Зашел посмотреть ваш двор. В детстве тут бывал. В пяти минутах ходьбы от нашего домика, Чеховых, на Полицейской улице. Полицейская управа теперь на Александровской. А на Чехова остался околоток. Была улицей Рыбной, теперь Энгельса. Вместо Рыбного рынка, с подземными хранилищами Университет. Рыбы теперь мало, хватает и двух прилавков на новом, центральном. Контрабандная торговля. Давненько не был в этом самом Таганроге.
Какого года постройки ваш дом? 1863-го года. Совпадает. Грязь, на все времена. Стараемся! Поддерживаем город в аутентичном, как говориться состоянии. Смеемся. Мусора, жуть, сколько! Убивают свалки, дикие дороги. Разве это тротуары? Совсем загадили город! Прилично одеться нельзя, чуть ноги не переломал.
Это не я, даже трамвайные билеты домой приношу, чтобы в мусорное ведро. У нас можно только на авто. По Яндексу, куда? Туда и обратно. Даже улиц знать не надо. Собаки, на Карла Либкнехта, в прошлом, вашей Митрофановской, знают, что приличные люди пешком не ходят. Покусать и порвать одежду готовы, за не порядок, а Вы весь в белом.
Спрашивает вдруг, от чего же это я опустил так местный театр его имени в своем рассказике «Театральная жизнь»? А где прочли? «В Контакте», где же еще.
А как же понимать тогда, из Ваших опубликованных записочек такое? «Каждый идет в театр, чтобы, глядя на мою пьесу, научиться чему-нибудь тотчас же, почерпнуть какую-нибудь пользу, а я вам скажу: некогда мне возиться с этой сволочью». Он смутился. Это не серьезно. Вырвано из контекста, а может, и не было вставлено туда. Не помню. Там есть и по хлеще. Но, наши же мнения совпадают? Да, еще, как да. Ставят Ваши пьески и всякое непотребное. Народу нравится, так народ сам утверждает. Кто же признается, что муть смотрел, за свои деньги. Ему захочется, чтобы и другие потратились и тоже прокололись. Толпой не так обидно.
Станет потом общим лживое мнение о драматургах и авторах, режиссерах, художниках, актерах, актуальности, энергетике и сильных впечатлениях. У несведущих и не посвященных могут появиться ощущения неполноценности и даже зависти. Взвинтится ажиотаж, пойдут аншлаги, уже новые «поклонники театрального искусства» не смогут устоять против ощущения полного идиота. Обман и подлость. Попадется случайный человек на таком спектакле и поймет это. Все станет на свои места.
И тут без буфетов не обойтись. Легкая выпивка смягчит суждения и мнения, высказанные вслух. Они будут подобны исповедям, таким же, как ты. Хорошо бы в присутствии участников спектакля. У кого-то проявится вкус, а пошлости не станет места.
А если бегом домой, даже взяв пальто с собой, в зал, чтобы скорее наесться борща с салом, да с чесноком и свалиться спать. Поутру получить изжогу, что и как расскажешь о спектакле?
В театр надо готовиться заранее, даже принять ванну и идти пешком, красиво одевшись, с друзьями и любимыми, они, по крайней мере, врать не дадут.
Предлагает в паб на Николаевскую, теперь Фрунзе, там сегодня Брокенролл бэнд. Конечно, соглашаюсь. Как одеться? До Антона Павловича, как до зеленых веников. Красив и статен. Жена настаивает по приличнее брюки одеть, хотя бы. Мне шляпы идут только соломенные и то, в такую жару, когда даже собаки прячутся.
О! Вспомнил. Антон Павлович, а ведь мне предлагала одна дама. Из отдела культуры нашей администрации. Управы. Изображать Вас по выходным и праздничным дням. На публике. По 500 рублей за выход. Меня собирались одеть соответствующим образом из театрального реквизита. Но у меня же рост не тот, говорю. А она, подберем туфли на высоких каблуках. Соглашайтесь. Как узнала, что я женат, так жена Ликой Мизиновой, тоже за 500.
Я? Меня? Хоть и в твоем исполнении. Дефиле, даже в Таганроге. По набережной, как в «Даме с собачкой» с Ликой Мизиновой? Какая пошлятина? Какой ужас! И ты согласился? Да Вы что, я дурно воспитан? Напишите про меня. Нет, город Таганрог, должен родить нового «Чехова». Я такое не потяну. Так у нас ходит по улицам Петр Первый! Ты думаешь, что Петр, имел понятия об этике и эстетике? Вот он пусть и ходит, так ему и надо.
Ну, может не рассказик и не пьесу, а презентацию, или инсталляцию попробуйте. Да я, так и не уразумел, что это такое. Это очень простые, в современном мире понятия. Поясню, как говориться на двух пальцах. Презентация, это когда автор, например, представляет продукт своей жизнедеятельности по большой нужде в готовом, уже совершенном виде. А когда автор, это производит на публике, как говорится на театре, это инсталляция. Это что в ночной горшок? Да нет же, прямо на грунтованный, подготовленный заранее холст, с фоном в гармонии с оттенком продукта. Черный цвет - мракобесие, белый – духовная чистота, можно небесной чистоты или весенней молодой зелени. Хорошо это чувствуется в роскошных золотых багетных рамах. Все это возможно, конечно, в отсутствии запоров. А запахи? Не пальцами ли носы зажимают? Нет, нет. Надо же хлопать в ладоши при выражении восхищения. Продаются армейские противогазы вип-публике, бельевые прищепки, публике попроще. Фу, какая гадость!
Что Вы хотите? Меняется мир. Объясни еще, кто такой промоутер? Соучастник сих действ, который в маленьких рамках торгует кусочками, как вроде миниатюрами. Да, ну? Вот Вам и да, ну. Современное актуальное искусство! Ну, ты и укандопопил меня, и похлопал по плечу.
Напишу-ка я роман. Нет у меня толкового. Пытался. Но! Хочу, как Толстой, Лев Николаевич. Знаешь, кто станут героями. Нет, не героями они будут. Какие к черту герои? У Антона Павловича загорелись глаза, искорки прямо. Это будут участники событий. Антон Павлович, так это же моя концепция, прошу найти место для соавтора. Легко, дорогой мой друг. Роман про таких, как Таганрог.
Прошел дождь, густо пахло сиренью. Мимо Рыбинспекции пошли по Коммерческому, ныне Украинскому. Антон Павлович вошел в раж и планировал фабулу романа. Любовный не классический плоский треугольник, а объемный многогранник. «Отдел Культуры» женат на «Администрации». Двое детей. «ЗАГС» и «СОБЕС», плоды пылкой любви, но с годами охладел к ней. «Народ» тайно и безнадежно волочится за «Администрацией» и делает всякие подношения. Макияж ее на высоте, выглядит прекрасно и всегда в форме. Хохотушка. «Отдел Культуры» ввязался в грязную историю с известной своими похождениями «Статистикой». Пыталась покончить с собой с помощью штопора. «Администрация» влюблена в кутилу, игрока и погрязшего в долгах «Водоканал».
Повернули на его улицу. Пройдем мимо твоего домика? Месяц здесь не был. А я вообще почти полтораста лет не был, и как то не тянет. Зря Вы, соседом рядом с домиком, всем известный и классный кровельщик, Витек. Если что, советую.
Домик. В окнах нет света. Музей. Как и школа моего имени, в которой никто не учится. Все для чиновников. Читайте мои письма, дорогой друг. Читал, уважаемый Марксист. Ну, ладно, подписывался «Ваш Марксист», когда продался Адольфу Марксу за табун в двадцать пять тысяч лошадей. Лошадь стоила тогда 3 рубля. Даже Лике, кажется, подписывал, да и Потапенко. Ты представляешь, втюрилась в меня по самые уши. И жениться на ней? Ох и глупая баба, поверила, что мой котенок, который ей нравился, родился от соседской кошки и голубя. Позиционировала себя то актрисой, то писательницей. Как в семье может быть два писателя, грызлись бы постоянно.
Антон Павлович, эта, история с котенком, так заинтересовала Потапенко, что забрал Лику в Париж, любовь, был ребенок, умер, хотел жениться, чуть не развелся с женой, а та собиралась свести счеты с жизнью. Чем не пьеска? И ты веришь в эту басню? Из Ваших писем. Они у меня уже в «Чайке» есть, хватит с них. А потом, Потапенко не казался мне полным идиотом. Скорее «всесторонним негодяем».
Повернули на Тургеневский (бывш. Депальдовский). Ты знаешь, о чем я подумал? О чем? О путешествии, для вдохновения, перед таким романом. А какие проблемы, Турция, Эмираты, совсем не дорого. Он посмотрел на меня, будто я с Луны свалился. На Луну! В экспедиции от Илона Маска. Нужно 20 миллионов баксов. Кому бы продаться? Олигарху какому-нибудь. Их деньги грязные, токсичные, пусть сначала отмоют, а там посмотрим. Вы им не верите? Голодная собака верит только в мясо.
Подошли к пабу. Возникла проблема. Антон Павлович моложе меня в два с лишним раза. Я его на Вы. Из почтения к важной персоне, всемирно известного писателя. А тут? Он меня, ты. Так называет даже детвора, но это дети и внуки моих друзей, подражая родителям и дедам с малого возраста, так и остается по привычке, скорее, чем от неуважения. Я не обращаю на такие вещи внимания. Но я, кажется, не дружил с отцом Чехова.
Несколько человек курили. Не успел я представить этого щеголя, а с ним каждый приятельски, как с нашим Петром Первым. Вошли. Все, как будто ждали, аплодировали и вскакивали с мест. Антон Павлович, ах, Антон Павлович! Народу много, свободных мест нет, но ему многие, вставая, предлагали расположиться. Меня просто никто не замечал. Он перекидывался всякими шуточками и приветствиями. Мгновенно вписался в публику, видимо, в силу харизмы.
Все были, как всегда, на месте, бармены, Антон с Настей, Соня и многие завсегдатаи заведения. Его усадили за большой стол в центре зала и сразу налили водки. С лихим изяществом, двумя пальчиками левой руки и оттопырив безымянный с мизинцем, опрокинул рюмку. Многие уже к началу концерта были на подпитии, как того требует паб культура и местный этикет. Каждый из присутствующих бросался к Соне и, желая угодить, оплачивал посещение Чехова. Двойная выручка. Начался концерт, у музыкантов все получалось, то ли от присутствия важного гостя, то ли от хорошей выручки.
Я стоял, в толпе, не поместившихся. В проеме между залами. А там продолжали наливать и чокаться. Похоже, Антона Павловича понесло. Перекур. Он вышел с сигаретой в зубах, пожевывая и гоняя ее из угла в угол рта, наподобие Фаины Раневской, исполнявшей роли его героинь. В меру взъерошенный и в меру счастливый, обшаривал карманы в поисках спичек. Потрепал меня за щеку и потащил на улицу. Я, разговорился он, не очень по музыке, ну, не то, чтобы медведь на ухо. Так вот, не могу удержаться. Яша Хендрикс, это настоящий Хендрикс! Не то, что Джимми. Яша, звучит. Бах что ли ему рассказал? Сегодня молодец Алексей, на акустическом басу, пяти струнном. Андрей, как всегда, буквально в ударах и в перкуссиях. Лена с пиццикато хороша, очень хороша. Иван просто умница. Правильная репертуарная политика, ведение концерта и в стихах вкус. Я то, стихов сам не писал, это не мое, разве, что частушки по ходу пьесы. На улице стоял галдеж, каждый отрекомендовывался и тряс руку Антону Павловичу, а за одно и мне.
Пошли в зал. Может, как-нибудь сходим в театр? Он остановился, положил мне руку на плечо. Пожалей, дорогой! Вошли, и тут он увидел Соню. Лицо, волосы, и особенно глаза, взгляд в манере кисти Эль Греко, хотя мне думается больше Ван Дейка. Да. Его переклинило, ему уже никто не нужен. Я пошел домой. Прекрасная пара. Она художник, он писатель. Интересно, многие называли влюбленных в него поклонниц антоновками.
Стоп. Почему я не засомневался, что это Чехов? Почему не спросил, когда только увидел? Кто Вы? Все ведут себя, будто он, как ряженый Петр Первый. Такая осведомленность во всем. Розыгрыш? Неужели опять, попал в лохотрон. Как вести себя? Один раз встретил Петра Первого в трамвае, я приветствовал, как Петра Алексеевича, и поболтали. О том, о сем. А остальные уставились тупо в окна и ни гу-гу. Это, видимо, во мне дело! Кого хочу, и если могу, тем того и делаю. Имею право!