- Письмо, в котором сообщалось о рождении Вивьена, у меня похитили, позже оно каким-то образом очутилось на столе директора. Думаю, что речь пойдёт об этом.
- Я же ничего такого не писал, что могло бы навести на мысли... Ну, разве что, намёками, - Жорж задумался, - почему ты его не сжёг, как обещал?
- Не успел, да и от радости голову потерял.
- Ладно, разберёмся, я за годы семейной жизни и не из таких ситуаций выкручивался. А уж тебя в обиду так точно не дам! - у него заходили желваки. - Не думал, что и в семинарии подобное может случиться... Есть подозрения?
- Есть один парень, он видел меня в слезах счастья в тот день, - но я не хочу утверждать, не зная точно. Он мой сосед по комнате.
- Тебя уже расспрашивали?
- Да, конечно.
- Что ты им сказал?
- Вы поделились со мной радостью, а автор доноса является бесчестным человеком и вором, сделавшим свои выводы.
- Подожди! Я им ещё устрою! Будут знать, как лезть в чужую жизнь! - взгляд его стал острым, как скальпель.
- Жорж, прошу, не нужно меня защищать!
- Кто же, если не я?! Ты мне, как родной сын, а я за своих детей всех порву, если понадобится одними зубами! - в его карих глазах появилась какая-то неумолимая древняя сила, словно уже когда-то я видел в нём нечто подобное.
- Скажите, Жорж, а Вам не приходят воспоминания о том, чего не было в этой жизни?
Мой вопрос показался ему таким странным и неожиданным, что он даже замер на полуслове.
- Что ты имеешь в виду, мой мальчик?
- То, что было с Вами, но не здесь, не сейчас, а когда-то очень давно...
- Ты увлёкся буддизмом? Я правильно понял?
- Нет! - улыбнулся я, - моя вера Вам хорошо известна, просто иногда ловлю себя на странных мыслях, которые трудно объяснить иначе... Вот, к примеру, сейчас я вижу в Вашем волевом подбородке, взгляде, словах другого человека, которого точно знал и видел когда-то... - перед глазами промелькнула горностаевая мантия, обитая красной парчой, языки пламени, жадно облизывающие обугленные книги, площадь, на которой толпится народ, страстная речь инквизитора... - Да! Я уже видел этот взгляд, способный стереть в порошок. По лицу моего покровителя пробежали капли пота, а может слёз, неважно. Знаю, что он сделал это ради меня, ради того, чтобы спасти моих детей и сохранить мою никчёмную жизнь. Я испытываю муку за принесённые им жертвы, значимость которых бесценна для потомков. Горят книги, которые собирались столетиями, и виной тому я - Эрнесто Гриманни!
- Эдуард, тебе плохо? Мальчик мой, ты совсем побледнел.
- Похоже, я и вправду схожу с ума, вчера всю ночь читал, и книга оказалась настолько поразительной, что до сих пор не выходит у меня из головы... Так о чём мы говорили?
"Козимо! Его звали Козимо! Великий герцог Тосканы, коего стал я правой рукою. Его глаза, в которых так много горя, страсти, побед и поражений, любви и ненависти, отчаяния и надежды. Как странно и неожиданно переплелись наши судьбы, как витиевато раскинулись нити, связавшие нас! - я смотрел на Жоржа-врача, чьи руки спасли меня ещё в детстве, и в голове не укладывалось, как в нём помещается дух прославленного правителя Флоренции, для которого и дворцов было мало, чтобы вместить в них всю широту его натуры... - Дивны дела твои, Господи!"
- Почему ты молчишь? С тобой, правда, всё хорошо? Не волнуйся, Эдуард, я сделаю всё, как нужно.
Он скрылся за дверью, я остался стоять перед кабинетом директора, сражённый своими догадками, встречей с прошлым, своим прозрением... Мне было удивительно безразлично, что сейчас происходит за дверью кабинета и чем для меня, Эдуарда Боссе, обернётся беседа Жоржа Милера с главой семинарии. Меня пронзали осколки памяти, впиваясь в сердце сладостной болью невосполнимых утрат и, в то же время возникло ясное осознание того духовного богатства, которым я обладаю.
Благодарю за участие!