Борис Михайлович Шапошников, Маршал Советского Союза. Родился 2 октября 1882 года в Златоусте Уфимской губернии, умер 26 марта 1945 года в Москве. Похоронен в Кремлевской стене на Красной площади. Награжден 13 императорскими и советскими орденами.
Текст: Михаил Быков, фото предоставлено М. Золотаревым
Очерк – есть такой полузабытый жанр в журналистике – это прежде всего о человеке. Но чтобы написать что-то толковое о человеке, особенно о том, с кем лично не знаком, надо к нему как-то относиться. Лучше – понять и полюбить. Случается, понять и преисполниться презрением. Вариантов много. Неприемлем лишь один – равнодушие. В таком случае в результате получится скучная биографическая справка, не более. А для этого, собственно, и существуют разного рода энциклопедии.
Шапошников не стремился быть на виду, особо распространяться о личной жизни склонности не имел, пиаром, в отличие от некоторых героев войны, не занимался. И потому персонаж он трудный, хотя и крайне интересный.
Пользуясь знакомствами в высшей офицерской среде, на правах анонимности задал вопрос полковнику в отставке, служившему в Генеральном штабе Вооруженных сил СССР и России.
– Штабные стены на Знаменке толстые, впитали в себя историю. Шапошников ушел из жизни в марте 1945-го. Вспоминали о нем генштабисты 80–90-х?
– О Борисе Михайловиче? А как же! Кто на слуху у обывателя? Чапаевы, которые впереди на боевом коне… В среде профессиональных военных на военачальников смотрели несколько иначе. Шапошников… Маршал методично, скрупулезно занимался превращением Красной армии времен Гражданской войны в организованную силу, оснащенную не только мышцами, но и мыслительными способностями. Недаром главный научный труд жизни Борис Михайлович назвал «Мозг армии», каждой страницей опровергающий поговорку «Сила есть, ума не надо»…
Звание «Маршал Советского Союза» появилось в 1935 году. Первая волна – Василий Блюхер, Семен Буденный, Климент Ворошилов, Александр Егоров, Михаил Тухачевский. После репрессий и расстрелов в конце 30-х годов прошлого века список сократился более чем вдвое. Пополнить его руководитель страны решил в 1940-м. Маршальские звезды получили Семен Тимошенко, Григорий Кулик и Борис Шапошников. Простая арифметика: троих уничтожили, троих назначили. Впрочем, Кулика тоже расстреляли. Но позже – в 1950-м.
Из восьми человек, удостоенных высшего воинского звания до Великой Отечественной войны, только двое – Тухачевский и Шапошников – имели профессиональное образование. И только Борис Михайлович окончил Николаевскую академию Генерального штаба.
БОЛЬШАЯ СЕМЬЯ
Нельзя сказать, что маршал совершенно избегал публичных разговоров о собственной судьбе. В 1974 году довольно скромным по советским меркам тиражом – 50 тысяч экземпляров – вышла в свет книга, написанная Шапошниковым: «Воспоминания. Военно-научные труды». И вот что любопытно. Мемуарная часть, охватывающая период детства, отрочества, юности и частично годы службы в Русской императорской армии, ранее не публиковалась. Ждала своего часа десятки лет. А вот военно-научные труды печатали оперативно. В 1922 году вышла работа «Конница. Кавалерийские очерки», в 1924-м – «На Висле. К истории кампании 1920 года», в 1927–1929 годах – фундаментальный труд «Мозг армии», в 1933-м – «Варшавская операция». Едва немца отогнали от столицы, как маршал подвел итоги этих драматических событий в исследовании «Битва за Москву. Московская операция Западного фронта 16 ноября 1941 г. – 31 января 1942 г.».
Шапошников любил и умел работать со словом. Другой вопрос, откуда он брал время, ведь начиная с мая 1918 года и до последних дней Борис Михайлович был на действительной воинской службе в РККА, а занимаемые им должности не предусматривали такого понятия, как досуг. Тем не менее, как видим, его ручка в чернильнице не скучала.
Борис родился в семье, которую можно назвать типичной для конца XIX века среди низших и средних сословий. Особенно в деревнях и небольших провинциальных городах. Население Златоуста по первой Всероссийской переписи, 1897 года, составляло чуть более 20 тысяч. О предках Шапошников писал тщательно, но без эмоций. Им, похоже, неоткуда было взяться, так как обладавший суровым нравом отец не был склонен к изучению родового древа. «Я родился… едва ли не в самом «мокром» по климату месте не только на Урале, но и на всей территории нашей страны. Как известно, борьба за существование не располагает простых людей к излишним размышлениям о древности рода. Деда своего со стороны отца я не знал, а сам отец скупился на воспоминания. Знаю только, что дед был донским казаком. Когда моему отцу исполнилось 15 лет, дед выписался из казачества и переехал на житье в город Саранск». Очевидно одно: отец – Михаил Петрович, родившийся в 1837 году, – был из свободных людей.
Он переехал в Уфимскую губернию, когда ему было уже за 30. Работал в частном торговом доме, куда помимо других предприятий входил и винокуренный завод. Им-то Шапошников-старший и управлял. Платили неплохо, 100 рублей в месяц плюс бесплатное жилье. Но было обстоятельство, которое сказывалось на качестве семейного быта. Во втором браке Михаил Петрович детей не имел. Супруга умерла через год после свадьбы. Зато в первом стал отцом четверых детей. А в третьем – еще семерых. Правда, трое умерли в младенчестве, но общий итог: шесть сыновей и две дочери. Супруга, по понятным причинам, была занята исключительно домом. Так что 100 царских рублей в месяц (по нынешнему курсу – 120 тысяч) являлись хоть и достатком, но скромным. Тем не менее Михаилу Петровичу удалось накопить сумму, на которую в Златоусте в 1896 году был куплен небольшой двухэтажный дом.
РЕАЛИСТ ИЗ ЗЛАТОУСТА
До поступления в Красноуфимское промышленное училище маленький Боря жил то в Златоусте, то на Петропавловском винокуренном заводе километрах в 40 от уездного города, то у тетки под Челябинском. Жизнь полнилась впечатлениями. Он видел жизнь рабочих, ссыльных и деревенских башкир, но одновременно был вхож в круг «златоустинской знати», например в дом местного воинского начальника, который нередко наносил визиты и Шапошниковым. Но главное будущий маршал черпал из книг. Он вспоминал, что особенное влияние оказал на него пушкинский Дубровский. До такой степени, что Боря подбил приятеля на побег. С ружьем, ножами и мешком сухарей они собирались вести лесную жизнь и грабить богатых. Старшие вовремя прознали про этот проект, и до дела не дошло.
Выбор места учебы в Красноуфимске был не случаен. В основе – соображения материального порядка. Обучение в реальном училище в скромном 5-тысячном городке, что расположен в 300 километрах от Златоуста, стоило почти в пять раз дешевле, чем в губернской Уфе. Да, далековато от родных мест. Но и соблазнов меньше. Программа реального училища, в отличие от гуманитарного уклона в гимназиях, это подготовка юношей для поступления в высшие технические учебные заведения. Поэтому упор делали на точные дисциплины. О древних греках не шибко вспоминали. А вот что касается НВП (начальной военной подготовки), якобы изобретенной в СССР, то аналогичный трехлетний курс в училище вел отставной фельдфебель.
Пунктуальный, аккуратный, организованный человек не обязательно «сухарь». Так на армейском сленге называют педантов, лишенных души и чувства юмора. С юмором у Бориса все было в порядке. Однажды он был наказан за то, что на уроке Закона Божьего вместо обязательного прощания со священником «До свидания, батюшка!» сымпровизировал: «Au гevoir, батюшка!» В промышленных училищах программа была рассчитана на шесть лет, в реальных – на семь. Борису хотелось пройти этот дополнительный курс. Для этого пришлось переехать в Пермь. Помимо прочего этому городу Борис Михайлович обязан возникшей в нем любви к театру. Верность опере он хранил всю жизнь.
НА ВОЕННУЮ СТЕЗЮ
Шапошников окончил училище в тройке лучших со средним баллом, который позволял поступить в высшее учебное заведение. Однако не бесплатно. И сумма, требуемая для обучения, была для семьи неподъемной. Вот тогда-то, размышляя о будущем, Борис решил поступить в военное училище – в Московское Алексеевское пехотное. Обучение и быт юнкеров оплачивало государство. Училище было основано в 1864 году по распоряжению реформатора Русской армии, военного министра Дмитрия Милютина, и вскоре наряду с Павловским и Александровским стало одним из самых престижных среди пехотных учебных заведений.
Вероятно, Шапошникова привлекло в Красные казармы в Лефортове то, что правила приема были весьма демократичны: аттестат зрелости, справка о политической лояльности, заключение медицинской комиссии. Сословное происхождение не имело особого значения, в отличие, скажем, от Пажеского корпуса или Николаевской кавалерийской школы. Например, будущий генерал и командарм, кавалер ордена Святого Георгия 3-й и 4-й степени Андрей Снесарев – алексеевец, родившийся в семье обыкновенного священника. Ближайший сподвижник генерала Лавра Корнилова полковник Митрофан Неженцев – сын коллежского асессора. Этот чин давал право только на личное дворянство.
В 1900 году Шапошников прибыл в Первопрестольную, подал документы, получил приглашение на медкомиссию и… заболел. Рассказы о высокой температуре не помогли. Не явился на комиссию – значит, не явился. И Борис отбыл в башкирский городок Белебей, где в то время жили родители. Целый год отработал младшим делопроизводителем на складе винокуренного завода, познав некоторые секреты интендантской системы. Жизненный багаж тяжелел и разнообразился.
На следующий год Шапошников без особого труда поступил в училище. В своих воспоминаниях маршал детально описывал юнкерское бытие. Без радикальных оценок и острых эмоций. Казармы мрачноваты, утренний чай в восьмом часу, завтрак в одиннадцать и обед в пять пополудни, отпускные дни и часы, полевые учения, танцевальный класс, обязательные воскресные экскурсии в московские храмы, музеи и картинные галереи. И занятия, занятия, занятия… Маршал вспоминал: «1-я рота называлась у нас ротой «крокодилов», 2-я – «извозчиков» (очевидно, когда-то много ругались); 3-я – за желтый картон на увольнительных билетах – «девчонками», а 4-я – за малый рост солдат – «шкаликами». Но болезненного соперничества не наблюдалось. Да и «цука» старших над младшими тоже. Читаешь, понимаешь, в какое время писались мемуары, но за спокойными строчками совсем не просматривается пресловутая жестокость царского режима.
Офицеры, само собой, были разные. Ленивые и излишне деятельные, хорошо образованные и не очень, справедливые и себялюбцы. Полуротой Шапошникова командовал штабс-капитан лейб-гвардии Кексгольмского полка Владимир Бауер. Его уважали. Кодексу офицера, который прививал он юнкерам, Борис Михайлович следовал всю жизнь. В начале Первой мировой войны Бауер в рядах родного полка в Восточной Пруссии. В дни разгрома 2-й армии генерала Александра Самсонова под Танненбергом полк принял арьергардный бой против двух германских дивизий. И стоял насмерть, пока не был уничтожен. Единицы выжили или ранеными попали в плен. Среди них и воспитатель будущего маршала. Сам Шапошников в это время воевал на Юго-Западном фронте в должности адъютанта штаба 14-й кавалерийской дивизии. Лихая, надо сказать, дивизия. Кадровая!
ТУРКЕСТАН
Как пехотный офицер Шапошников оказался в кавалерии? Он окончил училище в 1903 году по 1-му разряду, после производства в подпоручики отправился служить в Ташкент, в Туркестанский стрелковый батальон. Перед выпуском юнкера значительную часть свободного времени проводили в изучении офицерских вакансий. Преимущество в выборе получали лучшие, сообразно успехам в учебе. Шапошников по баллам был первым, но впереди в очереди стояли вне конкурса четыре фельдфебеля. Борис выбрал четыре части, но попасть в старейший полк Русской армии – лейб-гренадерский Эриванский – не удалось. Фельдфебель опередил. Вакансию на Дальнем Востоке застолбил другой фельдфебель. Третьим в списке Шапошникова был тот самый батальон в Ташкенте. Название малоговорящее. Но основанный в 1865 году батальон имел славную боевую историю. Да и известными фамилиями мог похвастаться. Тут служил будущий военный министр Алексей Куропаткин, впоследствии командиры лейб-гвардии Московского и лейб-гвардии Кирасирского Ее Величества полков Оскар Гриппенберг и Георгий Транзе соответственно. Да что там! Батальон входил в группировку, которой командовал Михаил Скобелев.
Служба оказалась разнообразной. Помимо строя и казарм случались командировки, в том числе по штабным вопросам. В Самарканде Шапошников окончил фехтовальные курсы. И с первых дней в Ташкенте начал задумываться об Академии Генерального штаба. В сущности, в мирное время у подавляющего большинства строевых армейских офицеров было два пути. Сделать карьеру через курс Академии ГШ или тянуть лямку в гарнизонах на должности ротного, иногда батальонного командира до отставки с мундиром и пенсией.
Средние начальники жили небогато. А вот младшие офицеры совсем скромно. Шапошников вспоминал: «Получал я в месяц 67 рублей жалованья и 9 рублей квартирных. Всего, следовательно, в месяц 76 рублей, не считая мелких денег по 30 копеек в сутки за караулы. Летом полагались лагерные по 30 копеек в сутки. Расходы были таковы: квартира – 15 рублей, обед и ужин – 12 рублей, чай, сахар, табак, стирка белья – 10 рублей, на обмундирование – 10 рублей, вычеты в батальон – 10–15 рублей, жалованье денщику – 3 рубля, а всего 60–65 рублей. На карманные расходы, т.е. на все развлечения, оставалось 11–16 рублей в месяц, т.е. почти столько, сколько я тратил юнкером на свои побочные нужды».
После начала русско-японской войны в частях Туркестанского округа бросали жребий. Пришло разрешение на командирование на Дальний Восток по два младших офицера. Вытянувшие «счастливый билет» погибли. Один в первом же бою.
ИЗБРАННЫЕ
Для поступления в Николаевскую академию требовалось прослужить в строю не менее трех лет. Что Шапошников и сделал. В 1907 году молодой офицер чувствовал себя вполне уверенно. Прежде всего потому, что активно занимался самообразованием. И не по приказу, а по собственной инициативе. Причем круг его интересов был очень широк. Когда выяснилось, что в батальонной библиотеке почти не осталось непрочитанных книг, а подписка на главное военное издание «Русский инвалид» не оформлена, Шапошников обратился в офицерское собрание с предложением увеличить личные отчисления на покупку книг и газет в полтора раза. Два с полтиной для офицеров вовсе не копейки, но все согласились.
Успешно пройдя окружные экзамены, в 1907 году Шапошников отправился в Петербург. В октябре, преодолев все испытания – от сочинения по русскому языку до верховой езды, – стал слушателем Академии ГШ. Учиться в ней было непросто. Огромный объем информации, бесчисленные лекции, домашние задания, летние лагеря. Наконец, разнообразие доктрин, которыми делились профессора, имевшие подчас противоположные взгляды. Требования были суровы. Годовая статистика показала, что из принятых на младший курс 124 человек отчислено 76! Шапошников уцелел. Более того, после двухлетнего курса, по завершении которого многих офицеров отправляли в полки и батареи как окончивших академию по 2-му разряду, поручик оказался в числе избранных для обучения на третьем курсе. В случае его успешного завершения дорога была одна – в офицеры Генштаба.
В 1910 году на построении после выпуска штабс-капитан Шапошников удостоился рукопожатия императора Николая II, который по традиции в такой день всегда приезжал поздравить свежеиспеченных генштабистов. Назначение Шапошников получил в штаб Туркестанского военного округа. Но это формально. На деле он был откомандирован в свой батальон, уже развернутый в 1-й Туркестанский стрелковый полк, для двухлетнего цензового командования ротой. Обязательное требование к «академикам».
Вернемся к кавалерии. Ничего сверхъестественного в судьбе Шапошникова не произошло. После «ценза» он имел право на выбор места службы. Его желание попасть в более крупный военный округ было обусловлено стремлением к профессиональному росту. Почему среди прочих 9 вакансий он вписал в заявочный лист 14-ю кавалерийскую дивизию, дислоцированную в русской Польше, в городе Ченстохове, маршал никому не объяснял. Но совершенно ясно, что пехотный офицер нисколько не потерялся среди гусар, улан, драгун и казаков. Несмотря на кавалерийскую специфику. На больших окружных учениях в начале лета 1914 года выступил в качестве начальника штаба условной германской кавдивизии. В связи с длительной болезнью дивизионного начальника штаба квалифицированно замещал его. В общем, прижился. С 14-й дивизией Шапошников и выступил на Первую мировую.
КОЛОКОЛА И ВЕХИ
Была в германских деревнях такая странная традиция. В предчувствии войны в кирхах звонили колокола, а на дорогах жгли верстовые столбы – вехи. Именно это и стало происходить в пограничных селениях той стороны. В ночь на 2 августа дежурный по штабу дивизии принес Шапошникову телеграмму, подписанную военным министром: «Германия объявила нам войну».
Так уж было задумано в Петербурге, что в случае войны кавалерийские полки, в большом количестве дислоцированные на границе с Германией и Австро-Венгрией, прикроют разворачивание пехотных дивизий и корпусов, доставка которых на передовую требовала много времени. Этой задачей и занималась дивизия Шапошникова. Первый огневой контакт произошел 15 августа. Позже были и другие. А до столь знакомой по истории кавалерийской сечи дело не доходило. Старые конники недоумевали. Шапошников вспоминал о реакции командира 14-го гусарского Митавского полка полковника Александра Вестфалена: «Не признавая спешенного боя, он увлекался только атаками. «Вот тут бы и завернуть конную атаку бригадой, а то и всей дивизией!» – бросал он реплику <…> К сожалению, война не научила ограниченного в оперативно-тактическом мышлении Вестфалена. В июне 1915 года он погиб в конной атаке и погубил почти всю 2-ю бригаду». Правда, посмертно был отмечен орденом Святого Георгия 4-й степени и чином генерал-майора. Шапошников такой чести не удостоился. Хотя пятью боевыми орденами был отмечен, а в сентябре 1917-го в чине полковника принял 16-й гренадерский Мингрельский полк. Боев, правда, уже не велось. Царская армия развалилась.
После контузии в голову в октябре 1914-го Шапошников несколько месяцев лечился, восстановился, но в строй вернулся не сразу. Работал в штабе Северо-Западного и Северного фронтов. Только в ноябре 1915 года получил назначение в строй: начальником штаба Отдельной сводной казачьей бригады. Затем руководил штабом Туркестанской дивизии. И вот – мингрельские гренадеры, запоздалая самостоятельная должность. Не слишком радовало и избрание на съезде делегатов от военно-революционных комитетов начальником Кавказской гренадерской дивизии. В ноябре 1917-го от дивизии осталось одно название. И тысячные толпы солдат, потерявших представление о дисциплине.
В марте 1918-го Шапошников демобилизовался. Однако повседневная жизнь – это не только служба, карьера, чины. Это еще и семья. В 1918-м Борис Михайлович женился на 19-летней Марии Вьюковой. К слову, со временем она стала солисткой Большого театра, восемнадцать лет исполняла престижные партии. В конце концов повседневная жизнь – это деньги, еда, дрова, лекарства… А взять все это отставному полковнику без пенсии во время, мягко говоря, революционных преобразований попросту негде. Ну не в бандиты же идти? Думается, это был один из существенных мотивов для Шапошникова, размышлявшего о завтрашнем дне. Политически он был нейтрален. Армию знал и любил. Вот через два месяца и вернулся. Но теперь уже – в РККА.
В КРАСНОЙ АРМИИ
С одной стороны, этот период жизни маршала, растянувшийся почти на 27 лет, на виду. В энциклопедиях можно проследить этапы пути. Первые месяцы специализировался на организации разведки и разработке оперативных планов против Вооруженных сил Юга России Антона Деникина. Взятие Крыма осенью 1920 года давно и прочно ассоциируется с именем Михаила Фрунзе, непосредственно командовавшего операцией. Но директивы, приказы и прочие важные документы готовились под руководством Шапошникова. Орден Красного Знамени, врученный бывшему царскому офицеру в 1921 году, не был наградой по случаю.
Дальше – сплошные руководящие должности. В Ленинградском и Московском военных округах, в Наркомате обороны, в Военной академии имени Фрунзе. Дважды назначался начальником Генштаба – в 1937-м и 1941-м. От первого назначения был освобожден по болезни перед Великой Отечественной войной. Прошел месяц с начала войны, и Сталин вернул стратега на руководство Генштабом. Важный штрих. Шапошников – один из немногих в руководстве армии и страны, к кому «отец народов» в присутствии других людей обращался исключительно по имени-отчеству. Притом что в ближний круг маршал не входил и в застольях на ближних и дальних дачах не участвовал. В отличие от придворных маршалов Ворошилова и Буденного.
Уважение Сталина к военным талантам Бориса Михайловича не уберегло маршала от отставки с поста начальника Генштаба в мае 1942 года после болезненного поражения Крымского фронта. Характерно, что Керченской оборонительной операцией, которую в Берлине назвали куда романтичнее – «Охота на дроф», – руководил Семен Буденный, в апреле 1942-го назначенный начальником Главного командования Северо-Кавказского направления. «Охоту на дроф» генерал Эрих фон Манштейн начал 7 мая, а завершил спустя неделю. Его войска потеряли менее 10 тысяч солдат и офицеров. Красная армия – свыше 176 тысяч. Чьи именно ошибки привели к трагедии – Шапошникова, Буденного, командующего Крымским фронтом генерал-лейтенанта Дмитрия Козлова, других военачальников? Козлова понизили в звании и сослали готовить резервы. Шапошникова отправили в Наркомат обороны, а затем начальником Академии Генштаба. Буденный же сохранился в качестве командующего Северо-Кавказским фронтом.
О Борисе Михайловиче вспоминали многие из тех, кому довелось с ним служить, кто определял жизнь страны после событий 1917 года. Маршалы, генералы, политики. В один голос отмечали невероятную эрудицию Шапошникова, способность к глубокому анализу, а также трудоспособность, выдержку и вежливость. Еще один добрый знакомый из тех, кто служил в Генштабе и окончил его Академию уже многие годы спустя после ухода одного из создателей Красной армии и ее «Мозга», выразился просто: «Шапошников, Борис Михайлович? Он и в Африке Шапошников»…