...Увидеть его в освещенной дневным, ярким солнцем тундре было мудрено, свет до рези слепил глаза. Волк обнаружил себя неожиданно, метнувшись серой точкой между редких кустиков. Я заметил его боковым зрением, просто почувствовал редкое живое движение справа по курсу. Из-за того, что в последние несколько лет регулярно по весне случались жестокие заморозки, парниковый эффект, тундра, некогда живая весь год сейчас - выглядит в точности “страной белого безмолвия” - не успевают птенцы и детеныши подрасти и окрепнуть, а их и примораживает.
- Ну, все берем! - сказал наш проводник и владелец вездехода. И показал нам все особенности северной забавы - трудно назвать это охотой. Потому, что охота на волка, медведя, мамонта - кого угодно, на просторах ровной тундры сейчас - не мыслима без вездехода и снегоката мощностью от 50 лошадиных сил и выше. Для сотен поколений серых, встреча с человеком означала одно - смерть. Так было до эры вертолетов и тем более законно сейчас. Страх перед человеком - в звериных генах. А потому они не знают ничего другого кроме как, услышав треск мотора - бежать. Но куда они могут убежать от неутомимого двигателя?
Погоня длится пол часа, час. Но рано или поздно у волка начнет выскакивать из груди его волчье сердце. Через семьдесят километров погони, волк уже перестает быть хищником. Он становится несчастным загнанным существом. Уже не в силах бороться за жизнь он ложится на снег: делайте со мной все что хотите.
Жалко, что мы начали эту погоню. Оставлять серого на снегу не было смысла. Он производил впечатление загнанного инвалида. Кирилл выстрелил ему в ухо и бросил тушу в кузов. Шкуру не испортили.
Искать самку уже совершенно не хотелось. Наверняка она была где-то рядом, наблюдала за происходящим. Как и у нее, у нас в душах остался неприятный осадок. Только для одного Кирилла - это была более или менее привычная работа, которую, однако, нужно было поскорее заканчивать.
Мы покатили по нашей колее назад в сторону Воркуты. Немного жалели, что не доехали до стойбища оленеводов, но, как оказалось, встреча с оленеводами была все-таки запланирована в нашей поездке по тундре…
Скоротав ночь в вездеходе над телом убиенного волчишки, наутро, как рассвело, мы с удивлением обнаружили, что мотор не заводится. Часа два помудрив с двигателем, Кирилл его запустил, но машина работала с перебоями. Сделали еще пару вынужденных остановок. Вездеход то ревел как обычно, то вдруг начинал чихать и дергаться как недобитый мамонт.
Посовещавшись, мы решили вдвоем, не спеша двинуться вперед, чтобы, в случае если наш водила отремонтируется, он нас догнал, а если у него не получится, то мы пришлем ему подмогу. Как оказалось, он без нас - быстро починился и доехал до города раньше. Мы еще мерзли в палатке, когда вездеходщик грелся у домашней печки и – прикалывался на наш счет.
До города оставалось всего ничего, однако “снегокат” нам Кирилл не доверил. Да и бензина в нем оставалось слишком мало - до города могло и не хватить. Мы нацепили лыжи, и пошли по колее. Планировали до наступления темноты дойти до окраины города, а там уж можно поймать попутку или просто сесть на рейсовый автобус. Но мы переоценили свои силы. Часам к семи вечера мы выбились из сил и решили установить палатку, отдохнуть.
Приготовили на газовой плите скудный ужин. Корейская плитка без конца гасла на тридцатиградусном морозе, так что пришлось согревать баллончик ладонями. От смерти в результате отравления газом или обморожения, нас спас проезжавший мимо ненец. Мы были разбужены поскрипыванием снега вокруг нашего временного пристанища. Высунув нос с ружьем из-под полога, мы смутно разглядели оленью упряжку и добродушного ненца в арктической позе...
Николай Ледков с ветерком довез нас до дальней окраины Воркуты, где между поселком Советский и “столицей мира” поставил свой чум брат Николая Иван Егорович Ледков. Если кто не знает про “столицу мира”, сообщим, что так по настоянию мэра называют этот северный городок его жители, которые иногда путают и называют Воркуту “столицей мэра”. А вообще по меркам центральной России город Воркута весь – сплошная “окраина”. В чуме Ледковых мы малость оттаяли в радушной компании его жены Лауы, детей Семена и Петра, а также бабушки Дарьи.
Увы, не знаю, как долго продлится это радушие, мы не знаем. Потому, что оленей у Ледковых осталось мало. Те, что еще есть интенсивно распродаются. Ненцы по своему добросердечию не могут отказать заезжим воркутинцам. Помогут ли им жители “столицы мира”, когда съедят всех оленей, мы не знаем. А тех денег, которые мы оставили оленеводам, им точно хватило совсем ненадолго.