- Давай же поскорее, там же все началось, - нервничала я, разматывая шарф. – Ну, мам!
Мне казалось, что мама специально всё так медленно делает. Будто замороженная – медленно достает из сумки мои туфельки и корону, не спешит отдавать пальто в гардероб.
- Вдруг начнут без меня? - я готова был топнуть ногой.
И еще дурацкие колготки – они морщатся на коленках. И туфли жмут и скользят. Дома на ковре не скользили, а тут на плитках – скользят.
Поднимаемся по лестнице. Все гудит от голосов и музыки. Искрится и мельтешит.
- Мам, а ты точно меня записала выступать? А я точно красивая?
А еще трепетал во мне вопрос – что подарят за исполнение? Хорошо бы большую пушистую игрушечную белку, какую я видела в Москве в Детском мире. Я даже просить её не стала – знала точно, что подарят. Я даже имя ей придумала – Рыжулия. Звучит очень загадочно, как имя киноартистки. Если я её получу в подарок, то обязательно посажу посередине дивана и буду любоваться.
Ах, вот она – ёлка, которую я ждала весь год! Я уже чувствую её запах. А сколько детей вокруг собралось. Теперь, главное, не испугаться и не забыть стихи. «Что ты щиплешься, зима, или ты сошла с ума…». Ну, я это с ума точно не сошла… если только совсем чуть-чуть от волнения. Главное, чтобы меня позвали выступать. А то вон его позовут – меня чуть не сшиб с ног толстый белобрысый мальчишка в костюме зайчика. Мальчик-зайчик с щеками как у медвежонка с открытки. Вот если его позовут выступать? А он лучше прочтет? Или споет даже. Я петь не люблю – точнее не петь, а петь ТАК, как заставляют взрослые. Музыкальная воспитательница в детском саду заставляет при пении браться руками за подол платья и еще головой качать из стороны в сторону. И глупо улыбаться. Очень смешно. А мне нравится руки поднимать, заламывать кисти и делать печальное лицо. Не головой мотать, как игрушечный медведь, а раскачиваться из стороны в сторону и руки разводить, будто вот-вот взлетишь. Как певица Пугачёва.
Я пела про старинные часы и про айсберг. Вставала перед зеркалом, брала в руки скакалку и раскачивалась. А ты такой холодны-ы-ы-ый!
- Ну, что ты воешь! – прибегала с кухни бабушка. – Прям как Пугачева.
- А я и есть Пугачева. И эта.. Толкунова тоже.. хочешь спою? Видишь луна в ночи зажглась, шепчутся мишки в сказку-у-у-у!
Может, и правда, спеть? Лишь бы скакалку дали. А лучше настоящий микрофон.
Я встаю в хоровод, иду направо, налево, руки поднимаем, опускаем, кружимся. А сама всё думаю – я недавно поняла, что умею думать. Поначалу даже испугалась – как это, внутри меня – слова. И мои и не мои. И целые картинки. Это и называется – думать?
- Ну, дети, кто порадует старика, прочтет ему стихи или станцует? – густой бас обрывает мои мысли. Я на ёлке.
- Я! Я! Я! – наперебой закричали и запрыгали дети. И я вместе с ними. Даже руку тянула, как в школе. Я в школу еще не скоро пойду, но уже многое знаю.
А Дед Мороз ходит вдоль хоровода, рассматривает детей. Эх, совсем на другую сторону ушел. Басит что-то. Вернулся. Задержался возле мальчика-зайчика. А потом подошел ко мне, близко-близко. Сердце заколотилось, ладошки вспотели, в горле ком и как назло слова песни в голове: «Выбери меня, выбери меня, птица счастья завтраш…»
Но тут с другой стороны появляется Снегурочка и ведет за руку крохотную девчушку в скромном платьице обшитом жиденькой мишурой. Девочка вдвое ниже меня ростом, таких маленьких в садике даже на горку и на качели не пускают. А Снегурка ведет ее в центр круга, прямо под ёлку. Может, девчушка потерялась просто?
- А вот и наша первая участница! – басит Дед Мороз и хлопает. Хлопают и дети. Все, кроме меня.
Дед Мороз наклоняется и подносит к лицу девочки настоящий микрофон. На длинном черном шнуре.
- Что ты нам расскажешь, Анечка?
Девочка отворачивается, шмыгает.
- Ну, не стесняйся, смотри, сколько ребят пришло тебя послушать.
Нет, точно не потерялась… Она заняла мое место!
Девочка снова шмыгает и начинает что-то булькать в микрофон. Слов не разобрать. Буль-буль-шмыг-буль… Ля-ля-ля… ома… е-а-о-е-ла-фты-фты…
И тут я понимаю, что наглая кроха читает МОЁ стихотворение! Не читает, а булькает. И на «фты – чисты» замолкает.
- Какая молодец! – восклицает Снегурочка и… Тут Дед Мороз развязывает свой большой красный мешок и достает из него… Большую рыжую пушистую, с огромным хвостом и задорной большеглазой мордой – Мою Белку! Мою Рыжулию!
Дальше я мало помню. Помню, что сорвала с головы корону и бежала, что споткнулась на лестнице, а потом долго плакала, сидя на холодной скамейке возле гардеробной, навзрыд, наразвыв, трагически как Пугачева.
А мама даже не успокоила меня. Она сказала, что я большая, а девочка маленькая. И потому ее и вызвали. Что маленьким надо уступать. Так поступают взрослые.
Прошел мимо мальчик-зайчик с хлопушкой в руках, девочка-снежинка с маской-носатыми-усатыми очками. Другим детям подарили простые дурацкие подарки. Хотя я уверена, что ВСЕ они выступали лучше, чем эта булькающая малявка.
- Ты взрослая, большая, - твердила мне мама. – Да, она прочитала хуже, чем ты… но она маленькая…
- Но в прошлом году все хлопали мне! Я бы точно лучше нее прочитала! И получила бы мою белку…
- А в прошлом ты была маленькая. Всегда есть кто-то моложе...
Моложе.. Значит, я старая.
Я тогда еще не знала про кота Шредингера, но я точно ощутила себя им. Вот я. Такая вся живая и настоящая. И я одновременно не знаю, кто я – взрослая или маленькая. Или и то и другое одновременно. А отчего и как я становлюсь взрослой? Кто этим управляет? А как понять – какая я в данный момент?
Вот так в один праздничный новогодний день я и ощутила себя взрослой. И одновременно беззащитной и ничего не значащей. А кто в этом виноват? Неужели Дед Мороз? Или просто жизнь?
фото - личный архив автора