном, у которого есть бюджет не только на проведение научных изысканий, но и на выпуск разнообразной (и не дешевой) сувенирной и подарочной продукции с собственным логотипом. Бирманский язык преподается в рамках магистерских курсов 23 университетов КНР, и каждый год число выпускников-бирманистов в Китае составляет 1800-2100 человек. Больше того, многие китайские участники прошедшего мероприятия свободно говорили по-бирмански.
При этом, в Мьянме на уровне образования и научных исследований все сводится лишь к преподаванию китайского языка в университетах. Центра, подобного тому, который работает при Юньнаньском университете, в Мьянме нет. В то же самое время китайцы массово вывозят в КНР делегации мьянманских чиновников и партийных активистов, демонстрируя им впечатляющие успехи экономического и социального развития собственной страны (при отсутствии в Мьянме достаточного числа специалистов, способных сформулировать альтернативную точку зрения) и даже каждый раз снабжая их некоторой суммой денег на шоппинг.
В целом же, прошедшая дискуссия продемонстрировала понимание того, что проекты «Пояса и пути» - это для Мьянмы уже неизбежное будущее (“unavoidable phenomenon”, как сказал один из мьянманских участников). Поэтому, по мнению выступавших мьянманцев, самая главная задача – при их осуществлении обеспечить для их страны максимально благоприятные условия, прозрачность проектов, учет интересов местных сообществ, а также провести качественные экологические экспертизы и добиться создания максимального числа рабочих мест для граждан Мьянмы.