Ситуация в Венесуэле привлекает внимание мировых СМИ. Чем ответит чавистский режим Николаса Мадуро на вызовы «венесуэльского майдана»? Спета ли политическая песня Хуана Гуайдо, которого США и около 50 других государств поспешили признать «законным президентом Венесуэлы»? Профессор факультета междунродных отношений СПбГУ, доктор исторических наук Руслан Костюк попросил ведущего научного сотрудника Института Латинской Америки РАН, кандидата наук Андрея Пятакова поделиться личными впечатлениями о столице Венесуэлы – Каракасе.
Руслан КОСТЮК: Уважаемый Андрей, создаётся впечатление, что в Каракас сегодня не очень активно едут туристы…
Андрей ПЯТАКОВ: Венесуэлу и особенно её столицу – Каракас – нельзя назвать «туристическим раем». Обычные туристы избегают поездок сюда. Во многом из-за того образа страны, которые сформировали транснациональные СМИ. Для них – это страна нищеты, разгула преступности, отсутствия безопасности и т. д. и т п. Но все их оценки, как показал личный опыт, надо делить, по меньшей мере, на два. Да, это всё есть, но зачем же специально демонизировать и превращать страну в «исчадие ада», а ведь именно так относится к Венесуэле среднестатистический турист-обыватель.
Но вот для «политического туриста», для того, кто имеет какое-то представление о родине Чавеса, а особенно для того, кто специально изучает Венесуэлу, Каракас – это рог изобилия впечатлений и наблюдений, визуальных находок. Именно во втором статусе я и отправился по приглашению венесуэльского МИД в Каракас, уже второй раз – для участия в международном форуме солидарности с Боливарианской Республикой Венесуэла. Такой непосредственный контакт с городом, когда твоё сердце бьется синхронно с пульсацией его жизни, – это уникальный опыт, о котором обычно не пишут, а если и пишут, то с враждебных позиций.
Я же считаю себя венесуэльским патриотом, хоть и с российским гражданством. И всё нижеизложенное – это результат восприятия, пропущенного через сложную палитру чувств: обеспокоенность и тревога; радость от успехов; негодование по поводу попыток покуситься на суверенитет Венесуэлы; надежда на то, что правительство найдёт в себе силы справиться с текущими трудностями, и разочарование от того, что многие шаги пока не достигают поставленных целей.
Руслан КОСТЮК: Какие у Вас первые житейские впечатления от этого посещения венесуэльской столицы?
Андрей ПЯТАКОВ: Весенний Каракас периода буйного цветения раскрашен в цвета венесуэльского флага. Розовые и красные цветы дерева апамате в парках; манго раскинули цветущие ветви вдоль магистралей и дорог. Идёшь – и вдруг впереди яркая вспышка: это арагуаней, национальное дерево Венесуэлы, распустилось блистательно-желтыми цветками, которые, осыпаясь, создают вокруг какой-то необъяснимый по своей магии круг солнечного света, будто лучи тропического солнца устали светить и прилегли под деревом немного отдохнуть. И над всем этим цветущим растительным разнообразием спокойно и умиротворенно сияет голубое венесуэльское небо, выйдя из лёгкой философской задумчивости после небольшого кратковременного дождика.
Но помимо сезонной красной весны есть ещё и политическая, которая не зависит от времени года, – «вечная весна», как поётся в одной из песен Егора Летова. По периметру города раскинулись холмы с кварталами-барриос, районы самостроя из красного кирпича. Издали создаётся впечатление, будто и там цветёт исполинское дерево, раскинув бордовую крону над городом. Эстетически это выглядит очень впечатляюще, но с точки зрения социальной эти лачуги, которые здесь не без иронии называют «ранчо», – конечно, большая проблема, решать которую впервые начал Уго Чавес. С 2011 года его правительство приступило к строительству домов для бедняков. С тех пор построено три миллиона квартир, но, как ни парадоксально, и эта масштабная программа проблему «ранчо» коренным образом не решила. По-прежнему «красное дерево» нависает над Каракасом, отбивая у туристов желание приезжать сюда.
Странно, но многие жители барриос сами не хотят переселяться в новые дома, хотя и предоставляемые фактически бесплатно. Сказывается инерционность мышления, привычка к насиженному месту. Те же, кто всё-таки переселяются, переносят в новые условия свою прежнюю культуру быта (точнее, её отсутствие). Например, многие жители жалуются на то, что в новых домах часто ломаются лифты. А происходит это от того, что на них возят… мотоциклы. Лифты просто не выдерживают таких нагрузок и выходят из строя. Очень часто включают музыку, что называется, на всю катушку и в импульсивном латиноамериканском духе «слушают» её грохот ночь напролет. Говорят, что маленькие дети в таких домах беспокойно спят по ночам из-за постоянного шума. Что же, народ надо воспитывать…
На стенах Каракаса можно увидеть в порядке социальной рекламы призывы: «Сделаем Каракас городом без мусора», «Меньше мусора – больше здоровья!» и т.д. Но пока эффект от таких призывов недостаточный. Преодоление инерции старых привычек – вот главный вызов для новых жителей цивилизованного Каракаса. Правительство понимает, что со дня на день проблему барриос не решить. Поэтому была создана специальная программа по благоустройству «ранчос» (“Barrio Nuevo Tricolor” – «Новый трехцветный баррио»): дома красят в яркие цвета, меняют двери и окна, проводят канализацию и электричество. Но все это – паллиативы, предполагающие консервацию проблемы, а не её решение.
Руслан КОСТЮК: В политическом плане что произвело на Вас большее впечатление?
Андрей ПЯТАКОВ: Конечно, политическое сердце Каракаса бьётся в Куартель де ла Монтанья. В начале XX века здесь были военные казармы, потом они были переоборудованы в Военно-исторический музей, а после кончины Уго Чавеса последний стал Мавзолеем, где покоятся останки лидера Боливарианской революции. В Мавзолей я стремился попасть и в первый раз, и когда в сентябре 2017 года стало известно, что доступ закрыт из-за восстановительных и ремонтных работ, я, словно предчувствуя будущее, ничуть не расстроился. «Значит, ещё будет повод приехать снова», – подумал я, и оказался прав.
В первый раз нас, делегатов международного форума солидарности, привезли сюда централизованно, 5 марта, – в день пятилетия физического ухода Чавеса. Здесь состоялась церемония чествования лидера революции: собрались его родственники, ближайшие друзья, соратники. Участвовал высший генералитет во главе с министром обороны Владимир Падрино Лопесом. На церемонии присутствовал и президент Николас Мадуро Морос. Ожидалось, что он выступит с речью, однако этого не произошло. Церемония длилась два часа и включала два религиозных действа: вначале католический епископ прочитал молитву за Уго Чавеса, а затем представители индейских религиозных культов совершили обряд и ритуальный танец вокруг могилы Команданте в его честь.
Но одно дело присутствовать на церемонии в статусе делегата, а другое – прийти сюда так, как ходят обычные венесуэльцы. И вот на следующий день я, выкроив время в плотной повестке форума, еду в сопровождении венесуэльских друзей в центр самого боевого и прочавистского района Каракаса – баррио «23 января». Чтобы добраться от станции метро “Caño Amarillo” до Мавзолея, нужно совершить восхождение на высокий холм. Поднимаемся по извилистой асфальтовой дороге. Над нами нависают исполинским урбанистическим муравейником однокомнатные «ранчос»: раскрашенные в рамках миссии по облагораживанию барриос в разные яркие цвета, они выглядят будто детские кубики, впопыхах неаккуратно сложенные ребёнком. По пути неожиданно встречается… российская, скорее ещё советская, «Нива»… сожжённая… а внутри висит потрепанный венесуэльский флаг. Надо сказать, зрелище несколько сюрреалистичное. Впрочем, никакого русофобского контекста здесь нет: рядом с «Нивой» стоял такой же сожжённый американский «Кадиллак» годов 80-х, как бы уравновешивающий этот апокалиптический натюрморт. И граффити, граффити, граффити…
Доходим до многоэтажного дома-знамени, раскрашенного в цвета венесуэльского флага. В центре флага вместо восьми звёзд нарисованы глаза Чавеса, смотрящие прямо в сторону Мавзолея, – всё-таки венесуэльцы преисполнены чувством символичности и поэзии. Проходим мимо бейсбольного стадиона, украшенного многочисленными цитатами из речей Команданте. Наконец, доходим до указателя, указывающего на «4F», – именно так в Венесуэле обозначен Cuartel de la Montaña, в честь 4 февраля 1992 года, когда под руководством Чавеса было совершено вооружённое восстание против политики неолиберализма, фактически положившее начало Боливарианской революции.
Впереди виднеются контуры Мавзолея, – места, которое в Венесуэле называют «Рассветом надежды» (именно такие слова высечены на позолоченной доске возле входа в сам Мавзолей). Указатель находится недалеко от центральной площади самого боевого и прочавистского баррио «23 января». Здесь воздвигнут монумент, на котором высечено изречение Чавеса: «Ураганное пробуждение, сотрясающее страну с 4 февраля 1992 года, – продукт коллективного осознания, позволившего венесуэльцам убедиться в том, какой огромной суверенной силой они обладают». И повсюду – граффити местных коммун и коллективов: «Коммуна Симон Боливар», «Ла Пьердита» и пр. Для меня было очень важно пройти пешком по этому маршруту, каким ходят обычные венесуэльцы, – по пути, которым в последний путь провожали Чавеса к месту упокоения.
Весенний Каракас – это рубеж между сухим сезоном и сезоном дождей, который начинается где-то в апреле. В это время бывают странные кратковременные дожди. Поморосит, поморосит – и вдруг выглянет солнце. Такой тип осадков каким-то странным образом накладывается на дату – пятилетие физического ухода Уго Чавеса.
Руслан КОСЮК: Андрей, в зарубежной политической литературе немало можно прочитать о фактическом политическом и социальном разделении столицы Венесуэлы. Что Вы могли бы по этому поводу отметить?
Андрей ПЯТАКОВ: Исторически Каракас делится на Западный и Восточный. В первом проживают в основном бедные слои населения, сторонники Чавеса. Во втором – преимущественно «средний класс» и более зажиточные слои. Где-то посередине проходит водораздел в виде такой архитектурной вертикали, как местные небоскребы. Они начинаются в центральной части города и постепенно уходят в Восточный Каракас. Эти высотные, блестящие стеклянной роскошью, элитные многоэтажки словно специально созданы, чтобы показать разительное социальное расслоение. Построенные в период нефтяного бума, теперь они служат офисами крупных частных корпораций и фирм, иностранных и местных. Рядом с ними холмы с красными лачугами выглядят как социальный укор капитализму. Но барриос гордо держатся на высоких холмах, словно смотрят на небоскребы со своего высока, всё равно оказываясь выше их – как физически, так и морально. Удивительно, но по внешним признакам трудно отличить жителя Западного Каракаса от резидента Восточного. Особенных отличий в одежде и внешнем виде я не смог зафиксировать.
Помимо социального признака, Каракас можно разделить и по эстетическому. Западный Каракас – это красные районы кирпичных барриос, восточный – респектабельные дома среднего (и высшего) класса, где превалируют белые и серые цвета. Но постепенно ростками новой жизни прорезается в общем пейзаже и новая «вертикаль» – новостройки миссии «Жильё». Многие из них возведены из того же красного кирпича, будто трансформировавшиеся жилища бедняков. С большинства стен таких многоэтажек смотрит лик Чавеса – пожалуй, самое распространенное официальное граффити, включающее огромную по размерам и видную издалека личную подпись Команданте.
Граффити и надписи в этих двух частях мегаполиса разительно различаются эстетически. Западный, чавистский, Каракас пестрит разноцветными настенными рисунками, броскими надписями и призывами. В этих граффити кипит жизнь, бурлят эмоции. Надписи же зажиточных районов, на мой взгляд, какие-то безжизненные и безликие. Максимум, что в них можно увидеть, – это черная надпись на белой стене или на плитке тротуара. Это либо «философское» умозаключение типа «Думать иначе – это не преступление», либо грубое оскорбление президента Мадуро, часто нецензурное.
Например, на площади Альтамира – прилегающей к авениде Франсиско де Миранда, ставшей во время попытки государственного переворота 2002 года местом концентрации оппозиции (говорят, в близлежащих высотках складировалось так и не применённое оружие), а в 2017-м плацдармом для уличных беспорядков-гуаримбас, можно увидеть надпись – «Я предпочитаю умереть в мире, чем жить при социализме». На каменной скамейке той же площади чёрным баллончиком написан один из старых лозунгов: «Свободу не просят, её требуют». Складывается впечатление, что у оппозиции нет творческой энергии, отсутствует собственная эстетика, нет своего лица и графического дискурса. А вот у чавистов есть. И пусть большинство их граффити в общем и целом однообразны, часто повторяют друг друга, но среди них немало и творческих. Иногда встречаются просто шедевры уличного визуального искусства.
Например, на стене одного из старейших учебных заведений города, Лицея имени Андреса Бельо, имеющего свою революционную историю 60-70 годов, и расположенного недалеко от станции метро «Изящные искусства» (“Bellas Artes”) развернута почти двадцатиметровая панорама граффити известного художника на исторические темы – от Войны за независимость до прихода к власти Чавеса. Этому полотну, настоящему произведению графического искусства, можно посвятить самостоятельное научное исследование и проследить историческую эволюцию андского государства: детально прорисованы события, каждый исторический персонаж, политические перипетии и т.д.
Когда выходим из метро “Capitolio” («Капитолий») в центральном Каракасе, где буквально в шаговой доступности расположены ключевые политические места столицы: площадь Боливара, здание Национальной ассамблеи, где сейчас проводит заседания Конституционная ассамблея, в пятнадцати минутах ходьбы – президентский дворец Мирафлорес. Здесь же сконцентрированы исторические точки города: Дом-музей Симона Боливара, Пантеон и остальные государственные музеи, вход в которые, кстати, абсолютно бесплатный для всех посетителей. Справа от площади Боливара расположено здание Национальной библиотеки, аналога нашей Библиотеки имени В. И. Ленина, а в центре небольшого сквера перед ней стоит памятник Омару Хайяму.
Площадь Боливара, по традиции ставшая местом проведения регулярных прочавистских митингов, как всегда бурлит. Сейчас здесь развернута сцена под навесом, раскрашенным в цвета венесуэльского флага. Выступает какой-то оратор. Напротив, расставлены пластмассовые стулья, народ внимает говорящему. Через несколько минут его сменит новый. Здесь также чувствуется градус политизации общества. По всему периметру площади нет свободных от граффити мест. Подхожу к одной – это изречение Че Гевары: «Помните, что высшая ступень, которой может достичь человек, – это быть революционером». За ним следует изображение Фиделя Кастро и соединённые воедино руки народов Латинской Америки, раскрашенные в цвета национальных флагов.
Такие граффити не делаются по шаблону – это выплеск народного самосознания, форма выражения венесуэльского менталитета. А вот оппозиционные настенные рисунки творческой энергетики лишены начисто.
Руслан КОСТЮК: Почти везде можно прочитать, что Венесуэла является этаким «криминальным лидером» Латинской Америки. Что можно сказать по этому поводу применительно к Вашим каракасским впечатлениям?
Андрей ПЯТАКОВ: В самом деле, Венесуэлу и особенно Каракас демонизируют, будто это преступное исчадие ада. Есть ли здесь преступность? Конечно, есть. Высока ли она? Очень высока. Но зачем абсолютизировать и сводить чуть ли не главную особенность Каракаса только к этой черте.
Мне вспомнилась серия статей журналиста Владимира Ворсобина из «Комсомольской правды», написанных после посещения Венесуэлы. Это крайне тенденциозные материалы, где в духе прозападных СМИ внимание акцентируется только на негативе, причём в режиме тотальной абсолютизации всего отрицательного. Так вот, в первой статье автор, правда не сам, а как бы устами своих телохранителей, выдвигает такой тезис: в Каракасе можно продержаться не больше 45 минут – обязательно что-нибудь случится, если только, как пишет Ворсобин, «…какой-нибудь добрый человек не укроет тебя в доме и не вызовет полицию». Я самолично проверял это правило дважды – в первую и во вторую поездку.
Первый раз вечером, когда уже стемнело (а темнеет в Каракасе рано – примерно в 18.30 – 19.00), я вышел и прошёлся от отеля “ALBA-Caracas” до Президентского дворца Мирафлорес и обратно. В общей сложности прогулка заняла около двух часов. Это потом уже выяснилось, что Центральный район считается одним из самых опасных в городе. Я-то думал, что рядом с президентским дворцом все должно охраняться. Но я заходил в тёмные переулки, бродил между домами. Бросилось в глаза и запомнилось, что улицы были практически пусты и малолюдны. На следующий день выяснилось, что вечер прошедшего дня был накануне начала школьной поры, дело было в середине сентября. Видимо, прогулка моя прошла спокойно потому, что все преступники, грабители и убийцы суетились в тот вечер вокруг семейного очага и собирали портфели детям в школу.
Вы скажете: в первый раз повезло. Хорошо, но ведь и во второй раз повезло тоже, а это уже, как говорится, тенденция, которую не спишешь на простое везение. Во время второго приезда в Каракас я прошёлся по центральной туристической улице – бульвару Сабана-Гранде, начинающемуся от метро “Chacaito” до знаменитой Площади Венесуэлы – вдоль и поперёк. Казалось бы, здесь-то ко мне должны были пристать. Тут и правда полно сомнительных личностей, которые то и дело кричат «Золото! Серебро! Доллары!», торговцы или мелкие жулики – не разберёшь. Я, конечно, изрядно законспирировался и старался не выделяться. Надел джинсы, обычную футболку и кроссовки, шёл уверенно и не привлекал к себе внимания, в общем старался соответствовать образу среднестатистического венесуэльца: юноша или девушка, или человек средних лет (надо сказать, что венесуэльское общество достаточно молодое), одетые просто и неброско, как полагается в тропическом климате, без особо модных и вызывающих «прикидов», но достаточно опрятно и прилично. После прогулок по обеим частям города в сознании сложился именно такой общий образ венесуэльского прохожего.
Несмотря на то, что мне советовали не фотографировать на Сабана-Гранде, я всё же сделал несколько снимков. В одном из ответвлений бульвара стоят большие, в человеческий рост, буквы государственной нефтяной компании PDVSA. Проходя мимо, я заметил, что их бережно моют и чистят молодые ребята, видимо, работники корпорации. После их усилий красные буквы стали ещё ярче. Наверное, это – одна из попыток политизации вполне коммерческой улицы. Раньше здесь располагались палатки, где торговали различной туристической атрибутикой, но потом власти прикрыли здесь такой вид торговли.
На Сабана-Гранде есть несколько очень живописных медных скульптур в человеческий рост: то молодой человек сидит на скамейке и смотрит в ноутбук, то посреди улицы кучка ребят играет в какую-то детскую игру; то старик, опершись на стойку, смотрит вдаль… и видит буквы PDVSA (эта фигура расположена как раз напротив инсталляции нефтяной корпорации). В городских сумерках эти скульптуры легко спутать с обычными живыми людьми; создаётся какое-то сюрреалистическое ощущение, будто находишься в пограничном состоянии между миром искусства и реальной жизни.
Возвращаясь к себе как потенциальному объекту нападения, продолжу, что в метро не раз чувствовал на себе пристальные рассматривающие взгляды. Наверное, меня выдавали европейский вид, очки и вообще вид кандидата наук. В метро очень редко можно встретить «белых», это скорее, исключение, чем правило. Но взгляды были лишь пристальные и рассматривающие. Никакой агрессии или попыток пристать я не испытал. А ведь три раза в одиночку спускался в метро, не раз спрашивал дорогу и даже фотографировал в метро, хотя друзья советовали и этого не делать.
В общей сложности в одиночных прогулках во время второго приезда провёл более четырёх часов. Утром перед выездом в аэропорт два часа гулял по парку Миранда. Это живописнейшее место, в миниатюре повторяющее географию мегаполиса: холмы сменяют просторные поля – зоопарк под открытым небом, где среди колоннообразных пальм чагуарамо греются под тропическим солнцем игуаны, тюлени, черепахи, а в пруду пришвартован бриг «Леандер», на котором Франсиско де Миранда отправился в экспедицию в Венесуэлу в 1806 году. Уж там-то могли бы выследить, я же фотографировал всё подряд! Но нет, не следили и даже, подумать только, не обокрали. Я прошёл по центральной авениде Франсиско Миранда два перегона метро – от Парка Миранда до Чакао. Ещё восемь месяцев назад здесь происходили перекрытия дорог, акты насилия, стрельба, шли в ход «коктейли Молотова». Это вообще самый оппозиционный и протестный район. Я подошёл к муниципалитету района Чакао, которым всегда управляли яростные противники «кровавого режима», и сфотографировал его на виду у десятков венесуэльцев. Ну хоть один мог быть преступником и дальше за мной проследить.
Но меня всерьёз подвёл только сам муниципалитет. Его фасад украшали большие часы. В полной уверенности, что на государственном здании часы должны показывать правильное время, я обнаружил, что катастрофически опаздываю на самолёт. Часы показывали 13.30 (как сейчас помню), а в отеле мы договорились встретиться в 12.00. В панике ринулся к метро. Показалось, что совсем потерял счёт времени, и даже мобильник, по которому ориентировался, меня обманывал. И только возле входа в метро, минуты через две, сообразил спросить время у прохожего, и тот сказал, что теперь 11.30. Я спокойно сел в метро и добрался до отеля. Так что смею вас заверить: гулять по Каракасу в дневное время не опаснее, чем по Москве. Конечно, в тёмное время суток дело обстоит хуже, и первый опыт я, после данных друзьям обещаний, больше не повторял. Но ведь и по иным районам почти каждого мегаполиса мира иностранцу не порекомендуют гулять вечером…
Руслан КОСТЮК: А какие впечатления у Вас от состояния общественного транспорта Каракаса?
Андрей ПЯТАКОВ: Тут надо несколько слов сказать о метро Каракаса. С эстетической точки зрения, оно не производит особого впечатления. Самая обычная подземка. Но что бросается в глаза и в чем состоит отличие от московского метро – это полное отсутствие гаджетов. У нас обычно люди читают, играют в компьютерные игры, переписываются и т.д. Здесь вы не увидите ни одного гаджета. Почему? Правильно – преступность. Люди боятся демонстрировать телефоны и планшеты. Я поделился этим наблюдением с другом-венесуэльцем, и он очень удивился, когда услышал, что в метро я обычно смотрю фильмы на планшете. Поэтому было бы глупо отрицать проблему преступности в Каракасе, но также глупо и абсолютизировать её и преподносить в качестве следствия боливарианской революции.
Кстати, о следствиях. Государственный общественный транспорт (метро) в Каракасе – практически бесплатный. Он стоит всего 12 боливаров при средней зарплате, приближающейся к миллиону боливаров! Как правило, турникеты просто отключены и работают свободно на вход. Знатоки утверждают, что их не включают, потому что они просто не работают, а ремонт дорогой. В общей сложности я раз восемь спускался в подземку, и всякий раз не было необходимости платить. Из-за экономии энергии практически повсеместно не работают эскалаторы. Возможно, их включают в часы пик, но в остальное время они не функционируют. Тем не менее, иногда турникеты включают, и платить приходится. Столкнулся с подобной ситуацией и я, но успешно её преодолел. Очень спешил на встречу, заплатить государству за проезд было не жалко, но с разочарованием обнаружил, что оставил всю наличность в гостинице. Подошёл к контролеру и сказал, что я русский, который забыл деньги в отеле, что было абсолютной правдой. Несколько секунд посмотрев на меня, женщина нехотя произнесла: «Проходи».
Бесплатный проезд и в городских государственных автобусах. Они курсируют по специально выделенным бетонными отбойниками полосам, чем застрахованы от пробок. Но таких линий очень мало. В основном наземный транспорт – частный. И это просто беда! Полно полуразвалившихся микроавтобусов, что называется, дышащих на ладан. Если во время поездки не случится аварии или хотя бы поломки, можете считать, что вам крупно повезло. Такие «транспортные средства» курсируют всё время с открытыми дверями, что создаёт дополнительные риски для пассажиров. Прокатиться в этакой развалюхе стоит 2000 боливаров!
Отдельно надо сказать о культуре вождения местных водителей, точнее, опять-таки, о её отсутствии. Главный на дороге – это мчащийся впереди автомобиль или мотоцикл. Пешеход опасливо стоит в сторонке и ждёт счастливого мига, когда наконец-то появится просвет в трафике. То, что он стоит на пешеходном переходе, абсолютно не важно. Как только наступил долгожданный момент, нужно бежать. Главное – успеть и во время пробежки смотреть в оба вокруг, иначе из-за угла выскочит мотоциклист и потом будет на вас отчаянно ругаться, если вдруг задавит. Увы, но приходится констатировать, что культура уважения пешехода для венесуэльских водителей – это ещё «терра инкогнита».
Руслан КОСТЮК: Было бы интересно узнать Вашу точку зрения об университетском сегменте современного Каракаса.
Андрей ПЯТАКОВ: Здесь я хочу рассказать о Центральном университете Венесуэлы (ЦУВ), куда мой друг любезно согласился устроить экскурсию. И о пути из университета в легендарное место – Площадь “Los Próceres” («Герои» или «Борцы за свободу»), где воздвигнут потрясающий монумент историческим героям Венесуэлы. Вначале скажу о пути, потому что он произвёл на меня особое впечатление, связав два легендарных культурных центра Каракаса. Немного отойдя от Центрального Университета, вы вступаете на “Paseo de Ilustres”. И не просто вступаете, а, скорее, вплываете. Аллея и впрямь выглядит как речной поток, уходящий в даль города, окружённый тенью деревьев. Дело в том, что аллея вымощена мелкой голубой плиточкой. Поэтому издали она выглядит как река, а вблизи – как уютная прогулочная дорожка на даче. То ли это река, то ли зеркало, в котором отражается венесуэльское голубое небо.
Но всё же начальный пункт – это Центральный Университет Венесуэлы (далее – ЦУВ), построенный по проекту знаменитого венесуэльского архитектора Карлоса Рауля Вильянуэва. На его территории находятся подаренные произведения искусств больших художников и скульпторов со всей Латинской Америки. Фактически – это музей под открытым небом, недаром в 2000 году по инициативе ЮНЕСКО университет был включён в список культурного наследия человечества. Это главное государственное учебное заведение Венесуэлы, образование в нём бесплатно. В 60-е, 70-е и 80-е годы именно этот университет задавал тон в политическом протесте слева, его преподаватели и студенты были, в основном, представителями левых партий, многие из них погибли. Парадоксально, что во времена «четвёртой республики» ректорами университета были люди левых убеждений, а после того, как к власти пришел Чавес, ректоры – не просто правые, а крайне правые.
Это автономное учебное заведение, здесь собственный устав и свои законы, сюда запрещён вход Национальной гвардии и полиции. Это целый студенческий городок, занимающий солидный сектор Каракаса. Это – оплот оппозиции. Большинство студентов настроено против правительства Мадуро. Уже на входе в Университет, ожидая друга, я стал свидетелем необычного зрелища. Дело в том, что через территорию ЦУВ проходит автомобильная дорога, соединяющая разные части города. Мало того, что работники университета открыли для движения только одну из двух полос, так ещё периодически полностью закрывали въезд шлагбаумом. В результате с той и с другой стороны образовалась огромная пробка. Вначале казалось, что продвижение автомобилей как-то регулируется, проезд то открывался, то закрывался. Но под конец просто опустили шлагбаум, людям пришлось разворачиваться и ехать обратно, при этом никаких признаков недовольства сигналами не выражали, видимо, это достаточно привычное действо. Я не понимал, в чём дело. Подошедший вскоре товарищ, который в дальнейшем меня сопровождал, объяснил, что таким образом охранники университета протестуют против университетских властей и добиваются повышения зарплаты, пользуясь его автономным статусом.
Архитектура ЦУВ впечатляет: просторные открытые здания. Главная отличительная черта университета: многочисленные корпусы соединены между собой комфортабельными переходами под бетонными навесами, словно висящими в воздухе. Это сделано, чтобы была возможность переходить из одного корпуса в другой, не попадая под частые в здешнем климате ливни, а также это защита от палящего солнца. Под навесами расположены ларьки с канцелярскими товарами, учебниками и книгами. Проходя мимо одного из таких ларьков, мой спутник сообщает, что в университете была своя типография, но с 2000 года она не работает. Её решили закрыть, чтобы сэкономить средства. Меня это сильно удивляет – ведь таким образом учебное заведение само лишило себя возможности издавать научную продукцию, можно сказать, лишило себя собственного лица. Тем не менее, некоторые факультеты всё-таки выпускают собственные журналы, пользуясь услугами сторонних частных типографий. Спрашиваю, какие политические взгляды доминируют среди преподавательского состава. Сторонников левых взглядов осталось очень мало, в основном они уходят отсюда. Среди местных педагогов преобладают крайне правые.
Часть преподавательского состава «мигрировала» в находящийся неподалеку Боливарианский университет, основанный Уго Чавесом в 2003 году. После экскурсии по ЦУВ мы зайдём и туда, благо до него минут пять пешком, и меня поразит резкий контраст между архитектурным и территориальным размахом ЦУВ и этим прочавистским учебным заведением, занимающим всего один учебный корпус, пусть и многоэтажный. Раньше в нём располагалось главное управление нефтяной компании PDVSA, потом решением Чавеса здание было передано в ведение Боливарианского университета.
Но пока продолжаем исследовать аудитории и внешний вид корпусов ЦУВ. На удивление, здесь нет никаких графических проявлений доминирующих в студенческой среде политических настроений. Говорят, раньше все стены корпусов были расписаны антиправительственными лозунгами и призывами, но потом руководство, решив снизить градус напряжённости, запретило рисовать граффити на зданиях. Тем не менее, внутри учебных корпусов графические артефакты былой политической бури встречаются неоднократно. Например, постоянно можно встретить расклеенные листовки, напрямую сопоставляющих Каракас 1989 года – массовый бунт против неолиберальных реформ – и оппозиционные «гуаримбы» 2014 и 2017 годов.
По знакомству нам дают доступ в «сердце» Университета – Торжественную Аудиторию (Aula Magna). Архитектурное исполнение здесь поистине впечатляет: лёгкое, воздушное ощущение создаётся плавными линиями потолков и стен, полным отсутствием прямых и острых углов. Кажется, будто находишься внутри парящего облака. В звенящей тишине до меня доносится эхо речи Фиделя Кастро, выступавшего здесь в далеком 1999 году. Чавесу здесь не суждено было выступить – ему сюда был закрыт доступ вскоре после созыва Конституционной ассамблеи в том же 1999 году.
Впрочем, надо признать: и студентам ЦУВ присуще чувство патриотизма. Некоторые, пусть и случайные, его проявления были мной обнаружены на тротуарной плитке при подходе к одному из корпусов университета. Дело в том, что пешеходы за длительное время выбили часть плиток, и пустое пространство с удивительной точностью повторяло контуры одного из государств. Какого? Нет, не США – конечно, Венесуэлы.
Руслан КОСТЮК: Андрей, вот ещё один «политический» вопрос. Думаю, даже для зарубежных адептов Боливарианской революции очевидно, что ныне Венесуэла переживает глубокий и системный кризис. С точки зрения очевидца, возможно ли его успешно преодолеть?
Андрей ПЯТАКОВ: Хотелось бы поделиться двумя наблюдениями социально-экономического порядка, в которых как в капле воды отразился переживаемый Боливарианской Венесуэлой кризис. Хочу подчеркнуть, что не вкладываю в слово «кризис» подтекста фатальности и безысходности. Для меня это в первую очередь испытание на прочность – фаза, которую проходит каждый общественный процесс. Более того, именно на этапе кризиса зарождается некое новое качество и открываются ранее не заметные перспективы. Ими и постараюсь завершить данный раздел репортажа.
Итак, наблюдение первое. После посещения мемориала «Героев» («Лос Просерес») и прогулки вокруг живописного озера на территории военного комплекса «Тиуна», куда разрешён доступ гражданским, нам очень захотелось пить. Решили зайти в расположенный неподалеку торговый комплекс. В нём ряд торговых точек, включая несколько частных супермаркетов (государственных аналогов в Венесуэле нет). Один из них встретил радостной, но двусмысленной надписью «Добро пожаловать…!». Именно так – с троеточием перед восклицательным знаком. В целом оформление зала очень похоже на российскую «Пятёрочку», если бы не надписи на испанском, можно было бы и перепутать.
В магазине достаточно богатый ассортимент, вполне схожий с нашей торговой сетью. Но вот цены, конечно, космические. Берём полуторалитровую бутылку воды за 69 тысяч боливаров. Это цена двух продуктовых наборов, распределяемых государством, которых хватает, чтобы прожить семье из трёх человек в течение полумесяца. Я спрашиваю – откуда такая цена? Мой спутник объясняет, что в основном это – цена импортируемого пластика для тары, сама вода ничего не стоит. Взяв воду, минут сорок простояли в очереди. Дело в том, что платят в основном безналично. Из-за того, что количество транзакций возросло в сотни раз из-за отсутствия наличных денег, терминалы с трудом справляются с нагрузкой и очень сильно тормозят.
Второе наблюдение – это непрестанные очереди в банкоматы, неотъемлемый атрибут городских пейзажей Каракаса. Примерно полгода назад было введено ограничение на снятие наличности в банках – как государственных, так и частных. В день можно снять не больше 10 тысяч боливаров, в условиях даже не галопирующей, а реактивной инфляции – сумма очень маленькая. Наблюдая за этими очередями, вспоминаю Афины лета 2015 года. Тогда, в преддверии референдума по поводу согласия с дальнейшим принятием условий Меморандумов ЕС, финансовая «Тройка», контролирующая всю банковскую систему Греции, ввела аналогичные ограничения. Преследовались явно электоральные цели – деморализовать избирателя, посеять панику и неуверенность в завтрашнем дне.
Спрашиваю себя: виновато ли в подобной ситуации правительство Венесуэлы, столкнувшееся с падением цен на нефть и находящееся под давлением экономических санкций? Эти два условия обусловили финансовую асфиксию экономики Венесуэлы, катастрофически не хватает свободной денежной наличности. Так вот, в какой мере оно виновато в переживаемых проблемах – в инфляции и росте цен, а также в очередях к банкоматам? Полагаю, что виновато, но не в том смысле, как это принято педалировать в СМИ, – не в плане сознательного создания проблем, а в том плане, что недостаточно жёстко и принципиально реагирует на нихи противостоит им.
Можно лишь задать простой вопрос, который как компас всегда приходит на выручку: кому это выгодно? Выгодны ли действующей власти гиперинфляция и лишение граждан наличных денег? Ответ очевиден. Такое положение выгодно силам, заинтересованным в смене политического курса. По большому счёту, экономические трудности и проблемы имеют четкую электоральную заточенность, как и в случае с греками, – деморализовать избирателя, посеять панику и растерянность.
В настоящее время власть находится в положении догоняющего. Цены растут, а правительство постоянно повышает заработную плату. Рост зарплат не успевает за динамикой цен. Но ведь цены устанавливаются частными игроками, бизнесом, торговыми центрами – всё в духе «свободной рыночной экономики». Значит, необходима жёсткая и последовательная интервенция государства в область регулирования ценообразования. А это невозможно в ситуации, когда в экономике доминирует частный сектор. По оценкам, 93,2% предприятий и экономических субъектов в венесуэльской экономике являются частными и только 6,8% контролируются государством. Контроль государства де-факто оказывается ограниченным и чересчур мягким для экстремальной ситуации, а рыночные отношения, судя по произвольному росту цен, чувствуют себя более чем комфортно.
Если нивелировать возможные отклонения и ситуационные погрешности, то в чистом виде можно обозначить два альтернативных сценария будущего Венесуэлы: либо власть решится на «революцию в революции», либо стране будет грозить превращение в латиноамериканский аналог Ливии или Ирака. О наличии предпосылок первого сценария, говорит, в частности, созыв Конституционной ассамблеи – пожалуй, самый радикальный и принципиальный шаг в текущей истории Боливарианской революции. О том же свидетельствует успех правящего блока на местных и президентских выборах и последующее наступление на коррупцию, призванное перехватить это оружие у внутренних и внешних противников. Но пока это – меры в сфере политики и права, необходимые, но недостаточные. Рискнёт ли правительство на аналогичные шаги в сфере экономики – вопрос открытый.
