Это его романы настолько впечатлили Дюма, что он собрался в путешествие по Кавказу; цитатой из его поэмы начинается всем известный лермонтовский «Парус»; это о нём писал Тургенев, вспоминая свою юность: «Не на Пушкине сосредотачивалось внимание тогдашней публики. Марлинский всё ещё слыл любимейшим писателем».
Яркий представитель романтизма в литературе, главный роман он создал из своей жизни.
Во всяком случае, моду на Кавказ в русской литературе задал именно он - Александр Бестужев-Марлинский.
Представитель древнего дворянского рода, всю семью которого события 14 декабря словно обухом перешибли. Трое старших сыновей были сосланы в Сибирь, двое младших - на Кавказ. Сёстры получили разрешение последовать за братьями, когда из пяти в живых осталось только двое.
Саша был пятым ребёнком в семье дворянина Александра Федосеевича Бестужева и нарвской мещанки Прасковьи Михайловны Петровой. Она выходила своего будущего мужа, тяжело раненого в голову, во время русско-шведской войны.
Бестужевы была одной из самых образованных семей своего времени. Отец - писатель, конференц-секретарь Академии Художеств, издатель «Санкт-Петербургского журнала», создатель педагогической системы.
Саша был любимцем родителя, не вылезал из библиотеки, развивавшей и подпитывавшей и без того бурную фантазию мальчика. На десятом году жизни был отдан в Горный корпус. Потом он захотел стать гардемарином по примеру брата, затем артиллеристом, как отец.
Но друг семьи генерал Чичерин посоветовал ему взяться за ум и позаботиться о получении офицерского чина. Александр поступил юнкером в лейб-драгунский полк и через полгода был произведён в офицеры. Полк в это время был расквартирован в Петергофе, Бестужев жил в Марли. Здесь и родился «Марлинский».
Жизнь молодого и блестящего офицера протекала в кутежах, дуэлях и романах. В скором времени он был произведён в поручики. Назначен адъютантом при главноуправляющем путями сообщения, генерале Бетанкуре. Затем в чине штабс-капитана гвардии состоял в той же должности при герцоге Александре Виртембергском, брате императрицы.
Был влюблён в дочь Августа Бетанкура, но сватовство не увенчалось успехом.
К этому времени он уже довольно знаменит, как поэт, писатель, литературный критик, театральный рецензент, публицист. Водил дружбу с Рылеевым, Грибоедовым, Пушкиным. Выпускал вместе с Рылеевым альманах «Полярная звезда».
В 1824 году был принят в тайное общество, а уже в апреле 1925-го выбран в Верхний круг.
Был против цареубийства. Просил Каховского быть у него рано утром 14 декабря. И отговорил его идти на Дворцовую площадь, сказав, что объяснение с Рылеевым берёт на себя.
Александр Бестужев вывел на Сенатскую площадь мятежный Московский полк. Где, «построив каре, отвращал все сделанные предложения, удерживая людей от стрельбы, и находился с оными, доколе картечью они не были разогнаны».
Когда засвистела картечь, на Галерной вместе с братом Николаем остановили несколько десятков лейб-гренадер, чтобы защитить отступление.
На следующий день «явился во дворец с повинной головою». Он был одет как на бал. Сам скомандовал «марш» конвою и пошёл с ним в ногу.
После разговора с ним Николай I будто бы сказал, что никогда не слыхивал столько правды. А это было только начало. Уже из Петропавловской крепости Бестужев написал письмо на высочайшее имя «О ходе свободомыслия в России».
Искренность Николай оценил и никогда не ослаблял надзор за Бестужевым.
Александр был отправлен в заключение в «форт Слава» в Финляндии. Комендант крепости в минуты благостного настроения приглашал своих именитых узников к чаю. Что, впрочем, не мешало ему кормить заключённых тухлой солониной и так топить печи, что они угорали. Бестужев так однажды чуть не погиб - его нашли на полу без чувств.
В заточении сочинял поэму. «Написана она была жестяным обломком, на котором я зубами сделал расщеп, и на табачной обвёртке, по ночам. Чернилами служил толчёный уголь».
Через год его переводят в Сибирь. Граф Дибич при встрече сообщил, что Бестужев освобождён от каторжных работ, ему даже дозволено писать и печататься «с условием, однако, не писать никакого вздору».
На поселении в Якутске было не в пример легче. Но там было адски холодно и скучно. С дамами тоже не сложилось. Возможно, они были не в его вкусе. А главное - он почти перестал писать.
Он просится рядовым в действующую армию. Предписание Николая I: «Александра Бестужева определить рядовым в действующие полки Кавказского корпуса с тем, чтобы и за отличие не представлять к повышению, но доносить только, какое именно отличие им сделано».
На Кавказе он сразу зарекомендовал себя героем. А в мирные дни ещё и заправским донжуаном.
Главное, что он стал писать. Его романы и повести того времени стали невероятно популярны. Их не просто читали, их заучивали наизусть!
Но литературная известность и многочисленные адюльтеры Александра не радуют. Тоска и сплин становятся его постоянными спутниками. Всё чаще он ищет смерти в бою.
Он выучил местные наречия, частенько обряжался в национальный костюм и совершал отчаянные вылазки.
Душевное состояние ухудшилось после одного несчастного случая. В Дербенте он оказался под следствием из-за смерти девушки. Следствие его вины не обнаружило. Но легенда об убийстве из ревности пошла в народ. Впоследствии её подхватил сам Александр Дюма. А заслуженным в боях Георгиевским крестом в Петербурге было принято Бестужева обойти в виду развратного поведения.
Кавказ по тем временам был далеко не курорт. В гарнизонах свирепствовали то оспа, то чума. Но этих инфекций он счастливо избежал.
А вот бивуачная жизнь с необычайной быстротой разрушала его здоровье. Ведь последние три года жизни он всё время проводил в походах.
Бестужев заболел неожиданно и очень серьёзно. С ним стали делаться припадки: приливы крови к сердцу и голове, он страдал бессонницей, звон в ушах мешал заснуть.
Также дала о себе знать тухлая финская солонина. Тениоз, малярия и цинга без должного лечения привели к общему истощению организма.
Пять месяцев он лечился в Пятигорске, где узнал о своём производстве в унтер-офицеры. Каждое повышение по службе сопровождалось назначением в ещё более гиблое место. Сейчас надлежало следовать в Геленджик.
Смертность в Геленджике достигала таких масштабов, что прислан был дивизионный доктор для расследования. Гарнизон буквально вымирал, проживая в землянках, где вода стояла по колено, а сапоги плесневели прямо на ногах.
В один из таких дней больной, в сырой землянке, он прочитал в «Инвалиде» о своём производстве в офицеры.
«Меня так высушила лихорадка, что меня можно вставить в фонарь вместо стекла».
Граф Воронцов, видя, как гибелен для Бестужева кавказский климат, просил государя о переводе его на статскую службу в Крым.
Вообще, заступников было достаточно. На одну из таких просьб Николай I ответил: «Бестужева следует послать не туда, где он может быть полезнее, а туда, где он может быть безвреднее».
Из Геленджика Бестужева должны были перевести в ужасную по климату Абхазию, в батальон, расположенный в Гагре.
Волею судеб в Гагру он не попал, а всю осень и начало зимы провёл в походах.
Затем был прикомандирован к полку, которому предстояло двинуться к мысу Адлер и очистить его от неприятеля.
В Сухуме, где он должен был сесть на судно, Бестужев в последний раз взялся за перо. Он перевёл поэму Мирзы Фетх-Али, в которой тот оплакивал смерть Пушкина.
Когда эскадра стояла уже в виду мыса Адлер, будто предчувствуя скорую смерть, написал завещание.
В ходе сражения Бестужев был ранен и упал. Над ним засверкали черкесские шашки. Он «был так изрублен на части», что по окончании сражения тела не смогли найти.
На другой день был размен телами. Попыткам опознать Бестужева было уделено особое внимание. Но тщетно.
Спустя несколько дней в «Инвалиде» было опубликовано сообщение о награждении Бестужева орденом св. Анны за храбрость.
Но со смертью его жизнь Бестужева не окончилась. Ходила легенда, что он перешёл на сторону горцев и принял ислам. Говорили, что его видели на белом коне впереди вражеских отрядов, рубящим наше каре. А особенно впечатлительные признавали его в имаме Шамиле.
Другие говорили, что он остепенился, женился на восточной красавице и счастливо живет с ней в Лезгистане.
Нашёлся, впрочем, и такой, который утверждал, что видел в спирту его мизинец.
«Если же паду на чужбине, я бы хотел быть схороненным на берегу моря, у подножия гор, глазами на полдень, - я так любил горы, море и солнце! Пусть веет мне горный ветерок; пусть кипучие волны прибоя напевают и лелеют вечный сон мой».